— Как будто не хотел, чтобы его заметили?
Мельник с благодарностью кивнул:
— Это так, Гость.
— Сторикаи видел вас?
— Не думаю. Я был в тени деревьев.
В тени… Желтоватые фитили тлели, и воск стекал по свечам, подобно слезам. Тени извивались на стенах помещения.
— И что же тогда сделал Сторикаи?
Мельник переводил взгляд с одного лица на другое. Его голос стал хриплым и дрожащим. Кладовщик совершил грех. Он открыл дверь священного дома, не позвонив в колокол, и вошел, не дожидаясь разрешения — фактически, когда Учителя не было в доме.
— Он совершил грех, — повторил Мельник.
— Благодарю вас, — сказал Эллери. Мельник тяжело поднялся и вернулся на свое место. — Водовоз?
Водовоз встал и шатнул вперед. Он был высоким, молодым и худощавым, его смуглое бородатое лицо, загорелые руки и одежда поблескивали от влаги. Его внешний облик напомнил Эллери саламандру.
— Вчера во второй половине дня, — ответил Водовоз на вопрос Эллери, — я начал чистить колодец напротив священного дома. Находясь в колодце, я слышал, как звонил колокол, и стал подниматься, чтобы попросить звонившего помочь мне вытянуть ведро. Но я поскользнулся и услышал, как этот человек — очевидно, это был Мельник — уходит. Потом я услышал, как подошел кто-то еще, высунул голову из колодца и увидел… — Он остановился, чтобы вытереть мокрый лоб влажной рукой.
— И что же вы увидели, Водовоз? — спросил Эллери.
— То, о чем говорил Мельник. Я увидел, как Сторикаи вошел в священный дом, не позвонив и не дожидаясь, пока его впустит Учитель.
Эллери посмотрел на патриарха. Казалось, старик не замечает никого и ничего. Его лицо выражало великое спокойствие, глаза, отражающие пламя свечей, словно сосредоточились на чем-то, находящемся за пределами каменных стен дома.
Подобное отсутствие интереса удивляло Эллери. Неужели Учитель равнодушен к цели этой беспрецедентной процедуры? Или же это была покорность судьбе?
— Водовоз, в котором часу вы видели Сторикаи, входящего без разрешения в Дом Священного Собрания?
— Около четверти пятого, Гость.
— Вы говорите так потому, что такое время назвал Мельник, или потому, что знаете его сами?
— Знаю сам, — спокойно ответил Водовоз, — по наклону тени в колодце.
— Можете вернуться на ваше место, Водовоз. — Подождав, пока «саламандра» скользнет назад на скамью, Эллери обратился к неподвижным фигурам за столом: — Итак, благодаря показаниям Мельника и Водовоза мы знаем, что Кладовщик вошел в священный дом в четверть пятого. Спустя сколько времени он был убит? Через пять минут. Я знаю это, так как на запястье Кладовщика были мои часы, которые я одолжил ему на время своего пребывания в Квинане. Эти часы разбились от удара молотком, когда Сторикаи поднял руку, защищаясь от убийцы.
Эллери вынул из кармана часы и показал их.
— Как видите, стрелки остановились на двадцати минутах пятого — как я говорил, спустя пять минут после того, как Сторикаи вошел в священный дом.
Убедившись, что все разглядели положение стрелок, он спрятал часы в карман.
— Теперь я вызываю Плодовода.
Плодовод был мужчиной средних лет, долговязым, как кукурузный стебель, с черными ногтями от постоянного копания в земле. Он говорил неуверенно, как могло бы говорить растение, имей оно дар речи.
Вчера во второй половине дня, сказал Плодовод, он навестил больного Раба и пробыл у него около четверти часа, молясь вместе с ним и рассказывая ему о посевах. Плодовод покинул дом Раба, когда туда пришел Учитель. Благодаря имеющимся в доме часам он знал, что пришел в три и ушел в четверть четвертого.
— Ты знаешь, Гость, что в часах Раба живет маленькая птичка? — продолжал Плодовод. — Она должна выходить и называть время, но уже давно этого не делала.
— Я этого не знал, Плодовод, — серьезно отозвался Эллери. — Благодарю вас. А теперь я вызываю Скотовода.
Скотовод был согбенным стариком с большой окладистой бородой и кожей цвета сушеного абрикоса. Его глаза щурились под кустистыми бровями, словно от яркого солнца. На вопросы Эллери он отвечал либо мычанием, либо хрюканьем.
— Что вы делали вчера во второй половине дня, Скотовод?
Мычание.
— Вы навещали Раба?
Хрюканье, сопровождаемое кивком.
— Когда вы вошли в дом Раба?
Хрюканье.
— До четырех или после?
Неразборчивое мычание.
— Насколько я понял вчера, вы пришли туда незадолго до четверти пятого. Это так?
Кивок.
— Вы застали там Учителя?
Кивок.
— И Учитель ушел из дома Раба после вашего прихода?
Кивок.
— Сразу же?
Хрюканье, мычание, кивок.
— Спасибо, это все. — Эллери повернулся к Учителю: — Можно доставить сюда Раба?
Теперь он видел, что, несмотря на отстраненный вид, патриарх наблюдает за происходящим. Старик сразу же кивнул Преемнику, который быстро вышел из священного дома. Должно быть, Раба уже приготовили к доставке, так как через пару минут дверь открылась снова, впустив запыхавшегося Преемника. Он что-то сказал, Мельник и Водовоз поднялись, вышли наружу и тотчас же вернулись, неся Раба. Кто-то — вероятно, Плотник-Кузнец — соорудил для него подобие паланкина, в котором полулежал больной.
Преемник указал на место в конце стола, Мельник и Водовоз поставили туда носилки, и все трое вернулись на свои места.
Раб казался таким же старым, каким был (но не казался) Учитель. Изрытая глубокими морщинами темная кожа, словно натянутая на скелет, придавала ему вид полумертвой, растрескавшейся земли пустыни. Только глаза — черные, блестящие, как у птицы, и немигающие — были живыми. Рабу, который больше не был рабом, оказались присущи достоинство и любопытство. Птичьи глаза, пробежав по собравшимся, остановились на лице Эллери.
— Благодарю тебя. — Эллери понял, что тихий шепелявящий голос выражает благодарность за то, что его обладателя доставили в Дом Священного Собрания на заседание Совета, явно последнее для него. — Я готов.
— Я не утомлю вас… — Эллери собирался сказать «Раб», но слово застряло у него в горле. — У меня всего несколько вопросов.
Он быстро расспросил старца о вчерашнем визите к нему Плодовода, Учителя и Пастуха и получил подтверждение времени их прихода и ухода.
— Еще один вопрос, — сказал Эллери. — Вы больны и прикованы к постели. Как же можете замечать и запоминать время с такой точностью?
Ему показалось, что поблекшие губы старика тронула едва заметная улыбка.
— Мне осталось так мало времени, — ответил Раб, — что я слежу за ним, как молодой человек следит за своим врагом.
— Больше у меня нет вопросов. Если хотите, чтобы вас отнесли домой…
— Я бы хотел остаться. — Раб посмотрел на Учителя, и во взглядах, которыми они обменялись, было столько боли и сострадания, что Эллери отвернулся.
— А теперь, — обратился он к Совету, — мы переходим к алиби Учителя.
— А-ли-би? — переспросил Управляющий. — Такое слово нам незнакомо, Гость.
Эллери увидел подтверждение на лицах остальных. Он объяснил им смысл слова в простейших терминах и, видя, что они поняли, продолжал:
— Алиби Учителя окончилось в тот момент, когда он вышел из дома Раба, что произошло в пятнадцать минут пятого. Оттуда всего несколько шагов до Дома Священного Собрания, и если бы Учитель вернулся сюда сразу же, то пришел бы незадолго до двадцати минут пятого — времени убийства Кладовщика. Я расспрашивал всех. Никто не помнит, что видел Учителя между пятнадцатью и двадцатью минутами пятого.
Эллери старался не смотреть на патриарха.
— Если кто-нибудь из присутствующих теперь вспомнил, что видел Учителя в это время, или слышал, что кто-то другой видел его, пусть скажет об этом немедленно.
Он умолк. Ни в длинном зале, ни снаружи не раздавалось ни звука. Эллери слышал только биение собственного сердца.
Почувствовав щекотание в носу, он достал носовой платок и вытер вспотевший лоб.
— Таким образом, установлено, что Учитель мог находиться здесь, в этой комнате, на месте преступления, в двадцать минут пятого — в тот момент, когда Кладовщик Сторикаи получил смертельный удар.
Никто не шелохнулся — все словно окаменели. «О чем ты говоришь? — казалось, вопрошали их лица. — Что ты имеешь в виду? В твоих словах должен быть какой-то смысл, хотя для нас они ничего не значат».
Все тяжкое бремя происходящего легло на плечи Эллери. Никто из них не мог помочь ему сдвинуть его хотя бы на один дюйм вправо или влево.
Оставалось обратиться к источнику проблемы.
— Учитель, — заговорил Эллери, — вчера из дома Раба вы сразу отправились в священный дом?
Взгляд старика устремился на него.
— Это так, Квинан, — спокойно ответил он.
Все разом вздохнули.
