– Хорошая комната, – сказал Вульф. – Подходит. Поздравляю. – И пошел к стулу, который наиболее соответствовал идее как следует усесться, вертевшейся у него в мозгу весь день.
– Который теперь час?
– Без двадцати десять.
– Та женщина звонила?
– Нет, сэр. Выпьете пива?
– Естественно. Давайте.
В последующие три часа он оприходовал семь бутылок. Он также справился со своей долей печеночного паштета, селедки, осетрины, маринованных грибов, тунисской дыни и трех сортов сыра. Сол как хозяин здорово раскошелился, хотя по натуре был не мот. Конечно, Вульф в первый раз ел под его крышей, а может, и в последний, и тот, понятное дело, решил не скупиться на жратву, но три сорта сыра, думаю, дались ему нелегко. К субботе они точно выйдут ему боком.
Насчет спанья особо похвастаться было нечем. Но раз хозяин – Сол, то это его проблема, и он решил ее так: Вульфа в спальню, меня на диван в гостиной, а сам лег на пол, – я счел это вполне разумным.
Однако без четверти час мы еще не ложились. Нельзя сказать, чтоб время тянулось томительно долго, но, несмотря на еду, питье и три сыгранные ими зажигательные партии в шашки – все вничью, нас одолевала зевота. Мы не ложились, потому что ждали вестей от Элен Вельц, слабая надежда еще оставалась. Все прочее было улажено. Робина Кин отзвонилась сразу после полуночи и сообщила Вульфу, что свидание разрешили. Они с ним встретятся в полдевятого на Центр-стрит, 100, комната номер 917. Вульф спросил меня, что это за комната номер 917, но я не знал. Он откинулся на спинку стула и посидел немного с закрытыми глазами, после чего выпрямился и сказал Солу, что готов к третьей партии в шашки.
Без четверти час он встал со стула, зевнул, потянулся и объявил:
– Паника прошла. Я иду спать.
– Боюсь, – извиняющимся тоном произнес Сол, – что у меня нет для вас подходящей пижамы, но есть…
Зазвонил телефон. Я оказался ближе всех и снял трубку:
– Джексон четыре-три-один-ноль-девять.
– Позовите… Это Дама червей.
– Точно. Я узнал ваш голос. Я Арчи Гудвин. Вы где?
– В телефонной будке на Центральном вокзале. Все не могла от него отделаться, а потом… но теперь это неважно. Где вы находитесь?
– Мы с мистером Вульфом в одной квартире на Тридцать восьмой улице. Он ждет вас. Это рукой подать. Я вас встречу через пять минут у справочного киоска на втором этаже. Будете там?
– Да.
– Точно?
– Конечно буду!
Я повесил трубку, повернулся и гордо сказал:
– Уж если поперло, будет переть до конца. Не сваришь кофейку, Сол? Она попросит либо кофе, либо виски. А может, и сыр.
С этим я удалился.
В 10.06 в зале трибунала помощник окружного прокурора Мандельбаум встал со своего места в конце стола и обратился к судье Корбетту. Зал был набит под завязку. Присяжные сидели в своем отсеке. Адвокат обвиняемого Джимми Донован уже совершенно не походил на вахтера и перелистывал какие-то бумаги, поданные ассистентом.
– Ваша честь, – сказал Мандельбаум, – я вызываю свидетеля, который должен был выступить вчера, но не явился. Только несколько минут назад я узнал, что он здесь. Помните, вы по моему запросу выписывали ордер на арест мистера Ниро Вульфа?
– Да, выписывал. – Судья прочистил горло. – Он в зале?
– В зале. – Мандельбаум обернулся и позвал: – Ниро Вульф!
Мы пришли без минуты десять и вряд ли смогли бы попасть в зал, если б не протолкались к полицейскому на входе и не сказали, кто мы и что нас все ищут. Тот вытаращился на Вульфа, но в конце концов опознал его и впустил внутрь, а дежурный служитель даже расчистил нам место на скамье – как раз к моменту, когда вошел судья Корбетт. Мандельбаум вызвал Вульфа, тот встал и сделал шаг вперед, и я наконец смог нормально усесться.
Он прошел между рядами стульев, миновал загородку, встал на помост, повернулся лицом к судье и замер.
– У меня будет к вам несколько вопросов, мистер Вульф, – сказал судья, – но сначала примите присягу.
Служитель протянул Библию, Вульф прочитал текст клятвы и сел. Кресло свидетеля вообще-то рассчитано на любой размер, но тут едва выдержало.
Судья заговорил:
– Вам известно, что вы должны были выступать вчера. Сначала вы были в зале, потом ушли, и вас не могли найти. На вас выдан ордер. Вы пришли в сопровождении адвоката?
– Нет, сэр.
– Почему вы ушли? Отвечаете под присягой.
– Меня вынудило уйти одно дело, – на мой взгляд, не терпящее отлагательств. Естественно, если вы прикажете, я изложу его, но я почтительно прошу вас повременить. Я сознаю, что если причина, по которой я ушел, не удовлетворит вас, то мой поступок будет признан оскорблением суда и мне придется отвечать по закону. Но я спрошу вас, ваша честь: какая разница, когда меня осудят за оскорбление суда – сейчас или потом, после дачи свидетельских показаний? Потому что причина моего вчерашнего ухода тесно связана с показаниями. В связи с этим я попросил бы, с позволения суда, рассмотреть тему оскорбления позже. Я не уйду.
– Еще бы. Вы арестованы.
– Нет, сэр.
– Вас не привели силой?
– Нет, сэр, я явился добровольно.
– Тогда вы арестованы теперь.
Судья повернулся к полицейскому:
– Сержант, этот человек арестован! – Потом он снова обратился к Вульфу: – За оскорбление суда ответите позже. Продолжайте, мистер Мандельбаум.
Мандельбаум придвинул стул ближе.
– Пожалуйста, сообщите присяжным ваше имя, род занятий и адрес.
Вульф повернулся к присяжным:
– Меня зовут Ниро Вульф, я лицензированный частный детектив, мой офис расположен по месту жительства: Западная Тридцать пятая улица, номер девятьсот восемнадцать, Манхэттен, Нью-Йорк.
– Вы знакомы с обвиняемым по данному делу? – Мандельбаум указал рукой: – С этим джентльменом?
– Да, сэр. Это мистер Леонард Эш.
– Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?
– Он пришел ко мне в офис по предварительной договоренности во вторник, тринадцатого июля этого года, в одиннадцать часов утра.
– Что он вам сказал?
– Что обращается ко мне как к специалисту. Что накануне договорился с бюро телефонного обслуживания о том, что они будут отвечать на звонки в его нью-йоркскую квартиру на Семьдесят третьей улице. Что, справившись, узнал, что за его номером закрепят одну из телефонисток и она будет обслуживать его пять-шесть дней в неделю. Что он хочет нанять меня для выяснения личности этой телефонистки, чтобы предложить ей прослушивать телефонные разговоры по этому номеру в течение всего дня, а затем докладывать о них – то ли ему, то ли мне, – не могу сказать с уверенностью, кому именно, он нечетко выразился.
– Он сказал, с какой целью все это предпринимается?
– Нет, до этого он не дошел.
Донован вскочил:
– Возражаю, ваша честь. Домыслы свидетеля о намерениях подзащитного.
– Вычеркните, – любезно сказал Мандельбаум, – вычеркните из ответа все, кроме слова «нет». Вы отвечаете «нет», мистер Вульф?
– Да, сэр.
– Обвиняемый собирался предложить какое-либо поощрение телефонистке в случае, если она согласится прослушивать разговоры?
– Он не назвал сумму, но намекнул…
– Намеки нас не интересуют. Что он сказал?
Я даже ухмыльнулся. Вульф, всегда требовавший точности, обожавший гнобить всех, и особенно меня, за расплывчатые формулировки и сам наверняка знавший правила дачи показаний, – дважды попался. Я дал себе слово потом, при случае, это откомментировать.
Но сбить его с толку было невозможно.
– Он сказал, что со временем вознаградит ее, то есть телефонистку, но не указал сумму.
– Что еще он сказал?
– Это почти все. В целом разговор занял лишь несколько минут. Как только я получил четкое представление о том, для чего он меня нанимает, я отказался.
– Вы назвали причину отказа?
– Да, сэр.
– Что вы сказали ему?
– Что, конечно, работа детектива – совать нос в чужие дела, но я исключаю из поля деятельности все, что связано с проблемами брака, и потому не возьмусь за дело.
– Он сказал вам, что поручает шпионить за женой?
– Нет, сэр.
– Тогда почему вы упомянули проблемы брака?
– Потому что пришел к выводу, что они – причина его озабоченности.
– Что еще вы ему сказали?
Вульф поудобней уселся на стуле.
– Я хотел бы уточнить, правильно ли я понимаю ваш вопрос. Вы спрашиваете о том, что я сказал ему в тот день или в какой-то другой раз?
– В тот день. Ведь другого раза не было?
– Был, сэр.
– Вы хотите сказать, что еще раз встречались с обвиняемым, в другой день?
– Да, сэр.
Мандельбаум взял паузу. Он стоял ко мне спиной, так что я не видел, как он удивился, но и так было понятно. У него в деле лежали подписанные Ниро Вульфом показания, что он не видел Леонарда Эша ни до тринадцатого июля, ни после. Его голос стал на градус выше.
