— Что я должна делать?
— Для начала мне нужно знать, не заходил ли прошлой ночью наш Кажо в «Табак улицы Фонтен». — Сходишь туда сегодня?
— Если не возражаешь — немедленно.
Она сбросила пеньюар и с платьем в руке уставилась на собеседника.
— Мне в самом деле одеться?
— Конечно, — вздохнул он, кладя на камин сто Франков.
Они вместе поднялись по улице Бланш. На углу улицы Дуэ, обменявшись рукопожатием, разошлись, и Мегрэ направился вниз по улице Нотр-Дам-де-Лоретт.
Подходя к своей гостинице, он поймал себя на том, что насвистывает какой-то мотивчик.
В десять утра он засел в пивной «У Нового моста», выбрав такой столик, на который то и дело падала тень от прохожих. В воздухе уже чувствовалась весна. Уличная жизнь становилась оживленней, шумы — пронзительней.
На набережной Орфевр было время доклада. В конце длинного коридора, вдоль которого располагались отделы уголовной полиции, начальник ее принимал своих сотрудников, являвшихся с папками разработок.
В числе прочих был и комиссар Амадье. Мегрэ чудилось, что он слышит голос начальника:
— Ну-с, Амадье, что с делом Палестрино?
Амадье наклоняется, дергает себя за ус, изображает любезную улыбку.
— Вот донесения, господин начальник.
— Правда, что Мегрэ в Париже?
— Говорят.
— Какого же черта он не заглянет ко мне?
Мегрэ улыбался. Он знал, что все идет именно так.
Представлял себе, как вытягивается и без того длинное лицо Амадье. Слышал, как тот нашептывает:
— У него, возможно, есть на то причины.
— Вы всерьез полагаете, что инспектор стрелял?
— Я ничего не утверждаю, господин начальник. Я знаю одно: на пистолете его отпечатки. В стене отыскали вторую пулю.
— Но почему он так поступил?
— Потерял голову… Нам навязывают в инспектора молодых людей, не подготовленных к…
Как раз в эту минуту в пивную вошел Филипп, направился прямо к Мегрэ и заказал:
— Кофе с молоком… Я раздобыл все, что вы просили, дядя, хотя это было не просто. Комиссар Амадье не спускает с меня глаз. Остальные проявляют подозрительность.
Он протер очки и вытащил из кармана бумаги.
— Прежде всего, Кажо. Я сходил на чердак в картотеку и скопировал его учетную карточку. Уроженец Понтуаза, пятьдесят девять лет. Начинал клерком у адвоката в Лионе, заработал год за изготовление и использование подложных документов. Через три года — еще шесть месяцев за попытку мошенничества со страховкой. Это уже в Марселе. Затем на несколько лет следы его теряются, но я отыскал их в Монте-Карло, где он становится крупье. С этого же момента он осведомитель Сюрте[2], что не мешает ему оказаться замешанным в каком-то деле с азартными играми, так и не расследованном до конца. Наконец, еще пять лет спустя, Париж, где Кажо делается управляющим «Восточного клуба», представляющего собой обычный игорный притон. Клуб вскорости прикрывают, но Кажо не трогают. Это все. С тех пор он живет на улице Батиньоль, где у него бывает лишь приходящая прислуга. Продолжает навещать улицу де Соссэ и набережную Орфевр. Владеет, по меньшей мере, тремя ночными кабаками, записанными, однако, на подставных лиц.
— Пепито? — бросил Мегрэ, сделав нужные заметки.
— Двадцать девять лет. Уроженец Неаполя. Дважды высылался из Франции за торговлю наркотиками. В остальном чист.
— Барнабе?
— Уроженец Марселя. Тридцать два года. Три судимости, причем одна за вооруженный грабеж.
— Товар во «Флории» обнаружили?
— Ничего — ни наркотиков, ни бумаг. Все унес убийца Пепито.
— Как зовут типа, который толкнул тебя и поднял на ноги полицию?
— Жозеф Одна. Бывший официант, теперь сшивается на скачках. Определенного местожительства не имеет, письма получает на адрес «Табака улицы Фонтен».
Думаю, промышляет букмекерством.
— Кстати, — вставил Мегрэ, — я встретил твою подружку.
— Мою подружку? — покраснев, переспросил Филипп.
— Да, высокую девицу, в зеленом шелковом платье, которую ты угостил стаканчиком во «Флории». Мы с ней чуть было не переспали.
— Я — нет, — отрезал Филипп. — И если она уверяет в противном…
Только что появившийся Люкас топтался неподалеку, не решаясь подойти к ним. Мегрэ жестом подозвал его.
— Занимаешься этим делом?
— Не совсем так, шеф. Проходил мимо и решил предупредить вас, что Кажо снова в «конторе». Приплелся четверть часа назад и заперся с комиссаром Амадье.
— Выпьешь кружечку?
Люкас набил трубку из кисета Мегрэ. Был час уборки, и официанты протирали мелом зеркала, посыпали опилками пол между столиков. Хозяин пивной, уже в черном пиджаке, проверял закуски, расставленные на рабочем столе.
— Думаете, это штучки Кажо? — спросил Люкас, понизив голос и протягивая руку за кружкой.
— Убежден.
— Невесело, однако!
Филипп помалкивал, почтительно поглядывая на проработавших двадцать лет бок о бок ветеранов, которые время от времени, между двумя затяжками, произносили несколько слов.
— Я видел вас, шеф?
— Я сам пришел ему сказать, что посажу его… Официант, еще две кружки.
— Он ни за что не расколется.
За окнами, желтые от солнца, катили фургоны «Самаритен»[3]. За ними, оглушительно названивая, поспевали длинные трамваи.
— Что собираетесь делать?
Мегрэ пожал плечами. Он и сам этого не знал. Его маленькие глазки неотрывно смотрели поверх уличной сутолоки и Сены на Дворец правосудия. Филипп поигрывал карандашом.
— Мне пора бежать, — вздохнул бригадир Люкас. — Занимаюсь сейчас одним парнем с улицы Сент-Антуан, поляком, выкинувшим кое-какие номера. Пробудете здесь до вечера?
— Вероятно.
Мегрэ тоже поднялся. Филипп занервничал:
— Я с вами?
— Лучше не надо. Возвращайся на Набережную.
Встретимся здесь за завтраком.
Он сел в автобус и полчаса спустя уже поднимался к Фернанде. Открыла она не сразу, потому что спала. Комната была залита солнцем. Простыни на разобранной постели сверкали белизной.
— Уже? — удивилась Фернанда, запахивая на груди пижаму. — Заспалась я. Обождите минутку.
Она вышла в кухню, зажгла газ и, не умолкая ни на секунду, налила в кастрюльку воды.
— Как вы велели, я пошла в «Табак». Меня там не опасаются, это заметно. Вам известно, что хозяин заведения одновременно содержит публичный дом в Авиньоне?
— Продолжай.
— Там был стол, за которым играли в бел от. Я сделала вид, что впустую прошлялась весь вечер и здорово устала.
— Ты не заметила чернявого коротышку по имени Жозеф Одна?
— Минутку… Один Жозеф там, во всяком случае, был. Он рассказывал, что провел вторую половину дня у судебного следователя. Но вы же знаете, как это бывает. Играют в карты. Белот! Двойной белот! Твой ход, Пьер… Потом кто-то что-то говорит… Кто-то отвечает из-за стойки… Хожу… Беру… Твой ход, Марсель… Хозяин тоже играл… Был там еще и негр. «Выпьешь чего-нибудь?» — спросил меня какой-то высокий брюнет, указав мне на соседний стул. Я не отказалась. Он дал мне заглянуть к нему в карты. «Во всяком случае, — продолжал тот, кого звали Жозефом, — по-моему, опасно припутывать сюда легавого. Завтра утром мне опять устроят с ним очную ставку. Мурло у него, правда, идиотское». Черви козыри… Четыре картинки… — Фернанда спохватилась. — Выпьете со мной кофейку?
Запах кофе уже разлился по всем трем комнатам.
— Сами понимаете, я не могла тут же с ходу заговорить с ними о Кажо. Я спросила: «Вот так у вас каждый вечер?» «Вроде», — отозвался мой сосед. «И вы ничего не слышали прошлой ночью?»
Мегрэ снял пальто и шляпу и приоткрыл окно, дав уличному шуму ворваться в комнату.
— Отвечая, он как-то странно взглянул на меня, — продолжала Фернанда. — Я видела, что он распаляется.
Играя, он поглаживал мое колено и пояснял: «Мы никогда ничего не слышим, понятно? Жозеф не в счет: он видел то, что должен был увидеть». Тут они все грохнули со смеху. Что мне оставалось делать? Отодвинуться я не могла. «Опять пики. Три картинки и белот!» — «Он все-таки занятный тип!» — вставил Жозеф, отхлебнув грога. Но тот, кто тискал меня, кашлянул и буркнул:
«Лучше бы он поменьше шился с псами». Сечете?
Мегрэ отчетливо представил себе сцену. Он, пожалуй, мог бы повесить каждому на шею бирку с именем.
О том, что владелец «Табака» содержит бордель в Авиньоне, он знал. А высокий брюнет — это хозяин «Купидона» в Безье и еще одного заведения в Ниме. Что касается негра, то это оркестрант из джаза по соседству.
— Имена никакие не называли? — осведомился бывший комиссар у Фернанды, помешивавшей кофе.
— Имена — нет. Несколько раз помянули «нотариуса».
Я подумала, что это Кажо. Он действительно смахивает на нотариуса, пошедшего по дурной дорожке. Но не торопитесь — я еще не кончила. Поесть, случаем, не хотите? Было уже наверняка три. Слышно было, как во «Флории» закрывают ставни. Мой сосед, продолжавший обжимать мне колено, начал меня нервировать. Тут открылась дверь, и вошел Кажо, поднес руку к шляпе, но не поздоровался ни с кем в отдельности. Никто не поднял головы. Чувствовалось, что все поглядывают на него исподлобья. Хозяин поспешил обратно за стойку. — «Дайка мне полдюжины вольтижеров[4] и коробок спичек», — бросил Нотариус. Коротышка Жозеф не шелохнулся, уставившись в свой стакан с грогом. Кажо раскурил сигару, сунул остальные в карман пиджака, вытащил из бумажника банкноту. Слышно было, как муха пролетит.
