секретом», чтобы захватить читателя своим мрачным очарованием, должен быть замышлен и исполнен в особой манере. Она предполагает некую скрытую пружину. В известной мере, это роман для посвященных. Буало и я, мы достигли, так сказать, ученой степени в области самой что ни на есть эзотерической [1] литературы.
Рассказ о нашей дружбе в этом смысле сливается с рассказом о наших поисках и довольно плохо поддается откровенному описанию.
Кто такой Буало? Я не уверен, что мне это известно. Прежде всего, дружба так же охотно, как и любовь, начисто зачеркивает прошлое.
Буало — коренной парижанин, а Париж — не такой город, как другие; это страна подспудного народного творчества! Но я немного ориентируюсь в ней. Так, например, Буало открыл немного раньше меня Шерлока Холмса, Рультабия и Арсена Люпена, и это сыграло решающую роль. Есть книги, которые раскрывают перед тем, кто их прочел в момент выхода в свет, как бы дополнительный смысл. Сомневаюсь, что на сегодняшних детей, если только те еще читают про Арсена Люпена, они производят такое же сильное впечатление, какое произвели в свое время на нас. Кроме того, Буало поистине ими «клеймен». К тому же — и тут потрясение было еще сильнее — он участвовал в презентации первых фильмов ужаса: «Фантомаса», «Белозубой маски», «Жюдекса»… Ему было тогда лет десять — возраст, когда формируется призвание. Начиная с этого момента, его биография — одно, его жизнь — подлинная жизнь — другое, и меня интересует только она. Буало поклялся, что тоже создаст удивительные таинственные истории. И он сдержал слово. Продолжая зарабатывать на жизнь, он с удивительным спокойствием и беспечностью начинает писать сказки, рассказы для журналов «Чтение для всех» и «Рик и Рак». Затем переходит к роману и, с третьей попытки, в 1938 году за роман «Отдых Вакха» получает Гран-при за лучший приключенческий роман, которая в те годы была сопоставима с Гонкуровской премией за готический роман. С этого момента Пьер Буало стал известным писателем, одним из лучших мастеров «романа-загадки», что, однако, не приносит ему полного удовлетворения. Он не успокаивается на достигнутом и желает пойти дальше. «Роман-загадка» — дорога в никуда. Как придать гибкость литературному жанру с такими узкими ограничительными рамками?
По счастливой случайности в тот период я и сам задавался подобными вопросами. Впрочем, я уже довольно четко представлял себе возможности решения наших проблем, но в одиночку мне было их не преодолеть. То же самое испытывал и Буало. Вот если бы мы объединили свои усилия, вдвоем такая задача оказалась бы нам по плечу. Наш диалог, начатый в 1948 году, не прерывался.
Однако не следует заблуждаться: соавторство вовсе не означает наслоение двух манер сочинительства, двух писательских почерков, как думают многие. Нам хотелось бы сделать «роман-загадку» более гибким, что означало вдохнуть в него жизнь, попытаться приблизить его к реальности, от которой он был так далек. Иными словами, роман с интригующим сюжетом должен быть прежде всего таким же романом, как и любой другой, — иметь настоящих персонажей, описывать подлинно драматические ситуации и отличаться своим стилем и тональностью, собственным и хорошо узнаваемым темпераментом. Итак, нам предстояло слить воедино наши усилия на всех этапах творческого процесса, при этом не отказываясь от индивидуальной писательской манеры, образа мыслей и чувства. Скажут — это невозможно. Ничего подобного! Такое сотрудничество аналогично тому, какое сплошь и рядом связывает сценариста и режиссера. Только нам приходилось по очереди меняться местами.
В чем, прежде всего, заключается вклад Буало? В придании формы сырому материалу. Его изобретательность феноменальна и основана на любопытном свойстве ума: обыденность его не интересует. Зато все, что выходит за ее рамки, околдовывает его, если можно так выразиться. Необыденное не означает необычайное; это понятие глубже, это как бы порог очевидности. К примеру, жена Равинеля умерла. [2] Он в этом уверен, поскольку утопил ее собственными руками. И тем не менее она подает признаки жизни. Она есть, и ее нет. Начинается нечто иллогичное. Его следует преобразить в ирреальное, поскольку иллогичное — всего лишь ошибочное умозаключение, тогда как литература в собственном смысле слова начинается несколько дальше — когда персонажи, вырвавшись за пределы своей беспомощной мысли, открывают, что привычный для них мирок стал фантастичным. Но логика в конечном счете всегда одерживает победу. Важно, чтобы она не одержала ее преждевременно, чтобы она не слишком быстро всплыла на поверхность повествования, чтобы она не иссушила персонажи. Идея романа — это уже его объяснение; достаточно о ней забыть, чтобы найти драматические ситуации и конфликты, содержащиеся в ней в зародыше. Отсюда тот длинный путь, проходимый нами вместе, чтобы раскрыть долю человеческой правды, скрывающейся в глубине каждого преступного замысла. Означает ли это, что путь наш легок, и нет на нем терний? Отнюдь! Но нет ничего увлекательнее этой работы, которая ведет к открытию, и нет ничего плодотворнее. Ибо с каждым днем мы все глубже проникаем в суть литературных законов, управляющих процессом создания произведения как детективного, так и любого жанра. В этом и заключается «приобщение», о котором я говорил выше.
Возможно, теперь стало понятней, в каком направлении мы работаем. Я мог бы еще многое сказать о своем друге Буало, о его уравновешенном характере, сговорчивости, неисчислимых богатствах его ироничного ума. Но мы не склонны рассыпаться во взаимных комплиментах, поскольку далеко еще не достигли того возраста, когда хвала способна утешить в предчувствии грядущего бесплодия. Пока что у нас есть дела поважнее. И тем не менее я хотел бы подчеркнуть одну черту в характере Буало: я не знавал человека, который относился бы к своей работе с такой серьезностью, какую проявляет он! Сочинение приключенческого романа нередко считают пустячным занятием и чуть ли не похваляются тем, что сбыли его с рук. Буало отдается своей задаче целиком и полностью. Он забывает шляпу, теряет ключи, не может найти запропастившийся бумажник; но он откапывает мельчайшую ошибку, гоняется за неточной деталью, короче, изничтожает случайное. Общение с ним сделало меня трудолюбивым.
Развлекать других — великое дело! Ничем не пренебрегать — дело чести. Буало работает не ради денег, не ради славы, но для одного-единственного удовольствия — быть достойным самого себя.
Эзотерическая — предназначенная исключительно для посвященных. (Примеч. перев.)
Буало-Нарсежак. «Та, которой не стало».
Шрифт Брайля — рельефно-точечный шрифт азбуки слепых, разработанный французским тифлопедагогом Луи Брайлем (Здесь и далее примеч. перев.).
