— Аа, это вы, — произнес он с ненатуральной любезностью. — Вчера, когда вы допрашивали меня, я не знал, что имею дело с полицией. Почему было не сказать мне об этом?
— Это какнибудь изменило бы ваши ответы?
— Нет.
— Я — комиссар Жардэ, а это — инспектор Бакконье. Месье Сенешаль быстро изложил суть дела.
— Я накрыл труп одеялом, — сказал он в заключение. — Не знаю, правильно ли я поступил, но вы понимаете, эти мухи… И потом я опасался любопытных. Впрочем, еще пи один человек не подходил!
— Вы все сделали правильно, — успокоил его Жардэ, приподнимая край одеяла.
Он наклонился и покачал головой:
— Бакконье, пусть скорее сделают все необходимое! И затем, повернувшись к Сенешалю, спросил:
— Мы можем где-нибудь здесь поговорить с глазу на глаз?
— В моем фургончике. Но жена…
— Что жена?
— Она только что узнала ужасную новость и, должно быть, еще пребывает в шоке.
— Я постараюсь вам не докучать. Пойдемте!
Судорожно комкая в руках носовой платок, мадам Сенешаль сидела на табурете, но не плакала. Уже причесанная, она куталась в свой цветастый халат, прижимая воротник к шее, словно ей было зябко, и оцепенело смотрела на стоящую перед ней нетронутую чашку с кофе.
— Подвиньсяка, — сказал ей муж. — Дай сесть комиссару и сделай ему чашку кофе.
— Спасибо, не надо, я уже завтракал. Жардэ достал из кармана блокнот и ручку.
— Итак, вы обнаружили тело вашего служащего в…
— Двадцать — двадцать пять минут назад. Пока будил жену, пока бегал звонить… Вы быстро приехали… Вначале я заметил «рено», что меня удивило.
— Это почему же?
— Для фургончиков у нас специальная площадка, а для машин — отдельная стоянка, и Жюльен всегда ставил свою машину где положено.
— Когда вы видели своего контролера в последний раз?
— Вчера вечером. Мы вместе накрыли брезентом карусель и отправились к себе, сюда.
— Он пошел спать одновременно с вами?
— Нет. Он сказал, что прогуляется, потому что еще слишком рано. Молодой человек, холостяк…
— Итак, вы остались в своем фургончике. Вы сразу легли спать?
— Почти. По обыкновению я читаю перед сном, но тут не оченьто почитаешь из-за комаров. Бесполезно закупориваться — все равно проникают в помещение… Я же, если заслышу комара, не могу заснуть!
— Вы слышали, как ваш служащий вернулся?
Месье Сенешаль посмотрел на Жардэ с упреком и даже с сочувствием:
— Так ведь он и не возвращался, господин комиссар! Я же вам сказал, что Жюльен всегда ставил свою машину на стоянке!
— И какой вы делаете из этого вывод?
— Что он был убит в другом месте и кто-то привез его сюда на его собственной «рено»!
— Тогда я изменю вопрос: «Вы ничего не слышали?»
— Ничего. Ни стука дверцы, ни шагов. При этом сон у меня, как я говорил, весьма некрепкий.
— Однако его надо было извлечь из машины, протащить…
Несколько секунд висела давящая тишина, оба собеседника сосредоточенно размышляли, мадам Сенешаль пила маленькими глотками свой кофе, по щекам у нее текли слезы, но она их, казалось, не замечала.
— Ваш контролер, — прервал тишину Жардэ, — давно работал у вас?
— Скоро год. И нанял я его как раз в Йере.
— Что вы говорите!
— Знаете, молодые люди, особенно безработные, любят навещать Лунапарк. Даже если у них нет денег покататься на чемнибудь или выпить кружку пива, музыка, шум отвлекают их от забот. Когда сидишь без работы, стараешься убить время как умеешь. Жюльен заинтересовался моей каруселью, ее устройством. Задавал тысячу вопросов. Моего предыдущего работника забрали в армию, я предложил место Жюльену, и он охотно согласился. Все произошло совершенно естественно.
— Вы были им довольны?
— Абсолютно. О, знаете ли, работа на карусели не из самых тяжелых. Следить за чистотой, за механикой, наводить порядок, собирать жетоны, гонять «зайцев»… Конечно, это не светская жизнь, но Жюльен не чувствовал себя несчастным у нас…
— Расскажите немного о его личной жизни. Это был серьезный парень?
— Что касается работы, пожаловаться не могу. А остальное…
— А остальное?
— Что мне до его личной жизни?
— Он часто отсутствовал по вечерам?
— Не очень. Раз в неделю Лунапарк закрывался, карусели отдыхали. Вот тогда он принаряжался и исчезал. Мне никогда не сообщал, куда идет, а я и не интересовался. Поздно он никогда не возвращался. Не пил, не курил…
— В общем, все добродетели. И несмотря на это он лежит на земле недалеко от нас, с пробитой головой. Вам не кажется, что это противоречит той картине, которую вы мне нарисовали?
— Противоречит?
— Безупречный парень, размеренный образ жизни, и тем не менее его убили.
— А может, это несчастный случай?
— Несчастный случай? Вы хотите сказать, например, что его сбили на дороге? Потом погрузили на ого машину, доставили к вашим дверям и бросили на землю? Как минимум, тот, другой водитель, должен был знать, где живет Жюльен.
— Верпо, это неправдоподобно.
С улицы донеслись хлопанье автомобильных дверей и возгласы. Комиссар поднялся.
— Если вы не возражаете, мы продолжим этот разговор чуть позже.
Вокруг фургончиков и «рено» уже кипела обычная работа правосудия — криминалисты, санитары, фотографы. Доктор Перле закончил осмотр трупа и процедил:
— Не хилая рука у убийцы — висок просто проломлен.
— Чем?
— Вам известна формулировка — тупым орудием. До вскрытия большего сказать не могу, но причина смерти сомнений не вызывает.
— Меня очень интересует время смерти.
В голосе Жардэ прозвучала особая серьезность. Врач даже поднял голову и посмотрел на комиссара:
— Что, уже есть ниточка?
Но тот не ответил и отстранил врача рукой, чтобы освободить место фотографу, уже начавшему исполнять вокруг убитого свой ритуальный танец.
Санитары выжидали, вытирая пот со лба и отдуваясь, потому что жара, несмотря на ранний час, уже становилась удушливой. Оставшись наедине с Бакконье, Жардэ просто произнес, скорее констатируя очевидное, нежели задавая вопрос:
— Разумеется, орудия убийства вы не нашли?!
— Нет. Положение трупа, следы, оставленные на сухой земле, вернее, в пыли — все заставляет думать, что парень был уже мертв, когда его сюда привезли. Его вынули из машины, должно быть, пронесли немного, а потом тащили по земле метрдва.
— Что означает — один человек вполне мог справиться с этим делом?
— Возможно. Несколько человек его не стали бы тащить по земле. Кстати, и одежда убитого вся перепачкана пылью.
— Вы сняли все показатели?
— Да.
Жардэ кивнул: «Рутина есть рутина», — подумал он. Одно и то же — очерченное мелом положение трупа, безрезультатно обшаренная до сантиметра земля. Он вполголоса приказал:
— Забирайте «рено» и тщательно осмотрите. Пойдем посмотрим жилище.
Дверь фургончика, где жил Жюльен, не была заперта на ключ, и это удивило Жардэ. Прежде чем открыть дверь, он обернул ручку носовым платком и распорядился взять с нее отпечатки. Затем повернулся к стоявшему вблизи Сенешалю:
— Разве ваш служащий не закрывал дверь на время своего отсутствия?
— Конечно, закрывал. При нынешнемто воровстве! Войдя внутрь, Жардэ невольно издал возглас удивления.
Все ящики маленького комода были выдвинуты, а их содержимое вывалено на пол. Чехол на матрасе разорван по всей длине, а простыни и одеяла скомканы и брошены в угол. Все что можно в комнате было сдвинуто с места. Комиссар повернулся к Сенешалю, замершему на пороге.
— И вы ничего не слышали? — спросил он скептически. — Это невероятно! Подобная перетряска должна была сопровождаться шумом.
Красный от негодования месье Сенешаль бросил:
— Уж не подозреваете ли вы нас с женой?!
Инспектор Бакконье методично, но ни к чему не прикасаясь, осмотрел валявшиеся на полу предметы: расческа, электробритва, белье, непристойные журналы, несколько книг. К своему полному удивлению, он не нашел ни листка бумаги с записями, ни одного письма.
— Пусть все это внимательно посмотрят, — сказал Жардэ, — как и «рено», лучше даже два раза.
Одно его удивляло. Какой смысл было убийце тащить труп сюда и переворачивать все вверх дном в фургончике. Спрятав труп, он выиграл бы время. Хотя, конечно, откуда убийце знать, что они с сыном пытались накануне следить за Жюльеном, который, сам того не подозревая, ринулся навстречу своей судьбе.
Комиссар предоставил Бакконье заканчивать осмотр и обратился к Сенешалю:
— У меня есть к вам еще несколько вопросов. Что, собственно, представлял собой Жюльен, как его полное имя?
— Жюльен Комбрэ.
— Чем он занимался до того, как стал работать у вас?
— Сидел без работы, я вам говорил.
