— Есть что-нибудь для меня, Люка?
— Нет, патрон.
Он разочарованно нахмурился. После выхода утренних газет с фотографией неизвестной прошло уже несколько часов.
— Никто не звонил?
— Только по поводу кражи сыра.
— Я говорю о девушке, убитой этой ночью.
— Ровным счетом ноль звонков.
Рапорт доктора Поля лежал на столе. Комиссар пробежал его глазами, чтобы убедиться, что там нет ничего, кроме того, что Поль уже сообщил ему.
— Можешь прислать мне Лапуэнта?
В ожидании помощника Мегрэ разложил на кресле весь небогатый гардероб убитой и внимательно рассматривал то одежду, то фотографии девушки.
— Добрый день, патрон! Слушаю вас.
Мегрэ показал ему фотографии, платье и белье.
— Сначала отнесешь все это Мурсу наверх и скажешь, чтобы проделал все, как обычно.
Это означало, что Мурс положит все вещи в бумажный мешок, хорошенько встряхнет его, чтобы выбить пыль, которую затем соберет и рассмотрит под микроскопом. Иногда это давало результаты.
— Пусть исследует также ее сумку, туфли и вечернее платье. Хорошо?
— Слушаюсь. Еще неизвестно, кто она?
— Не знаю ничего, кроме того, что вчера вечером она взяла на одну ночь это платье в магазинчике на Монмартре. Когда Мурс закончит, поедешь в морг и тщательно осмотришь тело.
Юный Лапуэнт, который служил в полиции только два года, покраснел.
— Это важно. Потом отправишься в агентство по найму манекенщиц. Все равно в какое. Например, на улицу Сен-Флорентин. Постарайся найти девушку, которая имела бы рост и вес убитой. Размер сорок четвертый.
Лапуэнт не мог понять, говорит ли шеф серьезно или разыгрывает его.
— А что дальше?—спросил он.
— Пусть она примерит платье. Если оно будет сидеть на ней, как собственное, привезешь ее сюда, к фотографам.
Лапуэнт наконец начал что-то понимать.
— Это не все. Необходима фотография убитой, с макияжем и всем таким, чтобы казалось, что она живая.
В отделе идентификации был один фотограф — настоящий волшебник.
— Пусть сделают фотомонтаж двух кадров: тело манекенщицы, а голова убитой. Поспеши. Фотографии должны быть готовы до выхода вечерних газет.
Когда Мегрэ остался один, он подписал несколько бумаг, набил трубку и вызвал Люка, которому велел на всякий случай найти в архиве дело Элизабет Кумар, она же Ирэн. Он был уверен, что это ничего не даст, так как дама с прошлым, похоже, говорила правду, но она до сих пор была единственная, узнавшая убитую на площади Вэнтимиль.
Время шло. Комиссара все больше удивляло полное отсутствие телефонных звонков.
Если незнакомка жила в Париже, можно было проработать большое количество версий. Первая: жила с родителями. В таком случае они, увидев фотографию в газете, поспешили бы в ближайший комиссариат или на набережную Орфевр.
Если она жила одна, то у нее были соседи, консьержка, делала она и какие-то покупки в окрестных магазинчиках.
Может быть, как это часто бывает в последнее время, она жила с подружкой? Тогда тоже был бы человек, который обеспокоился бы ее отсутствием и узнал бы фотографию.
Могла она также снимать комнату с пансионом. Таких пансионатов много. Ее бы могли узнать и хозяйка, и другие девушки.
В конце появилась еще одна мысль: она могла снимать комнату в одном из нескольких тысяч парижских отелей.
Мегрэ позвонил инспекторам:
— Там есть Торранс? Он свободен? Попросите его зайти ко мне.
Если она жила с родителями, оставалось только ждать. Если одна или с приятельницей — тоже самое. А вот в других случаях можно было бы ускорить ход событий.
— Садись, Торранс. Видишь фотографию? Хороша? Еще лучше фотографии будут после двенадцати. Представь себе эту девушку в черном платье и бежевом плаще в клетку. Такой могли запомнить ее люди.
Вдруг в окно упал луч солнца и прочертил на столе светлую линию. Мегрэ прервался, чтобы рассмотреть ее, как будто увидел не полоску света, а птичку, влетевшую с улицы.
— Сначала пойдешь в гостиничный центр и попросишь, чтобы эту фотографию показали во всех дешевых отельчиках. А начать нужно с девятки и восемнадцатого [2]. Понимаешь, к чему я клоню?
— Да. Месье знает ее фамилию?
— Не знаю ничего. Потом займись пансионатами для девушек и обойди их все. Скорее всего это — пустая работа, но я хочу все проверить.
— Понимаю.
— Это все. Возьми машину.
Неожиданно стало жарко, и Мегрэ открыл окно. Потом он перебрал еще несколько бумаг на столе, посмотрел на часы и решил поехать поспать.
— Разбуди меня около четырех, — попросил он жену.
— Обязательно?
Это было необязательно. Ему предстояло только ждать. Мегрэ неожиданно заснул. Он спал так крепко, что когда жена подошла к кровати с чашкой кофе в руке, он посмотрел на нее, будто его застали врасплох в чужой постели. Он словно не знал, как очутился здесь, в этой залитой солнцем комнате.
— Четыре часа. Ты сказал...
— Да... Не звонили?
— Только водопроводчик.
Первый тираж дневных газет вышел около часа дня. Все опубликовали то же фото, что и утром.
Даже несмотря на то, что черты лица убитой были слегка деформированы смертью, мадемуазель Ирэн узнала ее сразу, а видела-то всего два раза.
Оставалась еще одна версия, что девушка не снимала комнату и вообще не жила в Париже, а в обоих случаях, когда посещала улицу Дуэ, приезжала из пригорода. Но это было маловероятно, поскольку все, что было на ней, за исключением платья, которое сшила сама, куплено в магазине на улице Ла Файетт.
— Вернешься к обеду?
— Возможно
— Если ты надолго, надень теплое пальто. После захода солнца становится холодно.
На столе не было ни одного донесения. Мегрэ вызвал Люка.
— Опять ничего? Никаких звонков?
— Нет, патрон. Вот, принес вам дело Элизабет Кумар.
Мегрэ стоя пролистал его, не найдя там ничего, что бы он уже не знал от Лоньона.
— Лапуэнт разослал фотографии в газеты.
— Он здесь?
— Ждет вас.
— Позови.
Фотографии были просто шедеврами монтажа. Глядя на них, Мегрэ испытал что-то похожее на шок. Он видел девушку дважды: первый раз — в свете фонарей на мокрой от дождя площади Вэнтимиль, второй — на мраморном столе в институте у доктора Поля. Сейчас он видел ее такой, какой она была вчера, когда вечером зашла к мадемуазель Ирэн.
На Лапуэнта фотографии тоже произвели впечатление.
— Что вы об этом скажете, патрон? — спросил он неверным голосом. И, помолчав, добавил:
— Красивая, правда?
Лапуэнт неточно выразился. Девушку нельзя было назвать красивой. Это было нечто большее, что нелегко поддается точному определению. Фотографу удалось вдохнуть жизнь в ее глаза, которые будто задавали вопрос. И никто не мог на него ответить.
На двух фотографиях она была в своем черном платьице, на третьей — в плаще, еще на одной — в вечернем туалете. Можно было представить ее на улицах Парижа, среди толпы таких же девушек. Вот она идет по улице, останавливается около витрин, а потом спешит дальше, один Бог знает куда.
У нее были отец, мать. Позднее, в школе — подружки и приятели. Потом самые разные люди окружали ее, звали по имени. А теперь, когда ее нет в живых, оказалось, что все о ней забыли, как-будто она никогда и не жила на свете.
— Было очень трудно?
— Что?!
— Найти похожую.
— Нет, только немного неловко. Меня окружила дюжина девиц, и когда я показал им платье, каждая захотела его примерить.
— При тебе?
— Они к этому привыкли.
Доблестный Лапуэнт после двух лет работы в полиции еще не разучился краснеть!
— Пошли фотографии во все провинции.
— Я позволил себе сделать это, не дожидаясь вашего распоряжения.
— Прекрасно. А во все комиссариаты здесь, в Париже?
— Полчаса назад.
— Соедини меня с Лоньоном.
— Звонить в округ?