что это были вы. Рассердившись, он, должно быть, обратился к вам, но… болезни и возраст, и все к одному – он внезапно упал на пол от апоплексического удара. Вы склонились над ним, но он уже умер. Но почему вы поступили так глупо? Разве вы не понимали, что другие люди знают о завещании и его условиях, и что вас обязательно выследят – если не друзья, то враги? Какой вам толк уничтожать завещание, положения которого всем известны?
– Позвольте мне рассказать то, что вам еще не известно. Жутко, что вы знаете так много. Не могу себе представить, как вы смогли это выяснить. Чистосердечно признаюсь – я сделала это потому, что люблю Джека. Да, звучит странно, но я сделала это не ради себя. Я была без ума от любви к Джеку. Ни один мужчина никогда не вызывал у меня такого уважения и любви, как он. Его работа в университете… Но, доктор Кеннеди, разве вы не видите, что я отличаюсь от Джека? Что мне даст зарплата мужа – декана университета? Выплаты, которые предоставляются мне этим завещанием, просто ничтожны. А мне требуются миллионы. Я с младенчества была так воспитана. Я всегда ждала богатства. Мне всегда давали то, что я хотела. Но замужем все совсем иначе – нужны свои собственные деньги. Я нуждаюсь в богатстве, тогда у меня будет и городской дом и загородный, яхта, машины, наряды, слуги – я нуждаюсь во всем этом, это часть моей жизни точно так же, как ваша профессия – часть вашей.
А теперь все это ускользает из моих рук. Правда, если бы все пошло согласно последнему завещанию, Джек был бы счастлив работать в новой школе. Я бы согласилась с этим, и у меня хватало богатых ухажеров, но мне нужен Джек, и я знаю, что я нужна Джеку. Но он никогда не смог бы понять, как сильно по мне ударил бы интеллигентский минимализм, и как мое несчастье отразилось бы на нем самом. Вся эта филантропия просто разрушила бы и нашу любовь, и наши жизни.
Что же мне было делать? Стоять и смотреть, как рушатся мои жизнь и любовь? Или отказаться от Джека и ради богатства выйти за человека, которого я не люблю? «Нет, Хелен Бонд совсем не такая женщина», – сказала я себе. Я проконсультировалась с лучшим адвокатом, которого знаю. Я задала ему гипотетический вопрос, спросив его мнение таким образом, что ему показалось, будто я спрашиваю его, как составить надежное, неуязвимое завещание. Он рассказал мне о множестве положений и оговорок, которых следует избегать, особенно при выплате пособий. Я хотела это узнать. Я могла бы вставить в дядино завещание одну из таких оговорок. Я практиковалась, пытаясь писать дядиным почерком до тех пор, пока у меня не стало хорошо получаться. У меня были те же самые слова, написанные дядиным почерком, так что я могла тренироваться.
Потом я отправилась в Париж, где, как вы догадались, я узнала, как вынуть вещи из сейфа наподобие дядиного. Все, что я хотела сделать, это достать завещание, изменить его, вернуть обратно и надеяться, что дядя не заметит изменений. А после его смерти я бы оспорила завещание. Я получила бы свое либо по суду, либо во внесудебному порядке. Понимаете, я все распланировала. Школа была бы основана, но основала бы ее я. Какая разница, потратить на школу тридцать или пятьдесят миллионов? Школа ведь еще не существует. А разница в двадцать миллионов долларов означала для меня жизнь и любовь.
Я планировала украсть из сейфа деньги – это отвлекло бы внимание от завещания и заставило бы все выглядеть как обычное ограбление. Я бы исправила завещание и вернула его в сейф еще до утра. Но получилось совсем не так. Я уже почти открыла сейф, как в комнату вошел дядя. Его гнев выбил меня из колеи, а когда я увидела, что он упал на пол, у меня в голове не осталось ни одной разумной мысли. Я забыла достать деньги из сейфа, я забыла обо всем, кроме завещания. Моя единственная мысль заключалась в том, чтобы достать и уничтожить его. Не думаю, что смогла бы изменить его, когда мои нервы были расстроены. Вот вам вся моя история. Я в вашей власти.
– Нет, поверьте мне, – сказал Кеннеди, – существует моральный закон о сроке давности, и он, по нашему с Джеймсоном мнению, уже снял это дело. Уолтер, найдешь Флетчера?
Я обнаружил, что профессор нетерпеливо ходил взад-вперед по гравийной дорожке.
– Флетчер, – обратился к нему Кеннеди, – все, что требуется мисс Бонд, это спокойная ночь. Это был простой случай из-за переутомления нервов, и болезнь пройдет сама собой. Тем не менее я бы посоветовал как можно скорее сменить обстановку. До свидания, мисс Бонд, и примите мои пожелания доброго здоровья.
– Доктор Кеннеди, до свидания. Доктор Джеймсон, до свидания.
Я был рад сбежать.
Спустя полчаса мы с Кеннеди снова появились у Гринов. Мы буквально ворвались к ним, прервав разговор на веранде.
– Флетчер, Флетчер, – воскликнул Кеннеди, – Смотрите, что мы с Уолтером только что нашли в жестяной коробке за столом вашего дяди!
Флетчер схватил завещание и, приноровившись к тусклому свету из холла, торопливо прочел его.
– Слава Богу, – вырвалось у него. – Здесь, как я и думал, говорится о школе.
– Какая радость! – пробормотала Хелен.
Я же, подчинившись инстинкту газетчика, пробормотал:
– Такой материал для статьи пропал!
– Вымышленные детективы почти всегда совершают большую ошибку, – как-то вечером заметил Крейг Кеннеди. Это было после успешного завершения дела Флетчера. – Они почти всегда противостоят официальному следствию. Но в реальной жизни это невозможно, это фатально.
– Да, – согласился я, подымая глаза от газеты с отчетом о банкротстве крупного брокерского дома «Керр Паркер & Ко» и необычном самоубийстве Керра Паркера. – Да, это невозможно, так же, как невозможно и противостояние полиции и газет. Скотленд-Ярд выяснил это в деле Криппена.
– Джеймсон, мое представление об этом заключается в том, что профессор криминальных наук должен работать вместе с официальным следствием, а не против него, – продолжал Кеннеди. – Оно в полном порядке. Оно, конечно, незаменимо. Сегодня половина успеха заключается в организованности. Профессор криминальных наук должен быть тем, кем зачастую является профессор в техническом колледже – своего рода инженером-консультантом. Например, я верю, что организованность и наука довели бы до развязки дело с Уолл-стрит, о котором, как я вижу, вы читаете.
Я высказал сомнения в том, что полиция достаточно
