Марсель Аллен - Фантомас и пустой гроб

— Увы, я не могу ответить на ваш вопрос. Я не знаю, где королева. Зато я знаю, что пока вы находитесь на троне, трону ничего не грозит. Поэтому я умоляю вас не отказываться от роли, которая волею обстоятельств выпала на вашу долю! Сегодня, благодаря вам, мы избегли ужасных дипломатических осложнений. Прошу вас, мадам, побудьте еще некоторое время нашей доброй и милостивой королевой! Как раз сегодня должен состояться традиционный королевский прием, в ходе которого государыня выслушивает прошения своих подданных. Я верю, что вы не откажетесь принять тех, кто придет к вам за милостью…

Генерал низко поклонился и отошел: этикет не позволял ему долее продолжать этот разговор. Главный камергер ван ден Хорейк уже приближался к ним с таким видом, будто что-то подозревал.

— Ваше величество возвращается во дворец? — спросил он.

— Да, — сказала Элен, — и пусть министры сядут в мою карету, нам надо посовещаться… А затем я буду принимать прошения от моих подданных.

Час спустя, надев более скромный туалет, который, тем не менее, шел ей еще больше, чем парадный наряд, Элен заняла место в зале приемов, куда, следуя указаниям камергеров, один за другим заходили просители. Здесь были вдовы, пришедшие просить о пенсии после смерти мужей, находившихся на государственной службе; бедные рыбаки, лишившиеся своих лодок или сетей; другие люди, по разным причинам оказавшиеся в беде и просившие о вспомоществовании… Путаясь в формулах придворного этикета, они в конце концов отбрасывали их и начинали говорить с королевой так же просто и бесхитростно, как говорили бы со своей соседкой.

Элен наконец-то почувствовала, что в своей новой роли она может хоть кому-то оказать реальную помощь. И никто не отходил от ступеней ее трона, не получив желаемую милость. А манера, с которой она разговаривала с людьми, была такова, что все просители, выходя из дворца, не уставали повторять:

— Благослови Господь нашу милостивую королеву Вильхемину! Только злые люди могут замышлять против нее что-либо недоброе!

Вдруг Элен вздрогнула и побледнела: в череде просителей она увидела два знакомых лица: это были Жюв и Фандор! Что бы это значило? С какой целью они явились?

— У вас есть прошение? Дайте мне вашу бумагу, — обратился к ним один из камергеров, стоящих у трона.

— Пусть Ее величество сама соблаговолит прочесть… — проговорил Фандор, державший в руке конверт. И в глазах его Элен прочла немое признание в вечной любви, безграничной преданности, безмерном восхищении. И молодая женщина ответила ему столь же нежным, столь же пылким взглядом. Но тут же она овладела своими чувствами.

— Господин камергер, — сказала она, — передайте мне прошение.

И так как камергер хотел заглянуть в бумагу (помогать королеве входило в его обязанности), Элен добавила:

— Прошу вас отойти, я разберусь сама…

Недовольный камергер удалился, и Жюв, пока Фандор невнятно бормотал слона любви, быстро изложил суть дела:

— Элен, мы узнали, что Бобинетта содержится в государственной тюрьме, ее принимают за самозванку и обращаются с ней соответственно… Надо, чтобы вы подписали ей помилование!

— Разумеется, мой дорогой Жюв! Только как это сделать? Я не могу помиловать самозванку, узурпаторшу престола, не вызвав громкого скандала…

— Конечно, и мы это предусмотрели. Вы помилуете заключенную, содержащуюся в камере номер семнадцать, не указывая ее имени… Никто, кроме генерала Грундала, не знает, что в этой камере содержится мнимая самозванка. А генерал акта о помиловании не увидит…

Элен кивнула головой. Впрочем, она не очень внимательно слушала Жюва, потому что в это же самое время Фандор шептал ей:

— Элен, я люблю вас… Я схожу с ума от страха за вас. Не давайте втянуть себя в опасные авантюры! Бегите!.. Возвращайтесь во Францию…

— Нет, Фандор… — так же шепотом отвечала Элен. — Меня здесь удерживает долг. Я могу принести пользу и, следовательно, обязана это сделать!

— Умоляю вас, уезжайте! Я молю вас об этом как… как о милости!

С нежной улыбкой Элен ответила Фандору:

— Я сегодня оказала милость всем, кто ее у меня просил. Но в этой милости я вынуждена вам отказать… Не сердитесь на меня, этого требует мой долг!

И, не дав Фандору времени ответить, Элен обратилась к камергеру:

— Господин камергер, пожалуйста, акт о помиловании!

Камергер поклонился и протянул ей гербовую бумагу, на которой уже стояла королевская печать.

— Вашему величеству угодно, чтобы я заполнил формуляр? — спросил он.

— Нет, спасибо.

Элен собственной рукой начертала формулировку помилования и протянула бумагу Жюву со словами:

— Ступайте и помните, что королева остается вашим другом… Если у вас появятся новые просьбы, я буду рада их исполнить!

Выходя из дворца, Жюв сказал Фандору:

— Какая восхитительная королева!

Но Фандор, разрываемый между любовью и тревогой, шептал, подняв глаза к небу:

— Элен отказала мне в милости!.. Она не хочет бежать… Ах, она достойна величайшей любви!

Единственный проситель, которому королева отказала в милости, испытывал к ней самую страстную любовь и самое высокое восхищение!

Жоффруа Бочка и Бенуа Сундук чувствовали себя как нельзя лучше в домике господина Эйра, куда они вернулись после драматических событий, связанных с покушением террориста на королеву. Господин Эйр предложил им поработать у него на плантации. Два силача согласились, и теперь каждое утро они выходили на сбор роз. Эта работа казалась им смешной и несерьезной, и их очень удивляло, что за нее еще платят деньги!

Утром третьего дня после покушения господин Эйр сказал им за завтраком:

— Друзья мои! Вы можете оказать мне большую услугу. Мне кажется, что многие из тех лиц, о которых вы мне рассказывали и судьба которых меня чрезвычайно интересует, находятся сейчас в Амстердаме. Я прошу вас, — помогите мне их разыскать!

Все последние дни господин Эйр был чрезвычайно взволнован, не спал ночами, и Жоффруа с Бенуа слышали, как он беспрестанно расхаживает взад-вперед по своей комнате на втором этаже.

— Ради всего святого, помогите мне разыскать Жюва и Фандора! Особенно Фандора!

Эти слова таинственный старик произнес с таким чувством, что два приятеля поклялись выполнить его просьбу, даже если им придется обшарить весь Амстердам.

— Впрочем, — добавил господин Эйр, — я укажу вам человека, который поможет вам в поисках… Это один француз, некто Лушон…

— Лушон! — воскликнули два силача. — Так мы же его знаем! Мы неплохо дерябнули в его заведении! И если речь идет о том, чтобы заняться этим сызнова…

Несколько часов спустя после этого разговора Жоффруа и Бенуа сошли с поезда, который доставил их из Гарлема в Амстердам.

— Мы теперь как полицейские, — заметил Жоффруа Бочка. — Боби поручила нам разыскать Элен, а старикан — Фандора с Жювом! Ни дать ни взять, мы теперь — сыскная служба!

— Вот только с Боби у нас вышла незадача! — вздохнул Бенуа Сундук.

— Но мы же стараемся! Это главное…

— Оно конечно… Не выпить ли нам для просветления мозгов?

— Святое дело!

Двое друзей немного попетляли по городу, но в конце концов ноги вынесли их к заведению Лушона. Торговля спиртным была лишь одним из многочисленных занятий этого подозрительного типа, вынужденного в свое время покинуть Францию во избежание неприятностей с полицией. В Голландии он вел себя осторожно, немного занимался контрабандой, а также подрабатывал в качестве переводчика в большом международном отеле, где часто останавливались французские туристы.

Лушон встретил двух приятелей с распростертыми объятиями. Он помнил, как несколько дней назад выставил их ночью под дождь, и теперь, видя, что они снова при деньгах, старался загладить свою «невежливость».

Опустошив для начала несколько бутылок, друзья приступили к делу.

— Жюв и Фандор? — переспросил Лушон. — Как же, знаю… Не далее как третьего дня о них говорили в связи с покушением на площади Оперы… Говорят, Фандор спас королеву…

— Фандор — парень что надо! — сказал Жоффруа Бочка. — Так, стало быть, ты поможешь его разыскать?

Господин Эйр не ошибался, говоря, что Лушон знает обо всем, что происходит в городе. Знал он и о том, где найти Жюва и Фандора. Однако за эту услугу он истребовал особой платы. Сговорились, что Лушон получает две кроны в виде задатка и столько же по завершении операции.

Покинув пивную, все трое двинулись в путь и несколько минут спустя подошли к довольно задрипанному отелю. Поднявшись на третий этаж, Лушон повел двух приятелей по длинному коридору.

— Вот комната ваших друзей, — сказал он. — Гоните монету, и я пошел…