— Продукция просто экстра-класса, мистер Крейг. И эту пленительную особу вы тоже сами взрастили?
— Отец Эллен умер вскоре после ее рождения. Это был мой единственный брат. Естественно, Эллен с матерью переехали ко мне — Марсия болела и растить ребенка без посторонней помощи не могла. Потом Марсия умерла, и мне пришлось заменить Эллен и отца, и мать.
— Единственная бородатая мать в зверинцах мира, — сказала Эллен Крейг и потянула Крейга за бороду. — Так же уникальна и во всех прочих отношениях. Вы, мистер Куин, намерены смотреть на меня сверху вниз — ведь у меня нет диплома?
— Что вы, мисс Крейг! Лишь неопровержимые факты заставили меня столь эмоционально отозваться о вас минуту назад. Когда Уэлсли будет иметь несчастье расстаться с вами?
— В июне.
— Непременно буду там, — галантно изрек мистер Куин.
Эллен рассмеялась. Смех у нее был просто замечательный — восхитительно музыкальный, женственный и естественный. У этой высокой светловолосой девушки была задорная стрижка и мальчишеское, немного угловатое лицо, Эллери быстро сообразил, что мисс Крейг далеко не так проста, в ней сокрыто целое сокровище, и Эллери почувствовал азарт кладоискательства.
Поэтому, когда Расти и Джон удалились высматривать, остальных ожидаемых гостей, а Крейг по доброте душевной позволил миссис Браун затащить его на чтение гороскопа, Эллери сказал:
— Вы ничего не имеете против моего общества, мисс Крейг?
— Выдам вам один секрет, мистер Куин. Я безнадежно увлеклась вами, как только прочла вашу книгу.
— Слава Богу, что вы меня не сочли умным не по летам, — Эллери принял опасливый вид. — Двадцать один-то вам есть?
Эллен рассмеялась.
— В апреле будет двадцать два.
— Тогда давайте отыщем укромное местечко у камина или еще где-нибудь и продолжим паше собеседование, — радостно сказал мистер Куин.
Большой зеленый «мармон» восьмой модели не без труда двигался по заснеженной Главной улице Элдервуда. На шинах не было цепей, а девушка за рулем вела машину довольно беспечно, отчего ее спутник все время ерзал и дергался.
— Ради Бога, Валентина, следи за дорогой!
— Займись своей симфонией, Мариус, — сказала девушка. — А уж я доставлю тебя в целости и сохранности!
— У тебя могло бы хватить соображения хотя бы остановиться возле какой-нибудь автомастерской и поставить цепи!
— Не заводись. Мы уже почти приехали.
Валентина Уоррен была девицей темпераментной и своенравной. В своей артистической карьере она вышла на уровень больших ролей в летних гастрольных труппах и маленьких ролей на Бродвее. Она втайне подражала внешности и манерам Джоан Круфорд — «Неукротимых» она смотрела раз пять. Голливуд был для нее, что Иерусалим для крестоносцев; стать знаменитой кинозвездой — все равно что овладеть Святым Граалем.
Для поездки «за город» она облачилась в наимоднейшую зимнюю спортивную одежду, рекомендованную журналом «Вог», — в лыжный костюм, состоящий из норвежских брюк с лампасами, ярко-зеленой фуфайки из тонкого сукна с шелковистой отделкой и подходящего по цвету берета. На это она набросила, наподобие пелерины, плотное шерстяное пальто зеленого цвета с черным меховым воротником и манжетами. Валентина любила зеленое — ей казалось, что в сочетании с пышными золотистыми волосами и мертвенно-бледным лицом это придает ей вид героини греческой трагедии. Она страшно злилась, если кто-нибудь находил ее «забавной». Мрачность и слава были для нее неразделимы.
Однако если природа и обделила девицу Уоррен истинной угрюмостью, то ею с лихвой был yаделен юный Мариус Карло, в котором смешалась испанская, итальянская и ирландская кровь и душа которого была столь же темна и изъязвлена, как и кожа. Мариус в полной мере обладал даром самоуничижения. Его романтическая, наделенная воображением натура заставляла его болезненно переживать собственные физические недостатки и постоянно себя недооценивать. В целях самозащиты он прибегал к сарказму.
Карло был недюжинно талантливый, хотя и не вполне оригинальный композитор, продолжатель традиций Стравинского и Хиндемита. Но недавно он подпал под чары австрийского модерниста Арнольда Шенберга и начал обильно творить в шенберговском стиле. Эти скупые атональные опусы не слышал никто, за исключением кружка почитателей из числа поэтов, художников и музыкантов Гринвич-Виллидж, которые цеплялись к нему, как инфекция. На жизнь он зарабатывал игрой на альте в оркестре Уолтера Дамроша, концерты которого по субботним вечерам транслировались на всю страну по Эй-би-си. Это был его тяжкий крест, и, когда Мариуса пригласили провести Святки в Элдервуде, он немедленно ухватился за эту возможность и тут же сообщил в администрацию оркестра, что свалился с двусторонней крупозной пневмонией.
— Пусть играют своего чертова Чайковского без меня, — брюзгливо говорил он друзьям и добавлял со свойственным ему оптимизмом: — Может быть, меня и уволят.
У него был врожденный дефект сводов стопы, и ему до сих пор приходилось носить тяжелую ортопедическую обувь, которая затрудняла ходьбу, а когда он торопился, это превращалось в пытку.
— Краб Мариус, слыхали? Так это я, — говорил он с горечью.
Валентина без потерь одолела Главную улицу Элдервуда, ставшую сплошным катком, и направила свой «мармон» к северной окраине городка.
— Мариус, а ты понимаешь, что происходит? — вдруг спросила она.
— Что происходит, где?
— Там. Чего ради затеяли это многодневное гостевание?
— Откуда мне знать? Те дни, когда я пользовался доверием Джона, давно уже канули в бездну времен.
— Не будь таким… Эдипом. Ты же понимаешь, о чем я говорю. Джон что-то задумал, но что именно?
— У него и спроси. — Мариус не сводил мрачного взгляда с заснеженной дороги. — Надеюсь, хоть выпивка будет приличная.
— Он делал такие ужасно таинственные намеки, — глубокомысленно сказала Валентина. — После Нового года, говорит, произойдет нечто значительное. Интересно все-таки, что же.
Молодой музыкант оскалил зубы, что можно было посчитать ухмылкой.
— Может быть, тебе лучше не знать.
— Это как прикажешь понимать?
— Тормози, черт тебя побери!
— Ладно же, Мариус! А все-таки что тебе известно?
— Ты в последнее время Расти видела?
Актриса вздрогнула.
— Еще до Дня Благодарения.
— Девчонка вся сияет, особенно безымянный пальчик на левой руке.
— Они помолвлены? — вскрикнула Валентина.
— Кольцо дружбы. Так это называется. Пустячок в четыре карата.
— Так ты думаешь, что пока мы будем здесь…
— От Джона всего можно ждать. Даже свадьбы. — Мариус пожал плечами. — Судьба. Чему быть — того не миновать.
— Ой, кончай, а? Не верю я.
— Да ну? — негромко сказал он.
Она хлестнула по нему взглядом своих фиалковых глаз и снова стала смотреть на дорогу.
— И вовсе необязательно, — сказала она столь же негромко. — Мариус, знаешь… ты мог бы помочь мне. Мы могли бы помочь друг другу.
Он сердито взглянул на нее, потом рассмеялся.
— Ах ты, стерва! Заметила-таки. Я и не думал, что так заметно.
— Так поможешь, Мариус?
Помолчав какое-то время, он пробормотал:
— А почему бы и нет? — Он еще сильнее укутался и запахнул шарф.
— Снег идет, — объявил Эллери, задержавшись в холле вместе с Эллен Крейг, чтобы стряхнуть снег с обуви.
— К тому же темнеет и холодает, — добавила Эллен. — Отличное начало для Рождества!
— А ну-ка к камину, оба! — сказал ее дядя. — Эллен, у тебя руки как ледышки.
— Зато какой жар в глазах! — Джон Себастиан усмехнулся. В отсутствие Фелтона, отправленного на станцию в крейговском «пирлессе», он исполнял обязанности бармена. — Не желаешь ли коктейля, сестричка?
— Боже мой, еще бы!
— Эллери?
— Конечно. Сколько еще гостей будет?
— Четверо. Мариус, еще?
— Бесконечно, — сказал Мариус Карло.
— Не стоит беспокоиться, — сказал Крейг. — Дэн Фримен и Роланд Пейн едут вместе, а дэновский «линкольн-кабриолет» пройдет где угодно. Сам Дарк живет всего-то на том конце Элдервуда. А если мистер Гардинер едет поездом…
— Я так надеюсь, что нью-йоркские поезда не отменили, — сказала Расти. — Было бы просто ужасно, если бы этот чудный старичок не попал на наш праздник.
— Я бы себе глотку перерезал, — сказал Джон и показал как. — Выпьешь, Вэл?
— Не сейчас, спасибо, — отказалась Валентина и оживленно воскликнула. — Значит, священник будет, а, Расти? Дурачить нас вздумали?
Расти расхохоталась.
— Все в свое время, детишки, — сказал Джон. — Ну-ка, Эллери, давай подолью?
— Тпру! — не гони. Мистер Крейг, вы сказали, будет Фримен? Дэн З. Фримен?
— Да, мистер Куин.
