— Это один из вопросов, на которые нам предстоит найти ответ.
— О каком наследстве они спорят? — спросил коронер.
— Чарльз Перри состоял в супружестве, — сказал Селби. — Он получил предварительное судебное решение о разводе. Не дождавшись окончательного решения, Перри отправляется в город Юма и сочетается вторым браком с Эдит Фонтейн. К этому времени у нее уже был сын Герберт. Герберт принял фамилию Перри, хотя Чарльз не являлся его отцом. Брак, совершенный после предварительного решения о разводе, но до принятия окончательного, считается недействительным. Прошло много лет. Очевидно, Перри не подозревал, что юридически его женитьба недействительна. Его первая жена умерла, но он не удосужился совершить еще одну брачную церемонию с Эдит. Чарльз тоже умер, не оставив завещания, и теперь его брат Франклин Перри оспаривает право Герберта на долю в наследстве.
— Но разве нет закона о том, что формальный брак не обязателен, если мужчина и женщина открыто живут как муж и жена и их союз признается окружающими людьми?
— Да, есть по обычному праву, — ответил Селби. — Но в данном штате положения обычного права не действуют.
— Значит, Перри считал, что женат вполне законно. Муж умер первым?
— Да. Пара попала в автокатастрофу. Он умер на месте, она же промучилась еще неделю с проломленным черепом.
— Итак, ее сын не получит денег? — спросил Перкинс. — Кстати, я знаком с братом. Он ветеринар и как-то лечил мою собаку от чумки — вполне достойная личность.
— Суд решит, кому достанутся деньги. Меня больше занимает сейчас, почему Чарльз Брауер заинтересовался этим конкретным делом.
— Ты полагаешь, его все же зовут Брауер?
— Нет, Гарри, я так не думаю, я называю пастора этим именем потому, что не знаю, как назвать по-иному. Надо найти газету, из которой сделаны вырезки. На них нет никаких указаний?
Коронер отрицательно покачал головой.
Селби просмотрел и другие вырезки. Одна из них содержала список актеров и актрис кино с учетом рейтинга их популярности. На другой была таблица доходов кинозвезд за предыдущий год.
В одном из отделений портфеля находилась пачка машинописных листков. Совершенно очевидно, что текст печатался на машинке пастора. Работа была выполнена неумелой рукой, она пестрела вычеркнутыми словами и забивками.
Окружной прокурор увидел в верхней части первой страницы название труда: «Да не судимы будете». Далее следовала история, написанная вымученным стилем педанта. Селби решил прочитать повествование. Помимо воли он начал пропускать целые абзацы. Это была повесть о старом, раздражительном судье, который отказывается понимать современную молодежь и выносит суровый приговор малолетней нарушительнице закона. Он судит без сочувствия и снисхождения, девочка объявляется неисправимой и направляется в тюрьму. В ее поддержку выступают друзья, их ведет человек, общественное положение которого не совсем ясно. В повествовании он характеризовался как человек, любящий всех людей, все человечество.
Окружной прокурор поискал было в рукописи указание на то, что этот тип любит не только человечество, но и отдельных его представительниц, однако запутался в лабиринте бессмысленных фраз. Удалось лишь понять, что герой был в возрасте и его любовь не могла быть направлена на какую-то конкретную личность. Девушка принимается за изучение медицины во второй главе и еще до начала третьей главы становится знаменитым хирургом. В третьей главе внучку судьи, страдающую от опухоли мозга, доставляют к «величайшему в мире специалисту». Слезы судьи струятся по щекам, он умоляет хирурга сделать все возможное и вдруг узнает в целительнице ту девочку, которую он когда-то признал неисправимой.
Далее следовало несколько страниц психологических разъяснений, общий смысл которых сводился к тому, что девочка располагала неким избытком жизненных сил, животворной энергией, которую следовало направить на достижение, казалось бы, несбыточной цели. У ее спасителя достало проницательности направить девочку в школу и вдохновить на стремление к недостижимой Цели. Трудность задачи наставила ее на путь истинный.
— О чем это? — спросил коронер, как только окружной прокурор перевернул последнюю страницу.
— Доказательство старой аксиомы, — ухмыляясь, ответил Селби.
— Какой аксиомы?
— Такой, что на земле нет ни единой живой души, которая не пыталась бы сочинить киносценарий.
— Так это сценарий?
— Да, видимо, таково было намерение автора.
— Держу пари, он собирался в Голливуд, чтобы протолкнуть свое творение.
— Если таков был его план, — заметил Селби. — то он совершил необъяснимое отклонение от маршрута. Можно сказать, решил проникнуть в Голливуд через черный ход.
Больше в портфеле ничего не было. Окружной прокурор закрыл его, а коронер вновь заклеил и опечатал. Селби перешел к осмотру содержимого чемодана.
— На одежде нет никаких пометок из прачечной, — сказал коронер. — Даже на крахмальных воротничках. Не кажется ли это тебе немного странным?
Селби кивнул:
— Вполне вероятно, что с этими вещами он впервые отправился путешествовать, а в пути не успел прибегнуть к услугам прачечной. Дома же у него деловитая, трудолюбивая жена, которая стирает сама. Это, кстати, еще раз говорит за то, что он пастор.
Селби изучил маленькую картонную коробочку, в которой лежало несколько завернутых в бумагу пилюль.
— Это успокоительное? — спросил он.
— Да.
— И ни одна из пилюль не может явиться причиной смерти?
— Ни в коем случае, — ответил коронер. — Я встречал людей, которые принимали по четыре-пять штук за раз.
— Отчего же он умер в таком случае?
— Скорее всего, больное сердце. Двойная доза могла спровоцировать приступ.
— Попроси доктора Трумэна тщательно проверить эту версию. Я хочу совершенно точно установить причину смерти.
Коронер беспокойно заерзал и неуверенно произнес:
— Не будешь возражать, если я дам тебе крошечный совет, Дуглас?
— Давай, Гарри, выкладывай, — ответил Селби с улыбкой, — а я постараюсь им воспользоваться.
— Это твое первое расследование, — начал коронер. — Похоже, ты хочешь превратить его в дело об убийстве.
Я бы не стал на твоем месте ставить телегу впереди лошади. В графстве многие настроены против тебя, впрочем, как и многие — за. Те, кто — за, сумели провести тебя на должность. Те, кто — против, не могут смириться с тем, что ты ее занял. Если ты будешь трудиться, не привлекая к себе большого внимания, пару месяцев, люди быстро забудут о политической стороне дела. Те, кто ненавидел тебя, начнут улыбаться и пожимать руку при встрече на улице. Но если ты начнешь движение не с той ноги, последствия будут печальны. Твои враги до смерти обрадуются, а некоторые друзья отвернутся.
— Гарри, мне безразлично, как расследование выглядит со стороны, важно, что я сам им не удовлетворен. Есть множество моментов, которые совсем не устраивают меня.
— Можно изучать покойников под микроскопом и все равно остаться неудовлетворенным, — возразил коронер. — В реальной жизни очень часто не сходятся концы с концами. Я видел десятки смертей, не поддающихся объяснению. Всегда появляются факты, не укладывающиеся в общую схему. Поэтому приходится учиться принимать вещи такими, какие они есть. Этот человек зарегистрировался под чужим именем — ничего больше. Нет никаких поводов для волнения. Многие поступают таким образом.
Селби кивнул и изложил нормы поведения, которым он решил неукоснительно следовать, оставаясь окружным прокурором.
— Гарри, — сказал он, — факты должны сходиться. Этим они похожи на цифры. Когда мы соберем все факты, их сумма в графе «дебет» должна совпадать с суммой колонки «кредит». Факты, суммируясь, приводят к результату, который, в свою очередь, должен объяснять все факты. Если у нас что-то не вяжется, это означает лишь то, что нам не известны все факты и мы пытаемся подвести баланс, насилуя правила арифметики. Возьмем для примера письмо в машинке. Его печатал не тот человек, который писал сценарий. Письмо напечатано безукоризненно, текст расположен ровно, нет ни единой опечатки. Тот же, кто печатал сценарий, действовал одним пальцем, строчки неровные, буквы пропущены и переставлены местами. Очевидно, и сценарий, и письмо печатались на одной машинке, но разными лицами. Это иллюстрирует мою мысль о том, что факты должны быть объяснены, если мы пытаемся строить на них свои теории.
Коронер вздохнул и произнес:
— Ну что же, мое дело — сказать, а решать тебе. Превращай это дело в дело об убийстве, если тебе так хочется. Но когда оно вернется бумерангом, будет поздно.
Селби ухмыльнулся, поблагодарил коронера, вышел из похоронной конторы и направился прямо в отель «Мэдисон». Там у него произошел нелегкий разговор с Джорджем Кашингом.
