Мейсон удивленно поднял брови.
— Послушайте, — голос ее звенел, — я не Минерва Минден. Я Дорри Эмблер, и то, что я проделала сегодня днем в аэропорту, было подстроено, чтобы вывести Минерву Минден на публичный скандал, но ее ловкость оказалась мне не по зубам. Она меня перехитрила.
Глаза Мейсона отразили пробуждающийся интерес.
— Ну-ну, слушаем.
— Все это началось четыре дня назад, когда я откликнулась на объявление, приглашающее молодую девушку, подготовленную или неподготовленную, на какую-то специальную работу. В объявлении уточнялось, что претенденткам должно быть от двадцати двух до двадцати шести лет, рост — ровно метр шестьдесят, а вес — не менее пятидесяти килограммов и не более пятидесяти двух. Жалованье предлагалось в размере тысячи долларов в месяц.
Делла Стрит метнула на Перри Мейсона быстрый взгляд.
— Я читала объявление, — сказала она. — Оно было действительно только в течение одного дня.
— Продолжайте, — сказал Мейсон Дорри Эмблер.
— Кто-то прислал по почте копию объявления, и я обратилась по указанному адресу. Это же сделало и множество других девушек, но… тут-то с нами и стали темнить.
— Ну-ну, давайте дальше, — сказал Мейсон, серые глаза которого теперь излучали жгучий интерес.
— Ну, прежде всего нас попросили пройти в гостиничный номер, чтобы обратиться с прошением. За письменным столом в номере сидела деловитая молодая женщина, а на двери номера была приклеена табличка: «Заведующий персоналом». Внутри оказалось две комнаты.
На двери одной из них бирка «Красная комната», а на другой — «Черная комната». Женщина за письменным столом вручала каждой из претенденток билетик. Девушки с красными билетами направлялись в «Красную комнату», а с черными — соответственно…
— И что же дальше? — спросил Мейсон.
— Что касается «Красной комнаты», то наверняка не знаю, но я говорила с одной девушкой, получившей туда билетик. Она вошла в комнату и села. По ее словам, там уже сидело чуть ли не два десятка претенденток. Они прождали так примерно с четверть часа, а потом какая-то женщина вошла к ним и сказала, что им больше нет необходимости ждать, поскольку вакансия уже занята.
— Ну, хорошо, — сказал Мейсон, — вам вручили билет в «Черную комнату». И что же произошло там?
— По всей видимости, из каждых пятнадцати или даже двадцати кандидаток лишь одной доставался черный билетик. Я попала в их число. Ну, я вошла туда и села, и, пока я была там, в комнату вошла так же, как я, всего лишь одна-единственная девушка. После того как я просидела минут десять, открылась дверь и какой-то мужчина сказал: «Пожалуйста, зайдите сюда». Я вошла еще в одну комнату номера… Господи, да такой гостиничный номер, должно быть, стоит небольшого состояния…
— А кто был мужчина? — перебил ее Мейсон.
— Он сказал мне, что вице-президент, ответственный за персонал, но по тому, как вел себя, думаю, он адвокат.
— А что же заставляет вас так думать?
— Манера, с которой он задавал мне вопросы.
— Какого рода были эти вопросы?
— Ну, он усадил меня и долго расспрашивал о моем прошлом, о моих родителях, о том, где я работала, и так далее. Потом он попросил меня встать и пройтись. Он разглядывал меня, словно ястреб!
— Приставать не пытался? — живо спросил Мейсон.
— Не думаю, что он имел в виду именно это, — потупилась Эмблер, — но, конечно, осмотрел меня с ног до головы.
— А потом?
— Сначала спросил, как у меня с памятью и могу ли я быстро отвечать на вопросы. А потом говорит:
«Что вы делали вечером шестого сентября?» Ну, поскольку это было не слишком давно, то я подумала минуту и вспомнила, что проводила вечер в своей квартире. У меня не было никаких свиданий, хотя это была суббота. Он спросил, кто был со мной, а я говорю — никого. Потом он поинтересовался, были ли у меня какие-либо посетители в течение того вечера или какие-нибудь телефонные звонки, ну и много еще личных вопросов такого рода, а потом спросил номер моего телефона и сказал, что мою кандидатуру на эту высокооплачиваемую работу рассмотрят самым серьезным образом.
— А он сказал вам, что за работа?
— Он сказал, что будут довольно специфические обязанности и что мне придется пройти довольно интенсивную подготовку, чтобы удержать за собой это место.
Но в течение периода подготовки, добавил он, мне будут платить. Он еще сказал, что оплата будет на уровне тысячи долларов в месяц, должность весьма конфиденциальная и что меня время от времени будут фотографировать в разных моделях одежды.
— А он сказал в каких моделях? — спросил Мейсон.
— Нет, не сказал. Конечно, у меня сразу же возникли подозрения, и я отрезала, что не стоит, мол, понапрасну тратить время друг на друга и уж не намекает ли он, чтобы я согласилась позировать обнаженной? Он совершенно определенно сказал, нет, мол, все абсолютно законно и честно, но мне придется время от времени фотографироваться в разных моделях одежды, и люди, на которых я буду работать, не хотят, чтобы для фотографий я специально позировала. Им нужны снимки молодых женщин на улицах, поэтому мне не следует волноваться, если прямо на улице кто-то направит на меня камеру и сфотографирует. Это, повторил он, будет делаться довольно часто, так что мне следует избавиться от всякой скованности и застенчивости и чувствовать себя абсолютно раскрепощенной.
— И что же было потом?
— Ну, потом я вернулась домой, часа через два позвонил телефон, и этот самый мужчина сказал мне, что меня отобрали для той странной должности.
— Вы в тот момент были безработной? — спросил Мейсон.
— Да, так уж случилось. Я вела себя довольно глупо, думая, что смогу достаточно зарабатывать на жизнь, продавая энциклопедии, разнося их по домам.
— И вы не смогли? — спросил Мейсон.
— Думаю, смогла бы, — ответила она, — если бы не было стольких ограничительных рамок. Но у меня попросту не хватило выносливости…
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, вот вы звоните в дверь, — сказала она. — Кто-то изнутри подходит к двери, смотрит в глазок, но вас приглашают войти только в одном случае из пяти, и если вы в самом деле хороши собой. А если нет, то перед вами и дверь не раскроют.
— Ну а если приглашают, то что происходит?
— Тогда вы входите в квартиру, демонстрируете свой товар, отвечаете на вопросы и договариваетесь о дополнительном визите.
— Дополнительном визите? — переспросил Мейсон.
— Да, вы ведь приходите в дневное время, а женщинам не нравится взваливать на себя какие-то финансовые решения, не посоветовавшись с мужем. Поэтому, если вы в самом деле хорошо подали свой товар, вас приглашают наведаться вечером, когда муж будет дома…
— А вам что же, это не нравилось? — спросил Мейсон.
— Мне нравилось, но было слишком уж выматывающе, до ужаса. Для того чтобы удержаться на службе такого рода, надо выработать что-то вроде непроницаемого панциря. И вы превращаетесь в такого же законченного профессионала, как… ну, как профессиональный политик.
— И поэтому вы бросили ту работу? — В голосе Мейсона звучало сочувствие.
— Ну, я не вполне ее бросила, но приняла для себя решение, что буду работать только по утрам. Вторая половина дня в любом случае не столь продуктивна, потому что вы слишком уж часто сталкиваетесь с женщинами, которые планируют отправиться на какую-нибудь встречу в клубе или заняты своей работой по дому и хотят успеть сделать что-то еще до вечера. В общем, они либо не собираются уделять вам время даже для краткого разговора, либо ужасно нетерпеливы, когда вам все-таки удается с ними заговорить.
— Понимаю, — сказал Мейсон. — Продолжайте.
— Хорошо, — сказала она. — Ну, я вернулась в свою квартиру. В тот день я работала. Я не то чтобы вдруг стала переполнена энергией, но воспринимала жизнь удивительно легко. Тут-то и зазвонил телефон с оповещением, что меня отобрали для работы и попросили вернуться в ту гостиницу.
— И что потом?
— Потом я пошла в гостиницу, и все изменилось.
Там не было больше женщин за письменным столом, но зато знакомый мужчина сидел в гостиной шикарного номера. Он предложил мне сесть и рассказал кое-что о моих обязанностях в этой должности. Он вручил мне костюм-шотландку, знаете, тот, в котором я была сегодня утром, блузку, чулки и даже нижнее белье. Он сказал, что это будет мое первое задание, и предложил надеть всю эту одежду и носить ее, пока я к ней не привыкну. Он хотел, чтобы я так перестроилась и словно бы приспособилась к роскошной жизни, чтобы одежда выглядела как моя повседневная, будничная, при этом я не должна быть ни капельки застенчивой. Он предложил мне войти в спальню и примерить все.
— И вы примерили? — спросил Мейсон.
— Да, но после некоторого колебания, — сказала она. — И, поверьте, я хорошо видела, что обе двери в спальню были плотно закрыты. Но у меня было гадкое ощущение, что я ввязалась во что-то, немного непосильное для меня.
