— Все, это последний танец. А после ужина, Луиз, я танцую с тобой.
Она кивнула, все еще прижимаясь ко мне, словно надеясь найти поддержку и избежать нежелательного танца.
— Прошу прощения, Дженкинс, — обратился ко мне человекообразный осьминог. — Так уж получилось, что карты ложатся в мою пользу, и я точно знаю, что вы проиграете.
Голос и весь его облик вызывали во мне раздражение.
— Я еще никогда не проигрывал, — сказал я. — И лучше не обольщайтесь, что карта ложится только в вашу пользу. У меня тоже припасено кое-что.
— Что же, интересно? — поинтересовалась Луиз, нахмурив бровки, но в глазах ее заплясали чертики.
— Хороший игрок всегда умеет припрятать туза, — быстро проговорил я.
— Вот как? — изумилась она. — Тогда у меня тоже есть припрятанный туз. Я знаю, про что вы говорите.Про покер. Кстати, у хорошего игрока должна быть не только нужная карта, но и еще одна, такая же, лежащая рядышком. Как это там у вас называется?.. А-а, «спиной к спине», вот как.
— Ну ладно, хватит болтать глупости! — нетерпеливо одернул ее Слай и, схватив своими длинными волосатыми руками за гладкое плечико, утащил прочь.
Несколько мгновений я наблюдал за ними, но потом внимание мое отвлек поток слов, исходивший из прелестного ротика более чем оживленной блондинки. Я не ощущал пока необходимости начинать конкретные действия против Огдена Слая, так как не был уверен, что именно он стрелял в мою собаку, хотя…
Наконец вечер подошел к концу. Почему я согласился посетить этот прием, я так и не понял. Скорее всего, это были подготовительные действия к более серьезному шагу, и было совершенно ясно, что мне не удалось проникнуть в мотивы, движущие игроками.
Луиз проводила меня до входной двери, обвила руками и поцеловала в губы. Поцелуй этот, поспешный и твердый, был, скорее всего, показным, и я быстро огляделся, ища глазами того, для кого он предназначался.
Зрителей было двое. В уголочке, с лицом, напоминавшим застывшую маску, и ничего не выражающим взглядом, стояла миссис Ламберт. Она стояла в самом конце коридора, куда совсем не попадал свет, и я не был уверен, заметила ли ее Луиз. Возле одного из окон, выходивших на веранду, я заметил какое-то движение и, приглядевшись, увидел Огдена Слая, притаившегося в тени. Интересно, знает ли девушка, что он там?
Поцелуй мог предназначаться для обоих. А возможно, она думает, что наблюдатель только один. Если она имела в виду свою мать, то, вероятно, хотела показать ей, что не любит Огдена Слая. Если же она видела возле окна Слая, то тут мне трудно понять, как дальше повернется игра.
Я сел в автомобиль, все еще чувствуя на губах этот твердый поцелуй, выехал на улицу и вскоре свернул на обочину, притаившись в тени деревьев, чтобы проверить, нет ли за мной слежки. Улица вроде бы была пустынна.
Я направился к собачьей лечебнице. Сейчас меня гораздо больше интересовало состояние Бобо, нежели все остальное, и все-таки я чувствовал в мозгу какое-то шевеление, какое-то воздействие неизвестных сил, ввергнувших меня в водоворот событий, о которых я не знал практически ничего.
Все в этой истории было замешано на конфликте эмоций, которые были так сильны, что могли влиять на ход жизни конфликтующих сторон, хотя при этом все было скрыто под маской респектабельности. В этой странной ситуации я чувствовал, что меня все сильнее тянет к этой девушке, моя симпатия к ней росла.
Псу стало лучше. Силы его быстро возвращались по мере того, как крепкий организм вырабатывал новую кровь взамен потерянной. Мне сказали, что уже через несколько дней я смогу забрать Бобо. Новость меня порадовала — я-то думал, что еще не скоро воссоединюсь со своим четвероногим другом.
Вернувшись домой, я поставил машину в гараж, поднялся на лифте и вставил ключ в замок. Вдруг из квартиры послышался страшный грохот, я машинально отпрянул, прижался к стене и приготовился дать отпор.Дверь распахнулась, чуть не ударив меня по лицу, и какая-то темная фигура понеслась по коридору в сторону черной лестницы. Похоже, неизвестный предвидел, что я отшатнусь, — чтобы принять защитную позу, — и, воспользовавшись этим, удирал теперь со всех ног.
Я опрометью кинулся в квартиру. На полу на спине лежал человек, глаза его закатились в предсмертной муке, и он беспомощно хватался за грудь, из которой торчала рукоятка ножа. Только тут до меня дошло, каким я был идиотом. Ведь я знал, что Огден Слай не из тех, кто станет сидеть сложа руки и спокойно взирать, как кто-то вмешивается в его игру. Увидев меня в доме Ламберта, он понял, что конфликт неизбежен, что так просто ему от меня не отделаться, а значит, нужно поставить передо мной преграду, пока я не успел испортить ему все дело.
Что за наказание быть мошенником, которого знает вся полиция! Ведь полиция всегда готова повесить любое преступление на человека с «прошлым». Слай знает это, поэтому он поручил кому-то заманить в мою квартиру человека, прикончить его и спокойно ждать, как будут развиваться события — дальше-то в дело вступит полиция. Будучи мошенником, известным в нескольких странах и в десятке штатов, я никогда не смогу убедить ни один суд присяжных, что это не я всадил нож в грудь несчастного.
Я не сомневался, что в полицию уже позвонил таинственный голос, назвавшийся «одним из жильцов» и пожелавший остаться неизвестным, и сообщил, что слышал звуки борьбы и крики из моей квартиры. Полиция наверняка уже мчится сюда, а я стою здесь, рядом с умирающим, прилично одетым незнакомцем.
Губы его, скривившись в муке, пытались что-то произнести, но когда я склонился над ним, он был уже мертв. На улице послышался рев сирены и визг тормозов, и полицейский автомобиль, вынырнув из-за угла, остановился перед моим домом. Рев полицейской сирены гулко пронесся по улице, эхом отдаваясь от зданий, и ворвался в окно моей квартиры.
Человек, лежавший на полу, был мне незнаком. Того, кто опрометью бросился на лестницу, я тоже не знал. Лица его я не успел разглядеть, зато мое внимание привлекли его плечи, скособоченные в одну сторону. Я заметил также, что рука у него перевязана, — вполне возможно, что под бинтами следы собачьих клыков. Если это так, то…
У меня не было времени на размышления. Полиция, должно быть, уже внизу и с минуты на минуту появится у дверей моей квартиры.
Я выглянул в окно. Тремя этажами ниже, в зловещем мраке ночной улицы, мерцающей тусклыми огнями, вырисовывались очертания дворика, украшенного цветами и декоративным кустарником.
Я нашел в чулане моток веревки, приподнял тело вместе с ковриком, на котором оно лежало, и обвязал его за плечи, закрепив морским узлом, тугим и в то же время дававшим возможность по мере надобности ослабить веревку или затянуть ее туже. Потом я подкатил кровать к окну, пропустил веревку через медную спинку, чтобы скомпенсировать тяжесть, поднял тело и осторожно опустил его во двор.
Подергав за веревку, я освободил от нее тело и втянул ее обратно. Через минуту в дверь требовательно постучали. Я открыл и увидел группу людей в полицейской форме. На мне был домашний халат и тапочки.
— Говорят, у вас слышали шум борьбы. В чем дело? — проговорил главный, лицо его было бледным и напряженным.
Чувствовалось, что он наслышан об Эде Дженкинсе и боится допустить промах. С ним были еще четверо, правда, вид у всех у них был довольно понурый. Я почувствовал себя более уверенно.
— О, значит, вам сказали про мой звонок? — спросил я.
— Ваш звонок? — удивился полицейский.Я рассеянно посмотрел на него:
— Конечно. А кто, по-вашему, вам звонил?
— Дежурный сержант доложил мне, что звонивший отказался назвать свое имя, сказал, что живет в этом доме и что сверху слышен какой-то подозрительный шум.
Я кивнул. Разговор принимал нежелательный оборот.
— Я не назвал своего имени, боялся, что полиция мне не поверит. Последнее время мне бывает трудно в чем-либо убедить ваших ребят. В квартире наверху был шум, и я точно слышал, как кто-то упал на пол. Потом — звук убегавших шагов и тишина. Ну я и позвонил дежурному сержанту.
Офицер поскреб затылок:
— Но звонивший утверждал, что в квартире наверху живет Эд Дженкинс, известный всем Неуловимый Мошенник.
Я рассмеялся:
— Ах, вот оно что. Тут произошла путаница. Сержант спросил меня, к кому им обратиться, если понадобится дополнительная информация, и я посоветовал ему направить своих людей в квартиру Эда Дженкинса. А он, наверное, все перепутал. Вы бы поднялись в квартиру выше этажом, офицер, да взглянули, что там делается.Вы же понимаете, что с моим прошлым мне никто не верит, хотя я давно «завязал». Если за милю от меня произойдет что-нибудь эдакое, то всегда найдутся «добрые люди», которые станут говорить, что это моих рук дело. Вот почему, что бы ни произошло, я всегда стараюсь поставить в известность полицию.
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу и наморщив лоб, мучительно напрягая свои слабые полицейские мозги.
