– Что бы вы сейчас ни сказали, это останется между нами, сэр, – заверил он.
– Очень хорошо, – сказал Эмберли.
Он взял трубку и сделал несколько затяжек.
– Начну все с самого начала. – Он вынул из кармана склеенные половинки завещания и прочел дату. – Это было одиннадцатого января два с половиной года назад, когда Джаспер Фонтейн составил новое завещание. Вот оно. Оно написано от руки им самим на листе бумаги и подписано дворецким Даусоном и лакеем Коллинзом в качестве свидетелей. Завещание составлено в пользу его внука Марка, а в случае отсутствия оного в пользу его внучки Ширли. Из чего я сделал вывод, что он незадолго до этого узнал о их существовании. А может быть, передумал. Но это не существенно. Он оставил Марку большое состояние и десять тысяч фунтов своему племяннику Бэзилу, который в соответствии со старым завещанием наследовал все имущество. Я также узнал, что он умер спустя пять дней, следовательно, нотариус этот документ не подписывал.
Что дальше произошло с завещанием, я не знаю, но то, что два свидетеля завладели им после смерти Фонтейна, неоспоримо. Разорвали ли они его пополам тогда же или позже, я опять таки не знаю. Так или иначе, но это было сделано, и лакей получил одну половину, а дворецкий вторую. Бэзил Фонтейн вступил во владение наследством в соответствии со старым завещанием, а два мерзавца затеяли его шантажировать, постоянно держа его в страхе возможностью обнародовать более позднее завещание. – Он пометил и снова посмотрел на Ширли. – Может быть, ты расскажешь, почему Даусон решил обратиться к вам?
– Думаю, он боялся Коллинза, – ответила Ширли. – Коллинз хотел получить его половину завещания. Даусон производил впечатление трусливого человека, но не способного на шантаж. Не знаю, как он узнал о нас и отыскал, – она покраснела. – Понимаете, мой отец… не был уважаемым человеком. Когда он умер, мама уехала из Иоганнесбурга и взяла фамилию Браун. Марк и я после ее смерти сохранили эту фамилию и вернулись в Англию Браунами. Своей настоящей фамилией мне нечего было гордиться, а Марку было все равно. Несмотря на это, Даусон разыскал нас и написал Марку. Это было очень загадочное письмо, намекающее на существование завещания в пользу Марка и предостерегающее о разного рода опасностях. Сейчас оно находится в моем банке. Я подумала, что лучше будет сохранить его. Марк воспринял это письмо как розыгрыш. Я – нет. Я поехала в Аппер Неттлфоулд, чтобы снять квартиру. Тогда сдавали в наем Айви коттедж, и мы переехали туда. Коттедж мне больше подходил из-за… из-за привычек Марка. Я заставила Марка написать Даусону о том, что он хочет с ним встретиться. Это напугало Даусона. Он не хотел, чтобы мы оказались в Аппер Неттлфоулде, поскольку это очень опасно. Однажды он пришел в коттедж, но так боялся, что его увидят, что больше уже не приходил. Он рассказал нам все о завещании, о чем вы слышали от Фрэнка. Он хотел уехать и не связываться больше с этим делом. Не думаю, что он боялся полиции больше, чем Коллинза. Он преложил нам продать свою половину. – Она замолчала и посмотрела на сержанта. – Конечно, я понимаю, что нарушила закон, вступив с ним в переговоры, но я не могла передать это дело в руки полиции не только потому, что завещание было порвано пополам, но и потому, что, узнай Коллинз, что им интересуется полиция, он немедленно уничтожил бы свою половину.
– Очень щекотливый вопрос, – согласился сержант, который с изумлением вслушивался в каждое слово.
– Беда в том, – продолжила Ширли, – что Даусон хотел получить за нее непомерную сумму, которую мы, естественно, не могли ему дать, пока наследство не перешло к нам. Это был тупик, но в конце концов мы пришли к компромиссу, и Даусон, как я думаю, главным образом, потому, что боялся, что мы обратимся в полицию, если он не сдержит слово, согласился отдать свою половину как бы в кредит нам. Он должен был встретить Марка на Питтингли-роуд в свой выходной вечер и передать ему половину завещания – мне тогда казалось, что лучше иметь половину завещания, чем ничего – а Марк, в свою очередь, должен был дать ему чек на пять тысяч фунтов.
– Подождите минуту, мисс! Ваш брат присутствовал, когда Даусона убили? – спросил сержант.
– Вы не на службе, сержант, – вмешался Эмберли. – Теперь мы подошли к моему противоречащему закону поступку. Вы помните, что я как-то говорил вам, что я не на вашей стороне?
– Как же, помню, сэр, – сказал сержант, вытаращив глаза.
– Я сообщил вам, – продолжал Эмберли, – что обнаружил тело убитого человека в салоне «остина-семь» на Питтингли-роуд. Но я не сказал, что рядом с машиной на дороге стояла мисс Ширли Фонтейн. У сержанта отвисла челюсть.
– Сокрытие важного свидетельства, мистер Эмберли, сэр!
– Совершенно верно. Но Фрейзер, вероятно, отправил бы ее на виселицу, сообщи я об этом. Теперь вы понимаете, почему это темное убийство так заинтересовало меня. Даусон был жив, когда ты его нашла, не так ли, Ширли?
– Чуть жив. Но узнал меня. Он не взял с собой половину завещания. Не знаю почему. Возможно, потому, что хотел вытянуть из нас больше денег. Он только успел сказать, где спрятал эту половину. Затем появился ты.
– Вы хотите сказать, сэр, – сказал сержант, – что вы знали о завещании и всем остальном с самого начала и молчали?
– Нс совсем так. Я ничего не знал. Но заинтересовался. Единственное, что я знал наверняка, что убийство было совершено с целью ограбления. Когда я выяснил, кто такой Даусон, то пришел к выводу, что убийство совершено не из-за денег, которые у него были, и не из-за какой-то ценности, потому что из особняка ничего не пропало, а, возможно, из-за документа. Я познакомился с Бэзилом Фонтейном. Во время моего первого визита в особняк у меня сразу же возникли подозрения в отношении Коллинза. Уж очень ему хотелось узнать, о чем я буду говорить. Что между ним и Фонтейном существует связь, я тогда же убедился, но понятия не имел, в чем она заключается. Фонтейн знал, что Коллинз подслушивает за дверью, и не хотел, чтобы мы догадались об этом. Этот факт мне показался достойным внимания, и я запомнил его, как и то, что алиби Коллинза основано только на словах Фонтейна. Мне очень захотелось узнать о нем какие-либо необычные детали. До того, как я с ним столкнулся по делу об убийстве, ты, тетя Марион, призналась, что недолюбливаешь его. Я с большим уважением отношусь к твоей интуиции. Ты, Филисити, сказала, что он всегда ворчит из-за денег, что устроил скандал по поводу цены платья Джоан для маскарада. Когда же я встретился с ним, то увидел, что эти факты не вязались с его явно благородной, но довольно экстравагантной натурой. Он принадлежал к тому типу людей, что любят тратить деньги. Но все говорило о том, что он был в стесненных обстоятельствах. Почему? Его состояние было значительным, и ты, Энтони, сообщил мне, что он не любит излишеств. Ты описал его довольно точно как большого любителя спорта. Ты также рассказал, что хотя он и Джоан не очень ладили, но до получения наследства дяди они жили более или менее дружно.
– Сдается мне, что я наговорил тебе слишком много, – заметил Энтони.
– Это так. Именно от тебя я узнал о его пристрастии к морю. Ты описал мне его бунгало в Литтлхейвене и его суперсовременную моторную лодку, которая способна пересечь Ла-Манш. В то время это мало что значило для меня. Но позже пригодилось. Ты также рассказал, что он просил тебя пожить какое-то время в особняке, что объяснялось, как ты думал, его страхом. Он не хотел оставаться один в доме. Возможно, это исходило от его несомненно общительной натуры. Но с другой стороны, это выглядело так, словно присутствие гостей служило для него защитой. Так это и было. Пока ты и Джоан жили в особняке, Коллинз вынужден был соблюдать осторожность. Фонтейн начинал побаиваться его. Он знал, что Коллинз убил Даусона, но не осмеливался выдать его полиции из-за страха, что Коллинз ответит ударом на удар – сообщит о последнем завещании дяди, которым, как Фонтейн думал, владеет Коллинз. Я уверен, что в то время он не избавился от Коллинза потому, что испытывал искренний ужас перед смертью. Если ты помнишь, Энтони, мисс Фонтейн упоминала об этом во время нашей первой встречи. Он не переносил вида мертвого тела, даже вида мертвой собачки.
После допроса у следователя вы, сержант, рассказали о деньгах Даусона. Это меня озадачило. Вы не могли найти этому объяснения. Именно тогда мне пришло в голову, что Даусон, должно быть, шантажировал Фонтейна. Но что ты, Ширли, имеешь к ним обоим какое-то отношение, я не знал до бала-маскарада в особняке. Ты пришла на бал, хотя не имела приглашения, в костюме итальянской пастушки.
– Бог мой, так это была ты? – воскликнула Филисити. – Джоан и я очень хотели узнать, кто бы это мог быть, но тебя не было в зале, когда снимали маски. Для тебя это было настоящее приключение!
– Умерь свои восторги, любовь моя, – попросил ее мистер Эмберли. – Когда я узнал, кто скрывается под маской пастушки, то подумал, что стоит немного последить за ней. Мне было ясно, что она явилась в дом без приглашения вовсе не из-за простого желания попасть на такой замечательный прием. Поразмыслив, я пришел к выводу, что она воспользовалась балом, чтобы проникнуть в особняк с какой-то определенной целью. Затем в коридоре я увидел Рейнольдза.
