Он сидел безмолвно, приложив руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями.
— Хозяин! — воскликнула Ариэль жалобно. — Что же сказка?
Он вздрогнул и нетерпеливо потряс головой, как будто стараясь стряхнуть с себя какой-то тяжелый гнет.
— Терпение! Терпение! — сказал он. — Сказка продолжается. — И, сделав отчаянное усилие, он глухо заговорил: — Даморида упала на колени. Она залилась слезами. Она сказала… — Он остановился и поглядел вокруг себя смущенным взглядом. — Как назвал я другую женщину? — спросил он, не обращаясь ни к кому из нас.
— Вы назвали ее Кунигундой.
При звуке моего голоса он повернул голову в мою сторону, но не взглянул на меня. Его бессмысленный, спокойный взгляд был устремлен на что-то далекое. Даже в голосе его произошла перемена, когда он заговорил опять. Это был спокойный, монотонный голос, несколько напоминавший голос, каким Юстас говорил в беспамятстве, когда ум его был слишком слаб, чтобы следовать за его словами. Неужели конец был так близок?
— Я назвал ее Кунигундой, — повторил он. — А другую я назвал… — Он остановился опять.
— А другую вы назвали Даморидой.
Ариэль взглянула на него с изумлением и, чтобы заставить его прийти в себя, нетерпеливо дернула его за рукав сюртука.
— Это сказка, хозяин? — спросила она.
Он ответил, не глядя на нее. Его бессмысленные глаза были все еще устремлены в пространство.
— Да, это сказка, — сказал он рассеянно. — Но для чего Кунигунда? Для чего Даморида? Не лучше ли просто госпожа и служанка? Так легче запомнить.
Он попробовал приподняться и содрогнулся. Минуту спустя он как будто овладел собой.
— Что сказала госпожа служанке? — пробормотал он. — Что? Что? Что? — Он остановился опять. Потом как будто вдруг сообразил что-то. Пришла ли ему новая мысль или он вспомнил что-нибудь забытое? Он вернулся к своему рассказу и прибавил внезапно следующие загадочные слова: — «Письмо», — сказала служанка. — Письмо! О, мое сердце! Каждое слово меч. Меч в мое сердце. О, это письмо! Ужасное, ужасное, ужасное письмо!
О чем он говорил? Как понять эти слова? Не припоминал ли он бессознательно что-нибудь, что действительно случилось некогда в Гленинге? При утрате всех других способностей память, похоже, сохранилась у него дольше всего. Не пробивалась ли истина, ужасная истина, сквозь мрак надвигавшегося безумия? Я едва дышала от волнения, от какого-то безотчетного ужаса, овладевшего всем моим существом.
Бенджамен бросил на меня предостерегающий взгляд. Ариэль сидела спокойная и довольная.
— Продолжайте, хозяин, — сказала она. — Мне нравится сказка. Продолжайте.
Он продолжал как человек, говорящий во сне:
— Служанка сказала госпоже. Нет, госпожа сказала служанке: «Покажите ему письмо. Вы должны, вы должны показать письмо». Служанка отвечала: «Нет, не должна, не покажу. Вздор! Пустяки! Пусть страдает». — «Мы можем выручить его. Показать?» — «Нет. Пусть случится худшее. Тогда покажете». Госпожа сказала… — Он остановился и быстро замахал руками, как будто стараясь отогнать какой-то воображаемый туман. — Которая говорила последняя? — спросил он. — Госпожа или служанка? Госпожа? Нет. Служанка, конечно. Служанка говорит громко, решительно: «Негодяи! Прочь от этого стола!» В этом столе дневник. Номер девятый. Кальдершо, спросить Данди. Вы не увидите дневника. Я шепну вам по секрету: дневник приведет его на виселицу. Я не хочу, чтобы он был повешен. Как смеете вы трогать мое кресло? Мое кресло — это я. Как смеете вы налагать руки на меня?
Последние слова были для меня проблеском света. Я читала их в отчете, в показании чиновника шерифа. Эти самые слова были сказаны Декстером в то время, когда он старался спасти бумаги моего мужа и когда следователи вытолкнули его кресло из комнаты. Теперь не было сомнения, что память его была занята прошлыми событиями в Гленинге.
Ариэль поощрила его опять. Она была беспощадна к нему. Она опять потребовала продолжения сказки.
— Зачем вы останавливаетесь, хозяин? Продолжайте. Расскажите нам, что сказала госпожа служанке.
Он тихо засмеялся.
— Что сказала госпожа служанке, — передразнил он ее. Затем он принял опять серьезный вид и продолжал свой рассказ, говоря все быстрее и быстрее, все бессвязнее и бессвязнее. — Госпожа сказала служанке: «Мы выручили его». Как быть с письмом? Сжечь его? В камине нет огня. В коробке нет спичек. Весь дом вверх дном. Слуги разбежались. Разорвать его. Бросить в корзину с другим сором. Ненужная бумага. Выбросить вон. Пропало навсегда. О, Сара, Сара! Пропало навсегда!
Ариэль захлопала в ладоши и в свою очередь передразнила его.
— О, Сара, Сара! Пропало навсегда! Славно, хозяин. Теперь скажите, кто была Сара.
Губы его шевелились, но голос был так тих, что едва можно было разбирать слова. Он начал опять прежним меланхолическим тоном:
— Служанка сказала госпоже. Нет, госпожа сказала служанке… — Он внезапно смолк, выпрямился в кресле, поднял руки и разразился страшным визгливым хохотом. — Ха, ха, ха! Как смешно! Почему вы не смеетесь? Ха, ха, ха!
Он откинулся на спинку кресла. Резкий хохот его перешел в тихое всхлипывание. Затем он поднял лицо к потолку. Глаза его были мутны, губы раздвинуты бессмысленной улыбкой. Немезида свершила свой суд наконец! Предсказанная ему участь постигла его. Для него настала ночь.
Когда прошло первое потрясение, единственным чувством, охватившим меня, была безграничная жалость к этому несчастному человеку. Даже его страшный вид только усиливал это чувство. Я вскочила. Не видя ничего, не думая ни о чем, кроме несчастного существа в кресле, я бросилась к нему, чтобы приподнять его, чтобы оживить его, чтобы заставить его прийти в себя, если это было еще возможно. Но тут же я почувствовала, что кто-то крепко схватил меня за руку и потащил назад.
— Разве вы ослепли? — воскликнул Бенджамен. — Глядите!
Он указал, и я взглянула.
Ариэль опередила меня. Она приподняла своего хозяина в поддерживала его одной рукой. В другой она держала индийскую дубину, которую взяла из коллекции восточного оружия, украшавшего стену над камином. Ариэль преобразилась. Глаза ее сверкали, как глаза дикого животного, она скрежетала зубами.
— Это ваше дело! — крикнула она мне, свирепо размахивая дубиной. — Если вы подойдете к нему, я размозжу вам голову. Я буду бить вас, пока не переломаю вам все кости!
Бенджамен держал меня одной рукой, другой отворил дверь. Я не сопротивлялась. Я не могла оторвать глаз от Ариэль, я смотрела на нее как очарованная. Ярость ее утихла, когда она увидела, что мы уходим.
Она бросила дубину, обняла своего хозяина обеими руками, прижалась головой к его груди и зарыдала.
— Хозяин! Хозяин! — выкрикивала она. — Они не будут больше дразнить вас. Взгляните на меня. Посмейтесь надо мной. Скажите опять: Ариэль, ты глупа. Сделайтесь опять самим собою.
Бенджамен увлек меня в соседнюю комнату. Ариэль продолжала плакать над несчастным существом, которое она любила с преданностью собаки, с самоотверженностью женщины. Тяжелая дверь между нами затворилась. Растроганная до глубины души, беспомощная и бесполезная, я прижалась к моему старому другу и тоже заплакала.
Бенджамен повернул ключ в замке.
— Нечего плакать, — сказал он. — Было бы лучше, если бы вы поблагодарили Бога, что выбрались благополучно из той комнаты.
Он вынул ключ из замка и свел меня вниз, в прихожую. Подумав немного, он отворил выходную дверь. Садовник все еще работал в саду.
— Ваш хозяин заболел, — сказал ему Бенджамен, — а женщина, которая ходит за ним, сошла с ума, если у нее когда-нибудь был ум. Где живет ближайший доктор?
При этом известии садовник обнаружил такую же искреннюю преданность своему господину, как и женщина наверху. Он с проклятьем отбросил лопату.
— Хозяин заболел? — повторил он. — Я сам схожу за доктором. Я найду его скорее, чем вы.
— Скажите доктору, чтобы он взял с собой какого-нибудь мужчину, — прибавил Бенджамен. — Ему может понадобиться помощь.
Садовник взглянул сурово.
— Разве я не могу помочь? Это мое дело, и я не уступлю его никому.
Я вернулась в прихожую и села на стул, стараясь успокоиться. Бенджамен начал ходить взад и вперед по комнате.
— И этот и та, оба любят его, — прошептал он задумчиво. — Полуобезьяна-получеловек, а они любят его. Это непостижимо для меня.
Садовник привел доктора, спокойного смуглого решительного человека. Бенджамен вышел им навстречу.
— Я запер его, — сказал он. — Вот ключ. Не пойти ли мне с вами?
Доктор, не ответив, отвел его в угол прихожей. Они заговорили шепотом. Затем доктор сказал:
— Дайте мне ключ! Вы не можете принести никакой пользы, вы только раздражите ее.
Сказав это, он сделал знак садовнику и направился к лестнице. Я решилась остановить его.
