Ознакомительная версия.
— Не застал?
— Нет. Потому что, когда я возвращалась лесом…
— Лесом? — перебил я ее.
Каролина покраснела.
— Сегодня такой восхитительный день, — воскликнула она. — Мне захотелось немного прогуляться. Лес с его осенними красками великолепен в это время года!
Каролина ставит лес ни во что в любое время года. Лес для нее такое место, где можно промочить ноги, или где всякого неприятного рода вещи могут капнуть вам на голову. Нет, в наш местный лес Каролину мог привести только хорошо развитый инстинкт мангусты. Лес — это единственное место, примыкающее к деревне Кингс Эббот, где можно поговорить с молодой женщиной, не боясь, что вас увидит вся деревня. Он граничит с Фернли Парк.
— Ну, продолжай, — сказал я.
— Когда я возвращалась лесом, я услышала голоса.
Каролина помедлила.
— И что же?
— Один голос принадлежал Ральфу Пэтону. Я узнала его сразу. Другой был женский. Конечно, я не думала подслушивать…
— Да, да. Конечно, — заметил я с откровенной насмешкой, которая, однако, не задела Каролину.
— Но я просто не могла не услышать. Девушка что-то сказала, — я не совсем уловила, что именно, — и Ральф ответил. Голос его был сердитый. «Моя дорогая, — сказал он, — неужели ты не понимаешь, что старик может лишить меня наследства? Он сыт мною по горло за последние годы. Еще немного — и все будет хорошо. Нам нужны деньги, моя дорогая. Я буду очень богат, когда старик сыграет в ящик. Он скряга, но он купается в деньгах. Я не хочу, чтобы он изменил свое завещание. Предоставь все мне и не тревожься». Это точно его слова. Я хорошо их запомнила. К несчастью, в этот момент я наступила на сухую веточку или на что-то другое, они умолкли и удалились. Я, конечно, не могла бежать за ними и не увидела, кто была та девушка.
— Это было самым досадным, конечно, — сказал я. — Но думаю, ты все же поспешила в «Три вепря» в бар, чтобы подкрепиться рюмкой коньяка, а заодно и убедиться, обе ли официантки на месте?
— То была не официантка, — с уверенностью сказала Каролина. — Я почти уверена, что это была Флора Экройд. Только…
— Только тогда все кажется лишенным смысла, — согласился я.
— Но если это была не Флора, то кто же?
Моя сестра быстро перебрала всех девушек, живущих в округе, с многочисленным перечислением всех «за» и «против» для каждой. Когда она остановилась, чтобы перевести дух, я пробормотал что-то о больном и выскользнул из дома. Я направился в «Три вепря», полагая, что Ральф Пэтон, вероятно, уже туда вернулся.
Я слишком хорошо знаю Ральфа, по крайней мере, лучше, чем кто-нибудь другой в Кингс Эббот, потому что я знал его мать и, следовательно, понимаю в нем многое из того, что других озадачивает. Он стал в какой-то степени жертвой наследственности. Он не унаследовал от своей матери роковую склонность к спиртному, но, тем не менее, в нем скрыто какое-то слабоволие. Как уже заявил мой новый друг, он необыкновенно красив. Шести футов роста, пропорционально сложен, с легким изяществом атлета. Он брюнет, как и мать, а красивое загорелое лицо всегда готово озариться улыбкой. Ральф Пэтон из тех, кто очаровывает легко и без усилий. Он потворствует своим желаниям, сумасброден и расточителен, ни перед чем в мире не преклоняется. Несмотря на все это, он очень привлекателен, и все его друзья ему преданы. Смог бы я что-нибудь сделать для него? Думаю, что смог бы.
В «Трех вепрях» мне сказали, что капитан Пэтон только что вернулся. Я поднялся наверх и вошел в его комнату без доклада. На какой-то момент, вспомнив, что я слышал и видел, я усомнился в хорошем приеме, но опасения эти были напрасны.
— О! Шеппард! Рад вас видеть! — С улыбкой и протянутой рукой он пошел мне навстречу. — Единственный человек, которого я рад видеть в этой дыре.
Я вскинул брови.
— Что же вы делаете в этой дыре?
Он раздраженно усмехнулся.
— Это долгая история. У меня плохи дела, доктор. Но прежде выпейте.
— Благодарю — выпью.
Он нажал на кнопку звонка, затем вернулся и бросился в кресло.
— Если говорить без обиняков, — сказал он мрачно, — у меня все чертовски запутано. Ни малейшего представления, что делать дальше.
— Что случилось? — спросил я сочувственно.
— Все это мой отчим, черт его дери.
— Что же он сделал?
— Дело не в том, что он сделал, а в том, что он, вероятно, сделает.
Пришли на звонок, и Ральф заказал вино.
Когда человек ушел, он сел, сгорбившись, в кресло, хмурясь своим мыслям.
— Это действительно серьезно? — спросил я.
Он кивнул.
— На этот раз я совершенно один, — сказал он спокойно.
Необычная серьезность его голоса убеждала меня в том, что он говорит правду. Нужно многое, чтобы Ральф стал серьезным.
— В самом деле, — продолжал он, — я не вижу выхода… Будь я проклят, если я его вижу.
— Если я смогу помочь… — предложил я неуверенно.
Он решительно покачал головой.
— Вы очень добры, доктор. Я не могу позволить себе впутывать вас в это дело. Я должен действовать один.
С минуту он молчал, а затем изменившимся голосом повторил:
— Да, я должен действовать один.
Около половины восьмого я позвонил в парадное Фернли. Дверь тотчас же открыл Паркер, дворецкий.
Вечер был прекрасный, и я предпочел пройтись пешком. Я вошел в просторный квадратный холл, Паркер помог мне снять пальто. В это время секретарь Экройда, приятный молодой человек по имени Реймонд, с бумагами в руках проходил в кабинет хозяина.
— Добрый вечер, доктор. Пришли обедать? Или это профессиональный визит?
Второй вопрос был, вероятно, вызван тем, что он увидел, как я поставил на дубовую кушетку свой черный саквояж.
Я объяснил, что в любой момент ожидал вызова по случаю родов и поэтому пришел, готовый к срочному вызову. Реймонд кивнул и пошел дальше, бросив через плечо:
— Проходите в гостиную. Дорогу вы знаете. Дамы сейчас придут. Мне нужно только отнести эти бумаги мистеру Экройду. Я доложу ему, что вы уже здесь.
С появлением Реймонда Паркер ушел, и в холле я остался один. Я поправил галстук, посмотрел в большое зеркало и через всю комнату направился прямо к двери, которая, как я знал, вела в гостиную.
В тот момент, когда я поворачивал ручку, изнутри послышался звук, — как мне показалось, звук опущенной оконной рамы. Я отметил это совершенно подсознательно и в то время не придал этому никакого значения.
Отворив дверь, я вошел и чуть не столкнулся с мисс Рассел, как раз выходившей оттуда. Мы оба извинились.
Я обнаружил, что впервые смотрю на экономку оценивающим взглядом, думая о том, насколько же красива она была раньше, если красота ее сохранилась и поныне. Седина не тронула ее темные волосы, и если бы у нее всегда был румянец, как был он у нее в эту минуту, строгость ее облика не была бы столь заметна. Я невольно отметил, что она вошла снаружи, так как дыхание ее было учащенным, и казалось, что перед этим она бежала.
— Боюсь, что я пришел на несколько минут раньше, — сказал я.
— О! Не думаю. Сейчас уже половина восьмого доктор Шеппард.
Она несколько помедлила, а затем заметила:
— Я не знала, что вы сегодня у нас обедаете. Мистер Экройд не сказал мне об этом.
Мне показалось, что мое присутствие здесь на обеде для нее чем-то неприятно. Но я не мог понять — чем?
— Как ваше колено? — поинтересовался я.
— Все так же, благодарю вас, доктор. А теперь мне нужно идти. Миссис Экройд сейчас придет. Я… Я только заходила взглянуть, на месте ли цветы.
Она быстро исчезла из комнаты. Я подошел к окну, удивляясь ее явному желанию оправдать свое присутствие в гостиной.
Окна были высокие — французские, они открывались на террасу. Следовательно, звук, услышанный мною, не мог быть звуком опускаемой рамы.
Может быть — уголь в камине? Нет, это вовсе не подходит. Выдвижной ящик бюро? Нет, не то.
Затем мой взгляд остановился на предмете, который, как я знаю, здесь называют серебряным столом. Его стеклянная крышка открывается. Через нее можно видеть содержимое стола. Я подошел и стал рассматривать находившиеся в нем вещи. Там были две или три старинные серебряные монеты, детская туфля, принадлежавшая, как утверждают, королю Чарльзу Первому, несколько китайских нефритовых статуэток и довольно много уникальных африканских вещичек.
Желая получше рассмотреть одну из нефритовых фигурок, я поднял крышку. Она выскользнула из моей руки и захлопнулась.
Я тотчас же узнал звук, который слышал. Это был звук осторожно и мягко опускаемой крышки этого самого стола. С удовлетворением проделал я два или три раза эту операцию. Затем снова поднял крышку, чтобы более тщательно рассмотреть содержимое.
Я все еще стоял, склонившись над открытым серебряным столом, когда в комнату вошла Флора Экройд. Флору Экройд многие не любят, но никто не может не восхищаться ею. А для своих друзей она просто очаровательна. Прежде всего, поражает ее необыкновенная красота. У нее настоящие скандинавские светло-золотистые волосы. Голубизна глаз схожа с голубизной воды норвежских фиордов, а кожа лица — поистине кровь с молоком. У нее прямые мальчишеские плечи и узкие бедра. А великолепное здоровье может служить приятным утешением медику, утомленному своими пациентами. Простая английская девушка… Я рискую показаться старомодным, но подлинная красота заставляет сердце биться чаще.
Ознакомительная версия.
