Если с сотрудниками он никогда не говорил о своих домашних делах, то в общении с сыном никогда не касался тем служебных. Поэтому Рафаэль удивился, когда отец вдруг сказал:
— Надо пораньше поужинать, возможно, нам придется коекуда съездить вдвоем.
— Съездить? Я же тебе сказал, что хочу смотреть передачу!
— Мы вернемся к этому времени, успокойся. Ты вот дома часто по вечерам отсутствуешь, просвети, устраивают ли Какие-нибудь гулянья в окрестных городках, помимо 14 и 15 июля.
— Гулянья? Не думаю. Захотелось фейерверк посмотреть? В здешних краях это жалкое зрелище!
— Другое. Я ищу карусель с деревянными лошадками, вроде тех, что существовали лет пятьдесятшестьдесят назад. С эдакими великолепными конями, музыкальным автоматом и прочее…
— Их давно посдавали старьевщикам, и те распродают коней поштучно! Уж не собрался ли ты покататься на карусели?
— Мне жизнь не надоела, — без улыбки ответил. Жардэ. — Плесника мне чуточку минеральной воды. И каплю вина.
Рафаэль сидел прямо на ковре, поджав ноги, и смотрел на отца. Жардэ с минуту звенел кусочками льда в стакане, а потом вдруг рассказал об убийстве в долине Верпо, конечно, в пределах того, что можно будет завтра прочитать и местных газетах. Объяснил он и то, зачем ему понадобилось найти карусель.
— Сомневаюсь, — вздохнул Рафаэль. — Может быть, эту карусель установят где-нибудь на площади в Лонде или Каркеранне, а, может, вообще повезут в Италию или Голландию. Тут не угадаешь! Погоди, а вдруг ее в Лунапарке установили, возле порта, среди других каруселей. Там их штук десять. Ручаюсь, ты об этом не вспомнил, а деревянные твои лошадки, возможно, как раз там.
— Тогда в путь!
— Ишь какой быстрый, я есть хочу!
Они спешно поужинали на веранде, защищенной от ветра и солнца невысокой стеклянной перегородкой. Веранда была вся во вьюнах, росших как попало, потому что у комиссара никогда не находилось ни времени, ни охоты ухаживать за ними.
Охлажденное эльзасское вино оказалось не таким уж прохладным, а кассуле чересчур горячим для летней поры, зато фруктовый кефир был ледяным, и комиссар это оценил.
— Поедем на моей таратайке, — предложил Рафаэль. — Наверняка выиграем время. Предупреждаю, я не намерен пропускать передачу.
— Согласен, — ответил Жардэ, которому так не хотелось делать пируэты на узкой улице, чтобы вывести свою громоздкую машину из гаража.
Несмотря на поздний час, по шоссе тянулась нескончаемая вереница машин, возвращавшихся с пляжа. В Лунапарке народ штурмовал колесо обозрения, «адскую горку» и нестареющие толкающиеся электромобильчики. Рафаэль не без труда нашел место, чтобы поставить свою малышку машину, предварительно побуксовав в грязных лужицах, оставшихся от позапрошлой грозы.
Комиссар сразу окунулся в атмосферу, которую не выносил, — запах картошки, кипящей в масле, сахарной пудры, пыли, грохот балаганной музыки, нескольких оркестров и радио, слившихся воедино и старавшихся перекрыть друг друга. Но здесь было и то, что он любил — толпа, человеческий муравейник, куда он не раз нырял, охотясь за разным жульем, карманниками, хулиганами и просто драчунами, сводившими счеты.
— Пять франков за одну поездку на поезде или один круг на карусели! Не слабо небось заколачивают эти артисты, — сказал Рафаэль.
Шумливые подростки сгрудились у силового аппарата — они охотно разбили бы себе в кровь кулаки, лишь бы заставить стрелку подпрыгнуть повыше.
— На первый взгляд, — осматриваясь, произнес Рафаэль, — твоей карусели здесь нет.
Но карусель была здесь, чуть на отшибе, на противоположной входу стороне, сверкающая всеми гирляндами в такт размеренной музыке, напомнившей комиссару милое, далекое детство. Он подошел вплотную к старой карусели и с удовольствием стал смотреть, как она вертится, как шевелят гривами кони, величественно поднимаясь и опускаясь на медленном ходу.
— Такая карусель, поди, стоит целое состояние, — предположил Рафаэль. — Сомневаюсь, чтобы она приносила доход. На лошадках почти никого нет.
Действительно, несколько оторопелых ребятишек под присмотром родителей, развлекающих своих чад, явно томились на этих чересчур красивых, но слишком медленных деревянных тварях, с завистью посматривая на площадку с электромобильчиками, откуда доносились крики и смех.
Жардэ обошел карусель и увидел, что обслуживают ее всего два человека — пожилой мужчина и проворный парень, собиравший у пассажиров жетоны перед каждым новым кругом. И еще, в будочке по соседству, за стеклянной перегородкой с дыркой, через которую протягивали жетоны, восседала и, судя по всему, дремала женщина неопределенного возраста и неприметной внешности.
— Глянька на тетеньку! — показал Рафаэль. — Похожа на лошадку со своей карусели!
Первоначальным желанием Жардэ было подойти к женщине, но направился он почемуто к мужчине. Показывать удостоверение не было нужды. Тот охотно стал отвечать на вопросы:
— Были ли мы в Кро на днях? Еще бы! Мы собрали там весьма неплохую выручку! Я вам скажу, что как раз в маленьких городках — самый большой спрос на мою карусель! Не то что здесь! За этими нынешними каруселями, все более мудреными, разве угонишься? Подумать только, от ребятишек отбоя нет на том большом колесе, или на той штуке в виде сигары, на них они способны по полчаса крутиться вверх тормашками. Некоторых потом аж выворачивает, жалко смотреть! Если так и дальше пойдет — придется продавать карусель. Причем, заметьте, предлагают кругленькую сумму.
Жардэ хотелось прервать старика, но он знал по опыту, что тактически это было бы неверно — собеседник может, как устрица, захлопнуться в своей ракушке, и тогда из него слова не вытянешь.
Когда старик кончил поносить новомодные карусели, технический прогресс и современную жизнь вообще, комиссар спросил:
— А случается ли взрослым кататься на вашей карусели?
Несколько секунд человек с подозрением смотрел на него, но потом с некоторыми колебаниями произнес:
— Отчего же! Как правило, это родители, которые садятся рядом со своими малышами. Потому как некоторые мальцы по первому разу такой крик поднимают!
— Понятное дело. А, может быть, есть такие взрослые, кто катается для своего собственного удовольствия? Которые, ну, как говорится, хотят вспомнить молодость?
— Бывает. Но не часто. Люди боятся выглядеть смешными.
— В Кро вы не заметили на карусели девушку, которая каталась много кругов подряд?
— Знаете ли, я на клиентов внимания не обращаю. Спросите лучше Жюльена, моего работника, того, что собирает жетоны.
Чтобы заговорить с контролером, Жардэ дождался, пока начнется новый круг. Это был парень лет двадцати пяти — тридцати, с пышной, беспорядочной шевелюрой и уже немного помятым лицом, живым, но неуловимым взглядом. Ему не очень шли узкие джинсы и желтая майка с голубой рекламной надписью. Жюльен явно тянул, медлил с ответами, что сразу насторожило комиссара — парень хочет выиграть время.
— Девушка? Какого примерно возраста?
— Вашего. Очень красивая, но странноватая. Не современная, если вы понимаете, что я хочу сказать. Одетая так, как девушки одевались лет десятьпятнадцать назад. Не в джинсах в не в облегающей майке.
— Не помню. Знаете, если обращать внимание на всех, кто бывает на этой карусели…
Жардэ хотелось расспросить понастойчивее, но он понимал, что это ничего не даст. Парень явно не желал вспоминать, хотя хорошо все помнил.
Без воодушевления комиссар все же спросил:
— На карусели катаются дети, не взрослые. Поэтому, если взрослый делает несколько кругов подряд за один и тот же вечер, это должно запомниться, особенно в поселке. Вы уверены, что не помните этой девушки в голубом платье?
В поведении парня произошла какая-то перемена, и Жардэ пожалел, что полез напролом. В усталых чертах и смышленых глазах контролера он прочитал такую настороженность, что захотелось выругаться. Можно было сколько угодно демонстрировать свою власть, потребовать документы и даже вызвать парня в комиссариат — это ни к чему бы не привело, и Жардэ предпочел вернуться к хозяину карусели, складывавшему жетоны в сильно потрепанную кожаную коробку.
— Я полагаю, вы останетесь в Лунапарке до конца сезона?
— Да, я уплатил вперед за полтора месяца. Надеюсь, туристов в августе будет больше, чем в июле. Сегодня, например, выручка жидковата!
Жардэ не нашел ничего умнее, чем сказать:
— Это позволит вам лечь пораньше спать.
— Обычно в одиннадцать мы опускаем брезент. Карусель — вещь хрупкая, и на ночь приходится всегда надевать на нее чехол. Через несколько минут, если народ не подойдет, мы закроем. В будние дни, впрочем, всегда меньше посетителей.
— Вы живете здесь же?
— Да. Место для наших фургончиков специально выделено на том конце стоянки. В одном — мы с женой, в другом — Жюльен.
