батальона должна была забрать на перекрестке Алле в лесу Арк вещи и доставить их господину Жоржу Девану, владельцу замка Тиберметниль, в три часа. Распоряжение подписал полковник Бовель.
– На перекрестке, – сообщил сержант, – уже ждали упакованные вещи, а охраняли их… прохожие. Это показалось мне странным, но приказ есть приказ.
Один из офицеров просмотрел приказ: подпись была точь-в-точь полковника, но… поддельная.
Оркестр прекратил играть. Слуги занялись разгрузкой фургонов.
Среди всеобщего возбуждения одна Нелли оставалась серьезной и задумчивой. Она отошла к краю террасы, даже не пытаясь выразить словами обуревавшие ее чувства. Подняв голову, она вдруг увидела направлявшегося к ней Вельмона. Ей бы хотелось избежать встречи, но балюстрада террасы расступалась только перед аллеей из кадок с апельсиновыми деревьями, олеандрами и бамбуком, а по аллее прямо к ней шел молодой человек. Нелли замерла на месте. Солнце, пробиваясь сквозь узкие листья бамбука, вспыхивало в ее золотых волосах.
– Я сдержал обещание, данное ночью, – прозвучал тихий голос.
Арсен Люпен стоял рядом, а вокруг не было ни души.
Он повторил неуверенно и робко:
– Я сдержал обещание, данное ночью.
Он ждал одобрения или хотя бы жеста, показавшего, что происходящее для нее небезразлично. Нелли стояла и молчала.
Подобное презрение не могло не раздражить Арсена Люпена, но в то же время он прекрасно понимал, какая бездна отделяет его от мисс Нелли Андердаун теперь, когда она воочию убедилась, кто он такой. Ему бы очень хотелось оправдаться, найти достойное объяснение своего образа жизни, показать, сколько в нем отваги и оригинальности. Но слова не шли с языка, он понимал, что подобное объяснение будет выглядеть бессовестной нелепостью. Однако воспоминания не отпускали его, и он прошептал:
– Прошлое, как оно далеко! Те долгие часы на пароходной палубе… у вас тогда в руках, как и сегодня, была роза, бледная, как и эта… Я попросил ее у вас… Вы, наверное, не услышали… А когда вы ушли, я нашел эту розу. Вы ее позабыли… Я ее сохранил…
Нелли молчала. Она была где-то очень далеко. Арсен Люпен снова заговорил:
– В память тех часов, забудьте о том, что знаете. Пусть прошлое сольется с настоящим. Пусть я буду не тем, кого вы видели этой ночью, а тем прежним, на кого вы смотрели, и пусть одну секунду ваши глаза смотрят на меня, как тогда… Прошу вас… Разве я не тот же?
Девушка подняла на него глаза, как он просил, и посмотрела на него. Не говоря ни слова, она коснулась кольца у него на указательном пальце. Был виден только ободок, камень – великолепный рубин – повернут внутрь.
Арсен Люпен покраснел – кольцо принадлежало Жоржу Девану – и горько улыбнулся.
– Вы правы. Что было, то будет всегда. Арсен Люпен может быть только Арсеном Люпеном, и между ним и вами не существует даже воспоминаний. Простите меня… Я должен был понять, что одно мое присутствие подле вас уже оскорбление.
Молодой человек, держа шляпу в руке, двинулся вдоль балюстрады. Нелли его обогнала. Ему так хотелось удержать ее, умолять. Но смелость отказала. Он следил за ней взглядом, как в тот далекий день, когда Нелли спускалась по сходням в Нью-Йорке. Она поднялась по ступенькам, которые вели к двери. На секунду ее гибкая фигурка мелькнула среди мраморных статуй вестибюля. Еще миг… и она исчезла.
Туча заслонила солнце. Арсен Люпен стоял, не сводя глаз со следов маленьких ножек на песке. Вдруг он вздрогнул. На плетеном стуле, на который опиралась Нелли, лежала бледная роза, которую он не решился у нее попросить. Тоже забытая, как и та? Забытая намеренно или по рассеянности?..
Арсен Люпен пылко схватил розу. А она осыпала свои лепестки. Он собирал их по одному, как святыни…
«Пойду, – подумал он. – Здесь мне делать нечего. Тем более если Эрлок Сломс вмешается, дело может стать опасным».
Парк опустел. Однако возле сторожки у ворот по-прежнему стояли жандармы. Арсен Люпен предпочел пройтись вдоль ограды, перелезть через нее и отправиться на вокзал самой короткой дорогой – по проселку через поле. Минут через десять, пройдя поле, Арсен свернул в узкий проход между двух откосов и, оказавшись там, увидел мужчину. Лет пятидесяти, высокий, гладко выбритый, в пальто явно заграничного вида, он шагал навстречу. В руке у мужчины была тяжелая трость, через плечо – сумка.
Подойдя поближе, с едва заметным английским акцентом он спросил:
– Простите, эта дорога ведет к замку?
– Да, следуйте по ней, месье, а у стены сверните налево. В замке вас ждут с нетерпением.
– Неужели?
– Да, мой друг, господин Деван, сообщил нам о вашем приезде вчера вечером.
– Тем хуже для господина Девана, если он так разговорчив.
– Я счастлив возможностью приветствовать вас первым. У Эрлока Сломса нет более пылкого поклонника, чем я.
Арсен Люпен сделал свое признание с оттенком иронии и тотчас же пожалел, потому что Эрлок Сломс оглядел его с головы до ног обволакивающим и вместе с тем пронизывающим взглядом, и этот взгляд показался Арсену Люпену самым совершенным фотоаппаратом, который снимает не только лицо, но и душу. «Снимок сделан, – отметил он про себя. – Смысла притворяться больше нет. Но… узнал ли он меня?»
