Воцарилась напряженная тишина. Пэт Лоуэлл взяла кофейник и налила себе стаканчик.
– Да, Гудвин, не завидую я вам, – пробормотал Пит Джордан.
– Это почему же? Надеюсь, этот тип не кусается?
– Не спрашивайте почему, просто будьте осторожны. Иногда мне кажется, что это не человек, а кобольд[2]. – Он швырнул салфетку на стол. – Хотите увидеть художника за работой? Тогда смотрите. – Он прошагал к одному из приемников и включил его, а затем уселся за рабочий стол.
– Я уберу посуду, – сказала Пэт Лоуэлл.
Байрэм Гильдебранд – насколько я слышал, за время трапезы даже ни разу не пискнувший – включил другое радио и тоже пересел на рабочее место.
Миссис Ковен удалилась. Я помог Пэт Лоуэлл убрать со стола, но лишь с целью скоротать время: оба радиоприемника надрывались, а для развития знакомства на ранних стадиях я более полагаюсь на разговор. Затем ушла и она, и я побродил и понаблюдал за художниками. Мое отношение к Ослепительному Дэну пока не изменилось, но я не мог не восхититься тем, как они работают. Начиная с грубых набросков, которые для меня все выглядели одинаково, они столь быстро обращали наброски эти в готовые трехцветные рисунки, что я едва мог уследить за чудесными метаморфозами, перемещаясь по мастерской туда-сюда. Оба пахали практически без перерывов, если не считать того, что время от времени Гильдебранд вскакивал и прибавлял звук в своем приемнике, а минутой позже Пит Джордан отвечал ему тем же. Я уселся и предпринял эксперимент по прослушиванию двух радиостанций одновременно, но весьма скоро у меня начал сворачиваться мозг, и я поспешил убраться из мастерской.
Дверь из холла в гостиную была открыта, я заглянул туда и, заметив за столом занятую бумагами Пэт Лоуэлл, шагнул внутрь. Она оторвалась, кивнула и снова принялась за работу.
– Выслушайте меня, одну лишь минуту, – начал я. – Мы с вами одни на этом необитаемом острове, и вот уже несколько месяцев вы держите меня на почтительном расстоянии, и я в отчаянии. Нет, я вовсе не прошу вас о близости. Но, даже когда вы в этих ваших лохмотьях и без всякой косметики, ваша красота…
– Я занята, – категорически оборвала она меня. – Поищите себе другое занятие. Пойдите поиграйте с кокосовым орехом.
– Вы еще пожалеете, что меня прогнали! – разгневанно бросил я и вышел в переднюю, откуда через стеклянную входную дверь обозрел внешний мир. Вид был не ахти, а радиоприемники по-прежнему били меня по ушам, так что я направился наверх. Заглянув через арку в комнату слева и не увидев там никого, кроме обезьянки в клетке, я двинулся в другую, справа. Здесь тоже было полно мебели, но признаков жизни не наблюдалось. При подъеме по следующей лестнице мне показалось, что звук приемников, как ни парадоксально, стал не тише, а еще громче, и на самом верху я понял почему. Третье радио заходилось за одной из закрытых дверей. Я прошел по коридору и открыл дверь в кабинет, где ранее разговаривал с Ковеном. Нет, не здесь. Заглянул в другую комнату, но там передо мной предстали лишь полки, заваленные бельем. Постучал в дверь следующей и, не получив ответа, вошел. Это оказалась большая спальня, весьма затейливого вида, с огромной кроватью. Судя по мебели и различным аксессуарам, комната принадлежала супружеской паре. Радиоприемник на ножках выдавал «мыльную» оперу, а на диване вытянулась миссис Ковен, крепко спавшая. Во сне черты лица ее смягчились, и она выглядела не такой серьезной, с чуть приоткрытым ртом да расслабленными пальцами на подушке. Похоже, завывания приемника на прикроватном столике нисколько ей не мешали. Меня переполняла решимость найти Ковена, и я даже сделал пару шагов со смутной мыслью поискать его под кроватью, но, взглянув через открытую дверь справа в соседнюю комнату, обнаружил его там. Он стоял подле окна спиной ко мне. Рассудив, что если я войду к нему из спальни, где дремала его супруга, подобное поведение может показаться ему несколько нахальным, учитывая наше непродолжительное знакомство, я вернулся в коридор, закрыл дверь, переместился к следующей и постучал. Не получив ответа, повернул ручку и вошел.
Радио заглушило поднятый мною шум. Ковен так и оставался у окна. Тогда я хлопнул дверью. Он резко обернулся и что-то сказал, но из-за воплей приемника его было не слышно. Я закрыл дверь в спальню, и стало несколько потише.
– Ну? – вопросил он, с таким видом, словно бы не представлял, кто я такой и что мне надо.
Я заметил, что за это время Ковен побрился, причесался и облачился в добротный коричневый костюм, желто-коричневую рубашку и красный галстук.
– Уже почти четыре часа, – объявил я. – И скоро я уйду и заберу свой револьвер.
Он вынул руки из карманов и рухнул в кресло. Я машинально отметил, что меблировка в этой комнате вполне сносная.
– Я стоял у окна и размышлял, – объявил хозяин дома.
– Ну-ну. Надумали чего?
Ковен вздохнул и вытянул ноги.
– Слава и богатство, – изрек он, – не единственное, что нужно человеку для счастья.
Я сел, твердо решив выдержать всё до конца, и живо поинтересовался:
– И что же еще лично вы включили бы в этот список?
Он предпринял попытку объяснить мне. Он все говорил и говорил, но я не стану излагать его речь дословно, ибо сомневаюсь, что в ней содержалась какая-либо полезная для вас информация, во всяком случае, я там таковой не обнаружил. Время от времени я из вежливости издавал согласное мычание. Поначалу я внимал Ковену, но затем нашел некоторое облегчение в прослушивании по радио «мыльной» оперы, которая хоть и несколько приглушалась закрытой дверью, звучала все же довольно отчетливо. Естественно, в конечном итоге оратор добрался и до собственной жены, для начала проинформировав меня, что она у него третья и что они состоят в браке всего лишь два года. К моему удивлению, Ковен вовсе не порвал ее в клочья. Наоборот, говорил, какая Марсель замечательная. Суть его тирады сводилась к тому, что даже если к славе и богатству добавить дружеские отношения с любимой и любящей женой, младше вас на четырнадцать лет, этого тоже будет недостаточно для счастья.
Его монолог прервался лишь раз, когда в комнату зашел Байрэм Гильдебранд. Он явился продемонстрировать исправленный вариант семьсот двадцать восьмого эпизода третьего блока. Они немного обсудили свое художество, а потом Ковен утвердил переделку и Гильдебранд удалился. Я надеялся, что перерыв отвлек Ковена, но не тут-то было, он продолжил с того самого места, где и остановился.
Я многое могу вынести, когда работаю над делом, даже над детсадовской проблемой вроде этой, но рассудил, что всему есть предел, и, раз в двадцатый покосившись на запястье, положил конец его излияниям:
– Слушайте, благодаря вам я совершенно по-новому взглянул на жизнь, и не могу не испытывать за это признательности, но уже четверть пятого и темнеет. Я назвал бы это второй половиной дня. Как насчет того, чтобы начать наше представление?
Ковен захлопнул рот и нахмурился. Затем принялся жевать губу. Через какое-то время вдруг поднялся, подошел к шкафчику и извлек оттуда бутылку.
– Составите компанию? – Он достал и два стакана. – До пяти часов я обычно не пью, но ради такого случая сделаю исключение. – Ковен подошел ко мне. – Бурбон пойдет? Скажете, когда хватит.
Я с удовольствием врезал бы ему. Этот тип с самого начала знал, что ему придется выпить для храбрости, но все-таки мариновал меня здесь с двенадцати часов дня. Что бы тогда ни сорвалось у меня с языка, это было бы простительно, но мне удалось сдержаться. Я принял у него стакан, компанейски поднял его вместе с хозяином и немного пригубил. Ковен сделал осторожный глоток, воздел глаза к потолку и затем разом влил в себя остальное. Потом снова взялся за бутылку и снова наполнил свой стакан.
– Почему бы нам не прихватить бутылку в кабинет, – предложил я, – и не повторить сценарий еще разок?
– Не подгоняйте меня, – мрачно ответил Ковен.
Он сделал глубокий вздох, выпятив грудь, и неожиданно ухмыльнулся мне, продемонстрировав зубы. Поднял стакан и осушил его, вновь взялся за бутылку и даже наклонил ее, но вдруг передумал.
– Пойдемте, – объявил он, направляясь на выход.
Я обогнал Ковена и открыл перед ним дверь, поскольку у него были заняты руки, затем закрыл и последовал за ним по коридору. В дальнем конце мы вошли в комнату, где нам предстояло устроить спектакль. Ковен уселся за стол, налил себе и отставил бутылку в сторону. Я тоже подошел к столу, но отнюдь не за тем, чтобы сесть. Хоть я и принял меры предосторожности, вынув патроны из своего револьвера, взглянуть на него еще разок все равно не помешало бы. С этой целью я потянул ящик и с облегчением увидел, что оружие на месте. Потом закрыл ящик и предложил:
