– Мне нужно сделать срочный звонок. – Лон вручил мне картонную папку. – На, развлекайся.
Это было досье на Томаса Г. Йегера. Не слишком пухлое: дюжина газетных вырезок, четыре напечатанные на пишущей машинке докладные записки, вырезка статьи из профессионального журнала «Пластикс тудей» и три фотографии. Две фотографии были сделаны в фотостудии, внизу стояла фамилия Йегер, а на одной было запечатлено мероприятие в бальном зале отеля «Черчилль», подпись под снимком гласила: «Томас Г. Йегер произносит речь на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс, отель „Черчилль“, Нью-Йорк, 19 октября 1958 года». Йегер стоял на сцене у микрофона, рука поднята в приветственном жесте. Я прочел докладные записки, пролистал вырезки из газет и уже перешел к статье из журнала, но тут Лон закончил телефонный разговор и повернулся ко мне:
– Ну ладно, хорошенького понемножку. Отдавай.
Закрыв папку, я положил ее на стол:
– Я пришел заключить сделку, но сперва ты должен кое-что уяснить. Я никогда не видел Томаса Г. Йегера, никогда не разговаривал с ним, не вступал ни в какие контакты, так же как и мистер Вулф. И вообще, я ничего о нем не знаю, за исключением того, что ты сообщил мне по телефону или я прочел сейчас в этом досье.
– Хорошо. А теперь не для протокола. Сугубо между нами.
– То же самое. Хочешь верь, хочешь нет. Но я услышал о нем кое-что любопытное, после чего и позвонил тебе в пять вечера. Я хочу до поры до времени попридержать эту информацию хотя бы на двадцать четыре часа, а может, и дольше. Думаю, у меня не будет ни минуты свободной, и я отнюдь не горю желанием провести завтрашний день в офисе окружного прокурора. Поэтому людям совершенно не обязательно знать о том, что сегодня я наводил у тебя справки о Йегере.
– Не обязательно, но желательно. По крайней мере для меня. Ведь я посылал за досье. Если я скажу, типа мне привиделось, будто что-то должно случиться, могут пойти разговоры.
– Да ладно тебе! – ухмыльнулся я. – У тебя, что ли, совсем яиц нет? Неужели так трудно навешать им лапши на уши? Например, сказать, что информатор сообщил кое-что интересное, но ты не хочешь нарушать условия конфиденциальности? Кроме того, я предлагаю тебе сделку. Ты забываешь о моем интересе к Йегеру до дальнейшего уведомления. Я внесу тебя в список для поздравления с Рождеством. В этом году это будет абстрактная красочная картина с текстом следующего содержания: «Мы хотим подарить тебе картину с изображением того, как купаем свою собаку. С наилучшими пожеланиями от Арчи, Мехитабель и детишек» [2].
– У тебя нет никакой Мехитабель и тем более никаких детишек.
– Естественно. Вот потому-то картина и будет абстрактной.
Лон окинул меня внимательным взглядом:
– Ты можешь дать хоть что-нибудь не для цитирования. Или что-то такое, что я мог бы придержать до твоей отмашки.
– Нет. Не сейчас. В случае чего я хорошо знаю номер твоего телефона.
– Ты в своем репертуаре! – Лон развел руками. – Ладно, у меня дел невпроворот. Будет настроение, заглядывай.
У него на столе зазвонил телефон, Лон отвернулся, и я вышел из комнаты.
По дороге к лифту я обдумал сложившуюся ситуацию. Я сказал Вулфу, что вернусь ближе к отходу ко сну. Но сейчас было всего лишь девять часов. А я здорово проголодался. Конечно, можно было бы где-нибудь перекусить и во время еды разработать план действий, но я чертовски хорошо знал, что именно собирался делать, а это могло занять всю ночь. Кроме того, на задании мне следовало действовать, исходя из своего опыта и здравого смысла, а при возникновении осложнений – звонить Вулфу. Но сейчас телефон не годился, и не только потому, что Вулф ненавидел что-либо обсуждать по телефону, но и потому, что нужно было преподнести ситуацию в правильном свете, а иначе Вулф откажется играть в мои игры. В результате я поймал такси и дал водителю адрес старого особняка из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице.
Я вышел из такси и, преодолев семь ступенек крыльца, нажал на кнопку звонка. Конечно, у меня был свой ключ, но в мое отсутствие Фриц обычно запирал дверь на цепочку. Фриц впустил меня внутрь, но держался индифферентно, однако в его глазах я прочел неприкрытый вопрос – тот же самый вопрос, который он не решился задать сегодня днем: появился ли у нас наконец клиент? Я сказал, что это по-прежнему не лишено вероятности, но сейчас у меня живот подвело от голода и я хотел бы получить кусок хлеба и стакан молока. Фриц ответил, что да, конечно, он сию же минуту сделает все в лучшем виде, и я прошел в кабинет.
Вулф сидел за своим письменным столом, откинувшись на спинку кресла – пожалуй, единственного в мире кресла, в котором он мог сидеть, не скривившись. Кресло было изготовлено под его руководством по особому заказу. В комнате горел лишь настенный светильник над левым плечом Вулфа, и при таком угле преломления света он выглядел даже более корпулентным, чем на самом деле, напоминая гору в лучах восходящего солнца. Я вошел и включил общий свет, вернув Вулфу привычные размеры.
– Хм… – произнес он и, дождавшись, когда я сяду за стол, спросил: – А ты успел поесть?
– Нет. Но Фриц сейчас что-нибудь принесет.
– Принесет? – удивленно и даже чуть-чуть раздраженно переспросил Вулф.
Как правило, если я, задержавшись на задании, пропускаю очередную трапезу, то сразу же отправляюсь на кухню перекусить, за исключением тех случаев, когда мне нужно доложить о чем-то не терпящем отлагательств. Но когда Вулф настроен уютно скоротать вечер за книгой, ему меньше всего хочется выслушивать чьи-то доклады.
– Я хочу снять камень с души.
Вулф поджал губы, но продолжал держать в обеих руках открытую книгу, довольно толстую. Заложив нужную страницу пальцем, Вулф тяжело вздохнул:
– Ну что там у тебя еще?
Я решил, что не стоит ходить вокруг да около. Когда имеешь дело с Вулфом, приходится действовать сообразно обстановке.
– Листок бумаги, который я положил вам на стол. Банковский баланс после выписанных чеков. В июне, а точнее, через тридцать семь дней уплата налогов. Конечно, мы можем внести изменения в декларацию, если нам не
