Питер ухмыльнулся.
– Даже спрашивать ничего не буду. Чем меньше обсуждаешь дядюшкины добрые советы, тем скорее от них оправишься. Он в высшей степени невыносим, а его суждения отвратительно здравы. Он считает, что я страдаю от романтизма сердца, которое играет на моем трезвом рассудке, как кошка на банджо. На самом деле г-н Делагарди писал следующее:
… Cette femme te sera un point d’appui. Elle n’a connu jusqu’ici que les chagrins de Vamour; tu lui en apprendra les délices. Elle trouvera en toi des délicatesses imprévues, et quelle saura apprécier. Mais surtout, топ ami, pas de faiblesse! Ce n’est pas une jeune fille niaise et étourdie; с est une intelligence forte, qui aime à résoudre les problèmes par la tête. II ne faut pas être trop soumis; elle ne t’en saura pas gré. II faut encore moms I'enjôler; elle pourra se raviser. II faut convamcre; je suis persuadé quelle se montrera magnamme. Tâche de comprimer les élans d’un coeur chaleureux – ou plutôt réserveles pour ces moments d'mtimité conjugale ой lis ne seront pas dé-placés et pourront te servir à quelque chose. Dans toutes les autres circonstances, fais valoir cet esprit raisonneur dont tu n’es pas entièrement dépourvu. A vos âges, il est néces-saire de préciser, on ne vient plus à bout d’une situation en se Uvrant à des étremtes effrénées et en poussant des ens déchirants. Raidistoi, afm d'mspirer le respect à ta femme; en lui tenant tête tu lui foumiras le meilleur moyen de ne pas s’ennuyer…[295]
Питер, скривившись, сложил и убрал эпистолу подальше, а затем спросил:
– Ты собираешься на похороны?
– Пожалуй, нет. У меня нет черного платья под стать твоему цилиндру, лучше я останусь тут, пригляжу за дуэтом Соломонс – Макбрайд.
– Это может сделать Бантер.
– Нет-нет, он мечтает попасть на погребение. Я видела, как он чистил свой лучший котелок. Ты спустишься?
– Ни за что. У меня тут письмо от агента, с которым я просто вынужден разобраться. Я думал, что все замечательно уладил, но один арендатор решил докучать мне именно сейчас. А Джерри вляпался в историю с женщиной, и ему ужасно неловко меня беспокоить, но появился муж с блеском шантажиста в глазах, и что же ему теперь делать?
– Святые угодники! Опять этот мальчишка!
– Чего я точно не буду делать – это посылать чек. Так случилось, что я хорошо знаю данных леди и джентльмена. Все, что тут требуется, – это решительное письмо и адрес моего адвоката, который тоже все про них знает. Но я не смогу писать внизу, где под окнами крадется Кирк и оценщики дерутся из-за этажерок.
– Конечно не сможешь. Я спущусь и прослежу. Работай спокойно… А ведь я раньше думала, что ты трутень господень без единой заботы.
– Недвижимость сама за собой не следит, увы! И племянники тоже. Ага! Дядя Пандар дает фамильярные советы? Позволь, я запечатлею фамильярный совет там, где он принесет наибольшую пользу… Бывает и на моей улице праздник… C’est bien, embrassemoi…. Ah, non! Voyons, tu me dépeignes…. Allons, hop! Il faut être sérieux[296].
Разобравшись с корреспонденцией и будучи, невзирая на капризные протесты, втиснут в черный костюм и крахмальный воротничок, Питер сошел вниз и обнаружил, что суперинтендант Кирк собирается уходить, а мистер Макбрайд только что вышел победителем из жаркого трехстороннего спора между ним самим, мистером Соломонсом и пыльным должностным лицом, назвавшимся представителем душеприказчицы. К какому именно деловому соглашению пришли стороны, Питер не спросил и так никогда и не узнал. В итоге было решено, что мебель увезут, и Гарриет (от имени Питера) отказалась от любых претензий на нее на тех основаниях, что а) они до сих пор ничего не заплатили за ее использование, б) она им и даром не нужна, даже если бы в придачу давали фунт чаю, и в) они уезжают на уикенд, причем г) будут рады поскорее избавиться от этой мебели и поставить на ее место свою.
После того как дело было улажено, мистер Мак-брайд испросил у суперинтенданта разрешения приступать. Кирк мрачно кивнул.
– Не везет? – спросил Питер.
– Ни капельки, – ответил Кирк. – Все как вы сказали. Наверху все захватано Паффетом и Бертом Раддлом, но как поймешь, не относятся ли какие из отпечатков к прошлой неделе? На полу нету вмятины, которую мог бы оставить брошенный камень, – но, с другой стороны, этот старый дуб до того твердый, что на него хоть всю неделю камни швыряй – следа не оставишь. Ну уж не знаю. Первый раз вижу такое убийство. Совсем не за что зацепиться.
– А вы пытались просунуть Селлона в окно?
– Джо Селлона? – Кирк фыркнул. – Вы пойдите в деревню да поглядите на Джо Селлона. Фью! Расскажите мне о заторах на дороге! Отродясь такого не видывал. Тут собралось пол-Пэгфорда да почитай весь Броксфорд, а еще газетчики из Лондона, из “Вестника Броксфорда и Пэгфорда”, из “Рекламного приложения северного Харта”, а вдобавок малый с таким, знаете, киноаппаратом, а перед “Короной” столько машин, что внутрь не пройдешь, а в баре такая толпа, что никого обслужить не могут. У Джо забот полон рот. Я там оставил своего сержанта ему в помощь. И еще! – с негодованием прибавил суперинтендант. – Как только мы ухитрились аккуратненько припарковать двадцать машин в проулке возле поля мистера Гидди, как является парнишка и пищит: “Ой, мистер, пропустите, пожалуйста, – я корову к быку привел”. И все пришлось двигать по новой. Досадно – это не то слово. Однако и это когда-нибудь кончится, что утешает. Я приведу сюда Джо после похорон, чтоб ничего не мешало.
Люди мистера Макбрайда работали профессионально. Гарриет наблюдала, как пристанище ее медового месяца стремительно превращается в пыльную пустыню, усеянную соломой и упаковочными ящиками, свернутыми занавесями и картинами, протянувшими свои паучьи проволочки, как силки, и думала: неужели и вся ее замужняя жизнь будет такой же каруселью? Характер – это судьба[297]: возможно, в них с Питером есть что-то такое, что не позволяет довести до конца никакое дело без нелепейших помех и внезапных перемен участи. Помогая упаковывать каминные приборы, она вспомнила, как замужняя подруга рассказывала ей про свой медовый месяц, и рассмеялась.
“Джим мечтал о тихом местечке, и мы уехали в крошечную рыбацкую деревушку в Бретани. Там, конечно, было очень мило, но почти все время лил дождь, и нам, к несчастью, было совершенно нечем заняться. Нет, мы были по уши влюблены, я ничего не говорю, – но уж слишком много часов надо было убить, а тихо сидеть и читать казалось как-то неправильно. Все же не зря люди ездят в медовый месяц по всяким достопримечательностям – это помогает планировать время”.
Но не всегда все идет, как планировалось. Гарриет подняла взгляд от каминных приборов и с некоторым удивлением увидела Фрэнка Крачли.
– Не нужна ли вам помощь, миледи?
– Ой, Крачли, я не знаю. Вы сейчас свободны? Крачли объяснил, что привез пассажиров из Грейт-Пэгфорда на похороны, но сейчас они отправились обедать в “Корону” и в его услугах пока не нуждаются.
– Но разве вы не хотите пойти на похороны? Вы ведь в пэгглхэмском хоре? Викарий говорил, что будет служба с хором.
Крачли помотал головой:
– Я тут поругался с миссис Гудакр – по крайней мере, она на меня ругалась. Это все Кирк… проныра. Викариевой жене нечего нос совать в мои дела с Полли Мэйсон. Я пришел насчет оглашения брака, а миссис Гудакр на меня напустилась.
– Вот как, – сказала Гарриет. Ей и самой не очень-то нравился Крачли, но, поскольку он, очевидно, не знал, что мисс Твиттертон предала свои несчастья огласке, она решила не демонстрировать знакомство с темой. Мисс Твиттертон, вероятно, уже жалеет, что все рассказала. И, заведя об этом разговор с Крачли, она только усугубит унижение бедной женщины. Кроме того, в окне скорчился один из грузчиков, бережно укладывавший бронзовых всадников и прочие произведения искусства в ящик, а другой, стоя на стремянке, освобождал стены от расписных зеркал и явно нацеливался на часы.
– Очень хорошо, Крачли. Помогите рабочим, если нужно.
– Да, миледи. Мне вынести эти вещи?
– Да нет, пока не надо. – Она повернулась к человеку в окне, который поместил последнее страшилище в ящик и набивал крышку.
– Не могли бы вы не трогать пока остальную мебель в этой комнате? Муж придет сюда с похорон, возможно, не один. Нам понадобятся несколько стульев.
– Будет сделано, леди. Можно нам перейти наверх?
– Конечно. Да и эта комната нам нужна ненадолго.
– О’кей, леди. Пошли. Сюда, Билл.
Билл, тощий мужчина с усами, придававшими ему виноватый вид, послушно спустился со стремянки.
– Ладно, Джордж. Те кровати с балдахинами-то так быстро не разберешь.
– Вам нужна помощь? Вот этот человек – здешний садовник.
Джордж уставился на Крачли, который взял стремянку и перенес в центр комнаты.
– Там в теплице цветы какие-то. Нам про них особых распоряжений не дали, но сказали вынести всё.
– Да, растения придется отдать, и те, что здесь, – тоже. Но это будет позже. Крачли, пойдите осмотрите теплицу.
– И в сарае там полно всего, – сказал Джордж. – Там Джек, ему помощь не помешает.
Крачли снова поставил стремянку к стене и вышел. Джордж и Билл удалились наверх. Гарриет вспомнила, что на этажерке лежат табак и сигары Питера, и взяла их. Затем, будто пораженная молнией, побежала в кладовую. Ее уже опустошили. Она бросилась в погреб, словно за ней мчались фурии, и даже не успела вспомнить, что некогда лежало у подножия этих ступеней. Внутри была тьма египетская, но она зажгла спичку и наконец выдохнула. Все было в порядке. Две с половиной дюжины портвейна спокойно лежали на полках, снабженные запиской, написанной большими буквами: “СОБСТВЕННОСТЬ ЕГО СВЕТЛОСТИ. НЕ ТРОГАТЬ”. Поднявшись к свету, она столкнулась с Крачли, который входил в дом через заднюю дверь. При виде Гарриет он вздрогнул.
