— Как это — где? В клубе, конечно. Я же сказал тебе, что отправился туда, разве не так?
— Странно, — пожала плечами миссис Станнард. — Я позвонила, чтобы передать тебе сообщение от Селвина, и мне сказали, что этим вечером ты в клубе не появлялся.
— Что за ерунда! — воскликнул он. — Конечно, я там был! Именно там я и был! А если они не могли поискать как следует…
Но жена, заметив его плохо завуалированное замешательство, почувствовала, что в ее душе зародились какие-то смутные сомнения. Она приняла их не слишком охотно, поскольку по натуре была женщиной совершенно не склонной к подозрениям, к тому же одиннадцать лет полного доверия друг к другу оправдывали ее снисходительность к мужу. Так что этот досадный инцидент практически вылетел у нее из головы, когда вдруг неделю спустя случилось нечто, заставившее ее опять встревожиться.
Муж взял два билета на концерт Хоффмана, но в последний момент у миссис Станнард невыносимо разболелась голова, и ему пришлось идти одному. На следующее утро она поинтересовалась:
— Ну и как новая музыкальная поэма Дебюсси?
— Ужасно, — на секунду замешкавшись, категорично заявил он. — У этого человека нет ушей, иначе он не написал бы такую чушь.
А десять минут спустя, просматривая утреннюю газету, она наткнулась на следующие строки:
«…„Саламбо“, новая музыкальная поэма Дебюсси, о премьере которой в Америке недавно писали во всех газетах, была исключена из программы по причине того, что партитуру доставили с опозданием, и у мистера Хоффмана не осталось времени, чтобы изучить произведение. Ее заменили…»
Значит, он не был на этом концерте! Миссис Станнард сжала губы и спрятала лицо за газетой, чтобы незаметно все обдумать. Бросить ему в лицо обвинение и потребовать немедленных объяснений? Да… Нет. Кто солгал однажды, солжет дважды. Бесполезно. Лучше скрыть то, что она обнаружила его проступок. Но миссис Станнард понимала, что не сможет долго держать язык за зубами, поэтому она с облегчением вздохнула, увидев, как за мужем закрывается дверь — он отправился на свою обычную утреннюю прогулку.
Еще немного поразмыслив, она пришла к неутешительному выводу: ей не остается ничего другого, как поверить в то, что ее муж, Джонатан Станнард, который ставил мораль так же высоко, как и классическое искусство, виновен в каком-то преступлении.
Но он солгал, — она произнесла это слово вслух, чтобы лучше осознать его смысл, — он солгал ей уже во второй раз за неделю. И теперь она поняла, что за последний месяц он отсутствовал дома гораздо чаще, чем обычно.
Во вторник днем он ушел в два часа, не сказав куда, и пропадал где-то до самого ужина. В среду после ужина он отправился на прогулку и вернулся только в четверть одиннадцатого.
Совершенно ясно: с ним что-то происходит.
Таким был второй вывод, а после часа напряженных раздумий миссис Станнард пришла к третьему, и ее глаза вспыхнули, когда она произнесла вслух:
— Здесь замешана женщина!
С тех пор она стала проявлять достаточную осторожность и не спрашивала, куда муж собирается или где он был. А Джонатан Станнард, оставив привычку, которой следовал в течение одиннадцати лет, не утруждал себя тем, чтобы сообщать ей об этом. Отлучки его стали все более частыми.
Два-три раза в неделю днем, не говоря уже о многочисленных вечерах, он уходил на несколько часов, не говоря жене ни слова. Ее страдания стали невыносимыми, но она сказала себе, что у нее есть единственный путь — сидеть и ждать в гордой печали его очередного возвращения.
Потом, подчинившись внезапному импульсу, однажды вечером она в одиночестве отправилась в ресторан «Курин», когда муж сказал ей, что будет ужинать там с Джоном Дюпоном, художником. И она подумала, что обнаружила своего врага в лице женщины в желтой шляпе, но позже узнала, что это была всего-навсего жена Дюпона.
Тогда миссис Станнард приняла решение больше не сидеть сложа руки: гордость гордостью, а выяснить, кто или что отнимает у нее мужа, необходимо. За последний месяц она похудела на шесть фунтов, а ее глаза непрестанно были красными и слегка припухшими от слез.
Когда следующим вечером муж вышел из дому, она последовала за ним. Но не далеко. На углу Бродвея и Восемьдесят седьмой улице он сел на идущий за город автобус, а она осталась беспомощно стоять на тротуаре и наблюдать, как стремительно исчезает из виду злосчастное транспортное средство.
В следующий раз, два дня спустя, у нее было наготове такси.
Миссис Станнард увидела, как ее муж быстро направился в подземку; к этому моменту она тоже достигла входа, расплатилась с водителем и, выскочив из машины, бросилась вниз по ступенькам, но все же не успела — поезд ушел, платформа была пуста.
Потом она очнулась, осознав абсурдность своей слежки. Если даже раньше он не видел ее, то здесь, несомненно, заметил и узнал, несмотря на довольно плотную вуаль.
Миссис Станнард была слишком взбешена для того, чтобы плакать. Она отправилась домой, полистала телефонный справочник и твердым решительным голосом попросила у телефонистки соединить ее с найденным там номером. А уже через тридцать минут горничная ввела в библиотеку невысокого толстенького человека в коричневом костюме и соломенной шляпе. У него были необычно длинные руки и ноги, глазки таинственно поблескивали.
— Вы… — нерешительно начала миссис Станнард, когда человечек переступил порог, держа шляпу в руках.
— Мистер Пирсон из «Доан, Доан и Доан», — дружелюбно ответил он. — Вы звонили по поводу мужчины, я полагаю? Вас беспокоит мистер Станнард?
— Да. Вы… вы детектив?
— Совершенно верно.
Миссис Станнард посмотрела на него долгим взглядом, как будто разглядывала в зоопарке диковинное животное.
Потом, опомнившись, предложила ему присесть. Он так и сделал, поддернув брюки и водрузив свою соломенную шляпу на колено.
— Вы следите за людьми? — не то спросила, не то заявила миссис Станнард.
Мистер Пирсон улыбнулся.
— Именно так, — с гордостью согласился он.
— Да-да… — она замялась, — конечно. Я знаю, что тут нет ничего такого… плохого, но меня это немного тревожит, и я подумала, что если бы вы смогли…
— Простите меня, — перебил ее детектив, — но вы говорите о вашем муже?
— Естественно! — возмущенно сказала миссис Станнард.
— Так, ясно. Вы хотите узнать, где он бывает. Естественно, негласно. Днем или ночью?
— О… И то и другое.
— Ах так! — мистер Пирсон поднял брови. — Это плохо. Теперь позвольте мне задать вам несколько вопросов. Его полное имя?
— Джонатан Станнард.
Мистер Пирсон сделал пометку на страничке маленькой записной книжке в кожаном переплете.
— Он бизнесмен?
— Ну что вы, он писатель.
— Писатель?
— Да. Он пишет.
— М-м… Любит выпить?
— Нет.
— Азартные игры?
— Нет.
— Любит… гм-м… детей?
— Простите?!
— Не интересуется женщинами?
— Ну… О! Э-э… — Осознав всю нелепость произнесенного, миссис Станнард подавила свое возмущение и спокойно ответила: — Нет.
— Понимаю. — Мистер Пирсон, нахмурившись, что-то записал. — По всей видимости, он вам изменяет. Он всегда был хорошим мужем?
— Да.
— М-м. Самый опасный тип. Могу поспорить, вы подозреваете, что у него появилась другая женщина.
— Я уже сказала вам, что мой муж не волочится за юбками, — гордо возразила миссис Станнард.
— Нет? Гм-м… — Мистер Пирсон качнулся на стуле. — А теперь, мадам, расскажите мне обо всех его отлучках.
Она так и сделала, назвав все даты, точное время и продолжительность. Детектив исписал целых две страницы в своей книжке.
— Вы говорите, что он писатель. Романист?
— Мистер Станнард пишет эссе и критические статьи. Он человек очень серьезный и чрезвычайно нравственный. Я представить себе не могу, почему он обманывает меня…
— Положитесь на нас. Мы все выясним и дадим вам знать. Мы всегда все выясняем. А теперь я хотел бы осмотреть его стол.
Миссис Станнард попыталась возразить, но детектив проигнорировал это. Она сидела, вся дрожа, устремив глаза на дверь, ведущую в холл, пока мистер Пирсон выдвигал ящик за ящиком в письменном столе ее мужа и просматривал содержимое. Но он не обнаружил ничего, кроме машинописных листов с заголовками вроде: «Сравнительный анализ: утраченное искусство» или «Вредоносное влияние современных кинокартин на литературное восприятие».
— Я убедился, — сказал мистер Пирсон, задвигая нижний ящик и поднимаясь, — я убедился в том, что мистер Станнард один из тех чрезвычайно серьезных людей — упрямцев и зануд. Из всего, что я здесь увидел, можно сделать вывод, что он выступает против школы современных иллюстраторов. А еще, кажется, категорически не приемлет кино.
— Он приверженец благородного искусства, — пояснила миссис Станнард, — и руководит кампанией против кинематографа, который взывает лишь к низменным инстинктам.
