Друкер вынул изо рта трубку и, откинув голову, принялся рассматривать потолок, потом взглянул на меня.
— Помнится, — заговорил он, — в свое время я довольно часто выполнял некоторые поручения отца Сюзанны Брук. Я мог бы, разумеется, кое-что рассказать о нем, но он мертв. Сюзанну же, хотя она и носит фамилию Брук, я знал не больше, чем всех остальных девочек-подростков в нашем городке. Насколько мне известно, ничего дурного за ней не замечалось. Вы, очевидно, знаете, что она уехала отсюда учиться в университет?
— Знаю.
— А потом в Нью-Йорк. Она не приезжала в Расин даже во время летних каникул в университете, предпочитая путешествовать вместе с матерью. За последние четыре года она вообще здесь не появилась, а всего за восемь-девять лет, с того, как окончила нашу школу, прожила в городе не больше четырех-пяти месяцев.
— Видимо, я напрасно трачу деньги нашего клиента… Но, если я не ошиблось, и 1959 году, окончив университет, она все же вернулась домой. Возможно, вы этого не знаете; ее отца к тому времени уже не было в живых. А потом она вместе с матерью перебралась в Нью-Йорк. Вам случайно не известно, сколько она тогда тут прожила?
Мой собеседник затянулся, но, обнаружив, что трубка погасла, снова раскурил ее и сквозь облако дыма заметил:
— Не понимаю, почему вы пытаетесь выспросить все это у меня как бы невзначай. Уж если вы хотите узнать о том человеке, который покончил с собой, пожалуйста, спрашивайте прямо. Однако я почти ничего не знаю.
Обычно мне удается контролировать выражение лица, но его слова прозвучали настолько неожиданно, что я не смог скрыть изумления. Вот так, неожиданно, я наткнулся на нечто важное. Кто знает, не стану ли я обладателем тайны, серьезно компрометирующей Сюзанну Брук, — ну, скажем, что она убила человека и заявила о его самоубийстве! Несомненно, заявление Друкера поразило меня не только потому, что я не ожидал ничего узнать, но и потому, что не хотел ничего узнать.
— Что с вами? — удивился Друкер. — Или вы думаете, что я не понимаю, когда мне морочат голову?
Я выдавил улыбку.
— Боже упаси! Все равно у меня бы ничего не получилось, если б я попытался разыграть вас. Все объясняется просто: я ничего не знаю о человеке, покончившем с собой. Я просто пытался выяснить, что делала Сюзанна Брук в Расине. Может, это вы морочите мне голову?
— Нет. Как только вы упомянули имя Сюзанны Брук, я сразу же подумал, что вас интересует именно это самоубийство.
— Я ничего не знал… Вы сказали: «Пожалуйста, спрашивайте». Хорошо, спрашиваю.
— Видите ли… — Друкер затянулся и продолжал: — Произошло это тем летом, когда Сюзанна Брук окончила университет и вернулась в Расин. Вслед за ней в наш город приехал какой-то молодой человек. Вечером в пятницу, четырнадцатого августа 1959 года, в пять часов сорок минут он вышел из дома Бруков, остановился на террасе, вынул из кармана револьвер системы «Марли» тридцать восьмого калибра и выстрелом в висок покончил с собой… Так вы говорите, что не знали об этом?
— Не знал. И нет никаких оснований сомневаться, что это действительно было самоубийство?
— Ни малейших. Все произошло на глазах у двух женщин — они как раз проходили мимо дома — и мужчины, который оказался в тот момент на другой стороне улицы. Я понимаю, вам хотелось бы узнать, при чем здесь Сюзанна Брук, какую роль она в этом сыграла, однако мне ничего на сей счет неизвестно. Могу лишь сообщить то, что писали потом газеты и что мне рассказал один хорошо информированный приятель. Молодой человек учился в Гарвардском университете и настойчиво упрашивал мисс Брук выйти за него замуж. Он приехал в Расин снова просить ее руки, но она и ее мать выставили его за дверь. Вы же знаете, такое случается, хотя лично я этого не понимаю. У человека могут возникнуть какие-то причины, по которым он решает расстаться с жизнью, но я никогда не соглашусь, что можно приставить пистолет к виску только потому, что женщина ответила отказом. Тут есть что-то патологическое. Вы женаты?
— Нет. А вы?
— Был женат, но жена меня бросила. Неприятно, что и говорить, зато с тех пор я хоть сплю спокойно. Кроме того, если супруги ладят между собой, жена, конечно, всегда знает, чем занимается ее муж. А частный детектив не может себе позволить откровенничать даже с собственной женой. Вы согласны?
Мы опять заговорили о своей профессии и проболтали еще около часа. Я больше не пытался вернуться к разговору о Сюзанне Брук, Друкер распрощался со мной часов около десяти, и я сразу же подумал, что, поскольку «Глобус» газета утренняя, ее сотрудники находятся сейчас в редакции. Уж если в прошлом Сюзанны Брук появилось кое-что заслуживающее внимания, стоило, пожалуй, покопаться в старых газетах. Я позвонил Лэмису и получил разрешение побывать в архиве газеты.
Ветер несколько утих, но теплее не стало. Машины в типографии «Глобуса» уже работали полным ходом, полы в здании сотрясались мелкой дрожью. Меня провели в плохо освещенную пыльную комнату и перепоручили какому-то беззубому старикашке. Он строго-настрого запретил мне вырывать или вырезать что-либо из папок и подвел к шкафу с надписью: «1959».
Света, повторяю, было недостаточно, но, к счастью, я не могу пожаловаться на зрение. Я начал просматривать газеты с пятого августа, за неделю до названной Друкером даты, пытаясь найти упоминание о приезде в Расин студента Гарвардского университета или о его пребывании в городе. На интересующую меня информацию я наткнулся в номере за пятнадцатое августа, на первой полосе. Студент оказался Ричардом Оултом из Эвансвиля, штат Индиана. В воскресенье соответствующее сообщение появилось снова на первой полосе, однако в понедельник информация перекочевала на внутренние полосы, а во вторник вообще не появилась. Я внимательно просмотрел все номера газеты за все остальные дни недели, но ничего не нашел и снова тщательно перечитал материалы первых трех дней.
Ничто не говорило о том, что кто-то хочет замять дело. В показаниях всех трех допрошенных очевидцев происшествия не оказалось никаких несоответствий или противоречий. Терраса хорошо была видна с тротуара; обе женщины заметили револьвер в руке Оулта еще до того, как он поднес его к виску, и одна из них даже успела окликнуть его. Прохожий с противоположного тротуара перебежал улицу и оказался на террасе в тот момент, когда миссис Брук и Сюзанна выбежали из дома. В тот вечер Сюзанна отказалась разговаривать с журналистами, но уже в субботу утром беседовала с репортером газеты и охотно отвечала на все вопросы.
Если бы даже я во что бы то ни стало хотел добыть материалы, компрометирующие Сюзанну Брук, мне бы пришлось отказаться от этой мысли и искать их где-то в другом месте. Я положил подшивку газет на место, заверил хранителя архива, что ничего не вырезал и не вырвал, вернулся в гостиницу, предварительно выпив по дороге стакан молока в кафе, и улегся спать.
Не знаю, захотелось бы мне задерживаться в Расине и наводить дальнейшие справки, если бы не произошло нечто неожиданное. Это случилось во вторник. Я попросил разбудить меня в восемь часов, и когда раздался телефонный звонок, не поверил, что уже наступило утро, и взглянул на часы. Десять минут восьмого. «Черт бы побрал эти порядки в гостиницах!» — подумал я и снял трубку. Телефонистка сообщила, что меня вызывает Нью-Йорк. Я едва успел подумать, что в Нью-Йорке сейчас десять минут девятого, как в трубке послышался голос Вульфа:
— Арчи, ты?
— Совершенно верно. Доброе утро.
— Совсем не доброе. Ты где?
— В постели.
— Извини, пожалуйста, что я тебя побеспокоил. Вставай и сейчас же возвращайся домой. Мисс Брук мертва. Вчера нашли ее труп. Она убита. Немедленно выезжай в Нью-Йорк.
В горле у меня вдруг пересохло, и я сделал глотательное движение.
— Где… — начал было я и снова глотнул. — Я выеду…
— Во сколько ты будешь здесь?
— Часов в двенадцать, в час.
— Ну хорошо.
Вульф положил трубку.
Я разрешил себе посидеть секунд десять на краю постели, потом встал, оделся, уложил саквояж, спустился на лифте в вестибюль, расплатился за номер, пешком прошел на стоянку машин и поехал в Чикаго. Я решил, что позавтракаю в аэропорту в Чикаго.
Не в двенадцать и не в час, а уже без пяти два я открывал ключом дверь старого особняка на Западной Тридцать пятой улице. Нашему самолету пришлось с полчаса огибать грозовой фронт, прежде чем совершить посадку в Айдлуайлде, иначе говоря — в международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Я поставил на пол саквояж и снимал пальто, когда из кухни выбежал Фриц.
— Боже, наконец-то! — воскликнул он. — Мистер Вульф уже звонил в аэропорт. Ты же знаешь, как он относится к авиации. Я все время подогревал для тебя ленч. У нас сегодня молоки рыбы, зажаренные в душистых травах, но без петрушки.
