— Да, я умею поворачивать и давать задний ход, — согласилась она. — Ха, картинные галереи! Вы что, комик?
— Как-нибудь вы должны повести меня в тот придорожный ресторан, который принадлежит Перриту в Вестчестере. О картинных галереях я сказал просто так, забудьте это. Ещё одно: если вы собираетесь обдумать моё предложение, то ради Бога, не говорите Перриту ничего о двойном шантаже Вульфа. Иначе начнется такой содом, который трудно будет остановить.
— Неужели? — с презрением спросила она. — А может быть и не начнется?
— Вы сумасшедшая, если думаете, что Вульф и Перрит сговорились. Вы не знаете Вульфа.
— Зато я знаю Дейзи Перрита.
Машина свернула на Семьдесят восьмую улицу.
— Но Вульфа вы не знаете, — продолжал настаивать я. — При первой возможности я расскажу вам про него. Он так непроницаем не только из-за своего жира. Перрит только дважды в жизни встречал равного ему противника: первый раз — вас, а потом Вульфа.
Вайолет остановила машину у тротуара справа, рядом с навесом. Я открыл для неё дверцу, но она уже вылезла благодаря своей подвижности и, обойдя машину, подошла ко мне. Она положила руку на мой рукав. — Оставим машину здесь. Потом я спущусь и отвезу вас домой.
Второй раз за вечер мне приходилось выпутываться из неудобного положения, но на этот раз рядом не было Мортона, чтобы помочь мне. Я старался осторожно освободить руку и начал подбирать слова для отказа, но они так и не были сказаны. Больше того: дело обернулось так, что я мог вообще не сказать больше в жизни ни одного слова.
На улицу со стороны Пятой авеню въехала на второй скорости машина. Около автомобили Вайолет она замедлила ход и почти остановилась (я стоял спиной и определил это только по звуку).
Вайолет всё ещё сжимала мою руку. Когда она увидела машину, её лицо застыло, и она прижалась ко мне.
Я резко повернулся, и тут раздались выстрелы. Высунувшийся из окна машины парень стрелял всего с двадцати футов.
Мне кажется, Вайолет была ранена первой же пулей. Она стала оседать на землю, и я опустился вместе с ней не только потому, что она по-прежнему держалась за мою руку, но и потому, что стоять столбом в данной ситуации было неумно.
Потом включились привычные рефлексы, и, встав на колени позади автомобиля Вайолет, я стал стрелять в машину, удалявшуюся в сторону Мэдисон-авеню. Я нажимал на курок до тех пор, пока не кончилась обойма. Машина скрылась вдали. Тогда я повернулся к Вайолет. Она пыталась встать, но это ей не удавалось, и она рухнула на землю. Я опустился около неё на колени и увидел, что одна пуля пробила ей щеку, но, очевидно, были и другие ранения.
Я сказал ей:
— Не двигайся, детка. Спокойно.
Задыхаясь и хрипло втягивая воздух, она пыталась сказать мне что-то.
— Это… это стыд, — наконец заговорила она. — Стыд.
Потом она замолчала и откинулась назад. Я встал и огляделся. Открылись окна, послышались голоса, и кто-то уже бежал в мою сторону с Пятой авеню.
Дверь многоквартирного дома открылась, и оттуда вышел швейцар. Увидев, что ко мне направляется полицейский, я встал, крикнул: «Врача!» — и нырнул в подъезд дома. Вестибюль был пуст, там стоял лифт с открытой дверью. Я нашел телефонный коммутатор, надел наушники и набрал номер телефона Вульфа.
Наконец мне ответили:
— Ниро Вульф слушает.
— Говорит Арчи. Я отвез её домой. Мы стояли на тротуаре перед её домом на Семьдесят восьмой улице. Приехал на машине какой-то парень и стал стрелять, потом уехал. Она мертва. Скажите Фрицу.
— Ты пострадал?
— Только морально. Этот подонок Перрит решил убрать её, а нас использовать как прикрытие. Скажите Фрицу.
Позади меня раздался начальственный голос:
— Положите трубку! Немедленно!..
Существование лейтенанта Роуклиффа из отдела, занимающегося расследованием убийств, является одной из причин, заставляющих меня сомневаться, что мир когда-нибудь достигнет стадии всеобщего братства.
Без десяти три ночи в камере пыток девятнадцатого полицейского участка на Западной Шестьдесят седьмой улице, где была размещена походная штаб-квартира, Роуклифф сказал мне:
— Прекрасно. — Он никогда не пользовался вульгарными выражениями и выражениями тина «о'кей». — Прекрасно, я прикажу посадить вас в тюрьму.
Я зевнул и сказал:
— Вы говорите это уже в четвертый раз. Меня это не устраивает, так же как мистера Вульфа и его юриста. Но я скорее соглашусь на это, чем на что-то другое. Приступайте.
Роуклифф продолжал сидеть и хмуро смотреть на меня.
— Разрешите мне подвести итог нашей беседе, — предложил я. — Дейзи Перрит приезжал, чтобы посоветоваться о чем-то с Ниро Вульфом. Спросите о теме беседы самого Вульфа.
— Я уже дважды посылал к нему своих людей, — холодно сказал Роуклифф, — но их даже не пустили в дом. Дверь, как обычно, закрыта на засов. Фриц Бреннер поговорил с ними через щель, сказав, что Вульф спит, а он не собирается будить его. Наглое и высокомерное заявление.
— Попробуйте прийти туда после завтрака, — предложил я. — Скажем, часов в одиннадцать.
Я был рад, что Фриц принял необходимые меры обороны, хотя я сам не успел предупредить его.
— Конечно, если я буду сидеть в камере, то не смогу оказаться там и впустить вас. Итак, в одиннадцать сорок вечера приехала дочь Перрита, очевидно, тоже посоветоваться с Вульфом. Об этом разговоре вам тоже лучше спросить у него. Когда они закончили, я проводил мисс Перрит домой, причем она сама вела машину. Около её дома мы были в двенадцать тридцать. Мы стояли…
— Это ясно.
— Так оно и произошло. У человека в машине лицо было завязано носовым платком.
— Откуда вам известно, что это был носовой платок?
— О Боже мой! Допустим, это был кусок ткани размером с носовой платок, оторванный от низа рубашки. Он завязал им лицо, чтобы его нельзя было узнать. Не знаю, хотел ли он убить только девушку или нас обоих, думаю, что всё-таки только её. На машине был номер, но я не успел разглядеть его. Впрочем, это неважно, раз вы нашли машину брошенной около метро. Интересно, есть ли там следы от моих пуль?
— Где сейчас Дейзи Перрит?
— Понятия не имею.
— Он прячется в доме Вульфа?
— Боже, конечно, нет. Мне страшно даже подумать об этом.
— А вчера вам не было страшно, когда он устраивал с Вульфом свои дела?
— Послушайте, лейтенант, — недовольно сказал я. — Скоро уже рассветет. Я несколько раз рассказывал вам всё, что мне известно. Больше вы из меня и слова не вытянете. Вы чертовски хорошо знаете, что говорить о Дейзи Перрите и его дочери вам нужно с Вульфом. Вы хорошо знаете, что я не имею права ничего рассказывать вам. Вам также известно, что если вы меня задержите, то Вульф будет недоволен. Чего вы, в конце концов, хотите — нажить себе кровного врага или расследовать убийство? Я предупреждаю вас, что собираюсь вздремнуть, всё равно где — на стуле, на тюремной койке или в своей постели дома.
— Ладно, выметайтесь отсюда, — скомандовал Роуклифф. — Да поживей.
Он нажал кнопку, сделал распоряжение, и, спустя минуту, я очутился на тротуаре. Я хорошо отдавал себе отчет в том, что причиной моего освобождения была надежда Роуклиффа на помощь Ниро Вульфа.
Я безуспешно пытался поймать такси и решил отправиться домой на метро. По дороге домой мои мысли были заняты только Дейзи Перритом. Я еле удерживался от того, чтобы рассказать в полиции о его деле и тем самым помочь им. Я понимал, что без разрешения Вульфа не имею права делать этого. Кроме того, по дороге домой мне пришло в голову одно предположение. Что если всю работу по устранению Вайолет проделал мой тезка Арчи?
Сколько я ни думал над этим, ничего здравого мне в голову так и не пришло.
Исходная позиция была такова: Перрит решил не откладывать дела в долгий ящик, — отделаться от Вайолет. Это, конечно, совершенно ясно. Но зачем понадобилось втягивать в это дело Вульфа, не говоря уж обо мне!
Используя Вульфа как прикрытие, он неминуемо должен был выдать тайну о том, что Вайолет является подставным лицом. А ведь именно это он всеми силами хотел скрыть. Мне необходимо было получить ответы на эти вопросы, так как у меня появилась одна идея. Я решил убить Дейзи Перрита. Это решение не было связано со смертью Вайолет и с неприятными минутами, которые мне пришлось пережить три часа тому назад у её машины. Оно было продиктовано ясным пониманием того, куда Перрит затянул нас с Вульфом. Мы понимаем, что работа частного детектива связана с риском, и идем на это. Но быть замешанными в частные дела Перрита и Микера — это уже сверх разумного риска. Остается только назначить дату своих похорон. Пересаживаясь на поезд на Гранд-Сентрал, я решил убить Перрита при первой же возможности. Когда через четыре минуты я пересаживался на Таймс-сквер, эта идея показалась мне совершенно сумасшедшей. Ещё четыре минуты спустя, когда я подымался к выходу из метро на Тридцать четвертой улице, у меня в голове не было вообще ни одной здравой мысли. Кого мне действительно хотелось теперь убить, так это Вульфа, который в своём безумном вожделении мяса открыл окно и заставил меня пригласить Перрита в дом.
