— Вас прислал Поль? — Голос мадемуазель Сентклер, томный и глубокий, вполне соответствовал ее наружности.
— Да, мадемуазель. Я здесь по просьбе Его Высочества и готов выслушать вас.
— Что вас интересует?
— Все, что произошло здесь вчера вечером. Все! Вы понимаете меня, мадемуазель?
Она устало улыбнулась.
— Вы думаете, я могла бы солгать? Я же не так глупа. И прекрасно понимаю, что рано или поздно это все равно выйдет наружу. Дело в том, что этот человек, Ридберн, знал одну мою тайну и шантажировал меня. Только из любви к Полю я попыталась договориться с ним. Я боялась потерять Поля… Теперь я спасена, но я не убивала Ридберна, клянусь вам.
Пуаро, улыбаясь, кивнул.
— Меня вовсе не надо уверять в этом, мадемуазель. Расскажите о событиях прошлой ночи, и как можно подробнее.
— Я предложила Ридберну деньги. Он назначил встречу на девять вечера. К условленному часу я отправилась в Мон-Дезир. Дорогу я знала, так как мне приходилось бывать там прежде. Нужно было обойти дом и войти через дверь библиотеки так, чтобы не заметили слуги.
— Извините, мадемуазель, а вам не было страшно идти туда одной на ночь глядя?
Она ответила не сразу (или ему просто показалось?):
— Да, но у меня не было другого выхода: мне некого было попросить сопровождать меня, я была в отчаянном положении. Ридберн впустил меня в библиотеку. О, этот человек! Настоящее чудовище! Как я рада, что он умер! Он играл со мной как кошка с мышью. Смеялся надо мной. Я просила его, умоляла чуть ли не на коленях. Предлагала все мои драгоценности. Все напрасно! Затем он назвал свои условия. Наверное, вы догадываетесь какие? Я с негодованием отказалась и высказала ему все, что о нем думаю. Я прокляла его. Он же продолжал насмешливо улыбаться, его не тронули ни мои мольбы, ни мои проклятия. Когда я, выбившись из сил, наконец умолкла, то услышала какой-то тихий звук, доносившийся со стороны окна, того, что выходит в сад. Ридберн тоже услышал его. Он бросился к окну и распахнул шторы. Там прятался мужчина ужасной наружности, по-видимому, бродяга. Он бросился на Ридберна и бил его до тех пор, пока тот не упал. Бродяга схватил меня окровавленной рукой, я вырвалась и бросилась бежать со всех ног. Моя жизнь была в опасности. Заметив освещенные окна какого-то дома, я устремилась в ту сторону. Жалюзи были подняты, и я увидела людей, сидящих за карточным столом. Собрав последние силы, я буквально влетела в комнату, прошептав только одно слово «убийство», а затем — куда-то провалилась…
— Благодарю вас, мадемуазель. Вы, наверное, испытали тяжелое потрясение. Не могли бы вы все же описать этого, как вы выразились, бродягу? Вы помните, как он был одет?
— О нет. Все произошло так стремительно, что я просто ничего не успела заметить. Но я могла бы узнать этого человека — его жуткое лицо навсегда врезалось в мою память!
— И еще один вопрос, мадемуазель. Шторы на окне, что выходит на подъездную аллею, были задернуты?
На лице балерины отразилось легкое недоумение, она на секунду задумалась, стараясь припомнить.
— Eh bien,[52] мадемуазель?
— Мне кажется, да-да, я почти уверена — они не были задернуты.
— Странно, ведь на другом окне шторы были задернуты, и за ними прятался убийца. Но, в сущности, это не имеет большого значения. Сколько вы еще собираетесь пробыть в этом доме, мадемуазель?
— Доктор считает, что я буду в состоянии вернуться в Лондон уже завтра. Она оглядела комнату и, заметив, что мисс Оугландер ушла, добавила:
— Оугландеры очень добры ко мне, но, понимаете ли, это люди не моего круга. Я их шокирую. Что до меня, то, честно говоря, я не очень-то жалую буржуа!
В ее словах мне послышалась затаенная горечь.
Пуаро кивнул:
— Я вас прекрасно понимаю, мадемуазель. Надеюсь, что не очень утомил вас своими расспросами.
— Вовсе нет, мосье Пуаро. Единственное, что меня беспокоит, так это то, что Поль до сих пор остается в неведении. Прошу вас, поскорее рассейте его тревогу.
— В таком случае разрешите откланяться, мадемуазель, и пожелать вам всего наилучшего.
Выходя из комнаты, Пуаро вдруг остановился и, указав на пару лакированных туфелек, спросил:
— Это ваши, мадемуазель?
— Да, мосье. Служанка только что почистила и принесла их.
— Что за странные слуги в этом доме, — заметил Пуаро, когда мы спускались по лестнице, — от волнения забывают убрать комнаты, но не забыли привести в порядок туфли. Итак, mon ami,[53] хотя в этом деле есть еще один-два неясных момента, думаю — да-да, именно так! — что нам придется отнести его к разряду законченных. Все просто до очевидности.
— А как же убийца?
— Эркюль Пуаро не ловит бродяг, — важно ответил мой друг.
* * *
В холле нас поджидала мисс Оугландер. — Мама очень хотела бы поговорить с вами, — сказала она. — Не могли бы вы пройти в гостиную, это не отнимет у вас много времени.
В комнате по-прежнему был беспорядок. Пуаро собрал со стола карты и начал рассеянно тасовать их своими маленькими ухоженными руками.
— Знаете, о чем я думаю, мой друг? — спросил он.
— Нет, — ответил я нетерпеливо.
— Я думаю, что мисс Оугландер была не искрения, утверждая, что к ней не шли козыри. У нее было целых три козырных карты.
— Пуаро, это уж слишком!
— Mon Dieu,[54] не могу же я все время говорить об убийствах и крови.
Внезапно он замер.
— Гастингс, посмотрите! Трефового короля нет в колоде!
— Зара! — воскликнул я.
Но Пуаро, похоже, не понял меня. Он машинально вложил карты в коробку. Его лицо было очень мрачным.
— Гастингс, — в конце концов сказал он. — Я, Эркюль Пуаро, чуть было не совершил непоправимую ошибку. Я глядел на него, ничего не понимая.
— Мы должны начать все сначала, Гастингс. Да-да! Но уж на этот раз мы не должны оплошать.
Его рассуждения были прерваны приходом красивой, но уже в летах, женщины; в руках она держала хозяйственные книги. Это была миссис Оугландер. Пуаро галантно ей поклонился.
— Правильно ли я поняла, мосье Пуаро, вы друг… э-э… мисс Сентклер?..
— Это не совсем так, мадам. Дело в том, что я приехал сюда по поручению очень близкого друга мадемуазель.
— О-о… понимаю. Я подумала, что, возможно… Пуаро вдруг прервал ее и, указав на окно, спросил:
— Скажите, мадам, жалюзи вчера вечером были опущены?
— Нет. Наверное, поэтому мисс Сентклер и увидела свет в нашем окне.
— Прошлой ночью ведь светила луна? Странно, что вы не заметили мадемуазель Сентклер, хотя вроде бы и сидели лицом к окну?
— О да, вы правы. Мне кажется, никто из нас не заметил ее потому, что все мы были вчера очень увлечены игрой. Никогда раньше не играли с таким азартом!
— Понимаю, мадам. И еще, хочу вас успокоить: мадемуазель Сентклер завтра от вас уезжает.
Лицо женщины мгновенно прояснилось, казалось, что с ее плеч свалилась огромная тяжесть. Мы распрощались. Выходя из дома, Пуаро обратился к служанке, подметавшей ступеньки парадной лестницы.
— Это вы почистили туфли мадемуазель Сентклер? Девушка отрицательно покачала головой.
— Нет, сэр, я даже и не знала, что их почистили.
— Кто же в таком случае это сделал? — осведомился я у Пуаро, когда мы уже шли по дороге.
— Никто. Они просто не нуждались в чистке.
— Конечно, если бы мадемуазель Сентклер шла по утоптанной дорожке в пригожий вечер. Но ведь она прошла через весь сад по траве! Наверняка ее туфли промокли и запачкались.
— Если бы все было так, то непременно бы запачкались.
— Но…
— Пожалуйста, друг мой, еще полчаса терпения, и ваше любопытство будет удовлетворено. А сейчас мы возвращаемся в Мон-Дезир.
* * *
Дворецкий очень удивился, когда мы неожиданно появились на пороге, но без возражений провел нас в библиотеку.
— Вы перепутали окна, Пуаро! — крикнул я, увидев, что Пуаро направился к окну, выходящему на аллею.
— Я никогда ничего не путаю, друг мой. Смотрите сюда! — И он указал на голову льва.
На блестящей мраморной поверхности я заметил еле заметное матовое пятно, такое же едва приметное пятно было и на полу.
— Кто-то ударил Ридберна кулаком в переносицу. Тот упал, ударился о мраморную голову и съехал на пол. Потом его перетащили к противоположному окну и положили там.
— Но зачем? Ведь в этом не было никакой необходимости!
— Да нет, как раз это и было необходимо сделать убийце. Хотя я бы не стал называть этого человека убийцей — он вовсе не собирался убивать Ридберна, все вышло случайно. Преступник на редкость сильный человек, вот что я вам скажу!
— Вы так решили, потому что он проволок тело через всю комнату?
— Не только, дорогой Гастингс! Да-а, это было очень запутанное дело, и я чуть было не выставил себя на всеобщее посмешище.