Самолет снова начал кружить. Он попадал в небольшие воздушные ямы, его довольно сильно качало, и Энджелл почувствовал все нарастающую в душе тревогу. Трудно представить себе состояние более неприятное, чем то, когда ты находишься в воздухе на высоте нескольких тысяч футов от земли и летишь в самолете над гористой местностью, где горные вершины, возможно, тоже достигают нескольких тысяч футов над уровнем моря, и тебя трясет в самолете весом в 65 тонн вместе с другими ста пассажирами, весьма ненадежно защищенными от смерти тонкой оболочкой из алюминия и стали, четырьмя сложными моторами, управляемыми более или менее искусно двумя людьми, — и при этом нет возможности приземлиться.
Человек, сидящий впереди, сказал:
— В Цюрихе мы никогда не сядем, уж поверьте мне! Они там построили аэропорт в таком районе, где вечно лежит туман. — Голос у пассажира был громкий, грубый, безапелляционный.
— Вы часто летаете этим рейсом? — спросила девушка. — У вас какое-нибудь дело в Швейцарии?
— Не какое-нибудь дело. А дела, — сказал Энджелл, чувствуя как у него все внутри сжимается от страха. — Я стряпчий и веду дела за границей. — И зачем только ему пришло в голову лететь ночью, ведь днем гораздо больше вероятности не попасть в туман. Экономия оказалась обманчивой, видит бог, рисковать собственной жизнью из-за каких-то двадцати фунтов.
Самолет снова взмыл вверх. Интересно, каковы его запасы бензина, всегда ли дополна наполняются баки для таких коротких перелетов?
Девушка сказала:
— Я работаю в магазине Д. X. Эванса. В парфюмерном отделе. Работа довольно приятная. Только вот ездить далеко. Трачу на дорогу массу времени.
— Пожалуйста, пристегните ремни и погасите сигареты.
Теперь самолет швыряло из стороны в сторону, совсем как пьяного. Никогда Энджеллу не приходилось испытывать ничего подобного. Бамп-бамп — с треском выбросились колеса шасси. Звук моторов стал другим. Казалось, самолет от этих ударов вот-вот разлетится на мелкие куски.
Он начал расспрашивать ее о семье. Его ничуть не интересовала ее семья, и он даже не попытался выслушать ее ответ. Разговор был просто средством удержаться на грани разумного, когда тебя подстерегает нечто чудовищное. В окнах не видно было ни зги.
Она сказала:
— Вот ужас, если пропадет еще целый день для лыж. У меня тогда останется всего девять дней. Знаете, каково это вновь становиться на лыжи через год? Почти три дня уходит, чтобы заново натренировать ноги.
Качающейся походкой по проходу прошла стюардесса, придерживаясь за спинки кресел, она выполняла свои обязанности и следила за тем, чтобы каждый пассажир выполнял приказания команды. Пассажира, сидящего напротив, тошнило. Крен, провал, крен, провал. Можно было благополучно доехать поездом, подумал Энджелл, переправиться на пароме через Ла-Манш, оттуда снова на поезде: старый путь, такой простой и такой надежный. Пытаешься сэкономить какие-нибудь двадцать четыре часа — и ставишь на карту оставшиеся двадцать четыре года своей жизни.
Девушка сняла с шеи светлый газовый шарфик и повязала его заново. Она отложила в сторону журналы. Ясно: для нее полет подошел к концу. Ее спокойствие вызывало в нем раздражение. Полное отсутствие воображения, послушная, банальная, невежественная девица из толпы, каких тысячи, наружность немного выделяет ее, но это чисто внешнее отличие, обманчивое. Простая продавщица. Миллионы подобных родятся, живут и умирают неприметно по всему свету. Как они того и заслуживают. На шее у нее не то синяк, не то родимое пятно. В остальном же она выглядит вполне аккуратной и чистенькой. На какое-то мгновение раздражение, которое она в нем вызывала, сменилось в совсем неподходящий момент желанием, при мысли о том, как было бы приятно выяснить, вся ли она такая чистенькая. Подобного чувства он не испытывал уже многие годы. Возможно, оно было порождено страхом перед возможностью внезапной гибели и реакцией, такой же, как у старого дерева, которое пытается цвести, когда корни его уже подрублены.
Потом это чувство прошло, и в душе по-прежнему остался вполне понятный страх перед тем, что ждет его впереди. В каком-то смысле она была права: полет закончился для всех пассажиров. Через минуту-две все либо начнут отстегивать ремни и доставать одежду, либо станут мертвецами, превратятся в искалеченные, изуродованные, обгоревшие тела, лишенные жизни, чувств, будущего, погубленные силой земного притяжения, — насекомые, самонадеянно пытавшиеся вырваться из родной стихии и потерпевшие поражение.
Самолет нырнул вниз, и Энджелл увидел в окне огни. Затем бормотание мотора перешло в грохочущий рев, почудилось, что они со свистом пронеслись, чуть не задев что-то не то в воздухе, не то на земле, но тут самолет взмыл вверх, и они снова стали набирать высоту.
— Я же говорил, мы никогда не приземлимся, — сказал сидящий впереди мужчина. — Посмотрите, как он снова задрал нос. Черт возьми, чуть не потерял скорость! Эй, мисс, что произошло?
— Ничего, — неуверенным тоном ответила прошмыгнувшая мимо стюардесса.
Энджелл вынул носовой платок стереть выступивший на лбу пот. Теперь они делали вираж, самый тяжелый момент, казалось, миновал. Есть ли вокруг Цюриха высокие горы? С неожиданным дружелюбием он вдруг сказал, обращаясь к девушке:
— Когда-то я здесь великолепно пообедал в отеле у озера. Лучшей кухни во всей Европе не сыщешь. Икра, вареный палтус под нормандским соусом, жареный бекас с трюфелями, нежный французский сыр, название, правда, не припомню… — И чего это он разболтался? Совсем не в его натуре болтать о пустяках даже с друзьями, не говоря уже о незнакомцах. Никогда в жизни он не разговаривал, например, со случайными попутчиками в поезде.
Девушка, приятно оживившись, улыбаясь, слушала его. Карандаш Энджелла упал на пол, и они оба, шатаясь на креслах от качки, наклонились, чтобы его поднять, чуть не стукнувшись головами. Он поблагодарил ее. Самолет заходил на второй вираж, спокойно, без тряски, покачивая крыльями. Неужели пилот мог что-нибудь разглядеть в этакой кромешной тьме?
— …Кухня, — говорила девушка, — а вот под конец дня я так устаю, что готова есть все подряд. Прямо не можешь заставить себя сделать лишнее усилие.
Вниз. Страшный крен, от которого все обрывается внутри. Колеса шасси коснулись земли, снова оторвались, снова коснулись, и самолет помчался на большой скорости в конец бетонированной посадочной полосы. Взревели реактивные двигатели, самолет начал тормозить; все затянули потуже пристяжные ремни; ход стал замедляться. Раздался щелчок в трансляционной сети.
— Леди и джентльмены, сожалеем, если доставили вам какие-либо неудобства при приземлении. В транзитном пассажирском зале к вашим услугам закуски и освежающие напитки. Надеемся, что сможем продолжить наш полет на Женеву примерно через час. Просим оставаться на своих местах, пока не будут выключены двигатели и самолет не остановится.
— Эпуаз, — сказал Энджелл.
— Простите? — переспросила девушка.
— Название сыра, — пояснил он, но, поскольку они благополучно приземлились, он сказал это только самому себе. Ничто не заставило бы его снова вступить с ней в разговор.
Впервые Энджелл встретил Клода Воспера пять лет назад на одном собрании, где решался вопрос о подлинности картин. Его пригласили на это собрание, поскольку он слыл большим знатоком живописи, и Энджелл оказал Восперу тогда небольшую услугу, после чего у них даже возникла короткая переписка. У Энджелла создалось впечатление, что четвертый виконт Воспер удалился от английского общества, полностью порвав все деловые связи, и у него не осталось на родине никаких финансовых интересов, за исключением того, что причиталось ему по отцовскому завещанию, но, поскольку имущество это было вверено опеке, он не мог им распоряжаться.
Воспер был высокий худощавый мужчина лет пятидесяти девяти, а его новая жена, Чармиан, которую Энджелл никогда прежде не встречал, оказалась хорошенькой живой брюнеткой еврейского происхождения, лет двадцати восьми; виконт неплохо устроился, подумал Энджелл, да Воспер и сам подтвердил это, сказав:
— Отличная женщина, прежним до нее далеко. Пока что я доволен. Прекрасно умеет устраивать быт. С тех пор как я на ней женился, у меня вдвое сократились расходы, а живу я гораздо лучше. Ни единого резкого слова не услышишь. Если сравнить с Памелой, бог ты мой, или даже со Сью… — И он раскатисто захохотал.
Разговор этот, разумеется, произошел уже после того, как лед был сломлен. Нежданного гостя приняли поначалу весьма сдержанно. Как если бы Энджелл явился по поводу уплаты страховки. Он объяснил, что приехал на несколько дней отдохнуть в Швейцарию и воспользовался этим, чтобы заехать к Восперу с одним предложением. Затем разговор коснулся денег, крупных сумм, и атмосфера окончательно прояснилась.
