— Дружище, станете дерзить — мы не поладим, — с откровенной неприязнью отозвался Хемингуэй.
— Слова не мои, сержант, они из Священного Писания, — пояснил Гласс.
— Всему на свете есть свое место и свое время, — парировал Хемингуэй. — Сейчас не время для Священного Писания и явно не место. Так, слушать меня! В котором часу вчера вечером из Грейстоунс выскользнул тот тип? Сразу после десяти?
— Да, сержант.
— Уже темнело?
— Верно, сержант.
— Стемнело настолько, что как следует рассмотреть его не удалось?
— Лицо рассмотреть не удалось, а вот запомнить, как он сложен и как одет, я сумел.
— А разобрать, было что у него в руках или нет, вы не сумели?
— Он шел с пустыми руками, — уверенно ответил Гласс. — Я не стану лжесвидетельствовать против ближнего своего.
— Довольно! — воскликнул Хемингуэй. — Вы давно служите в этом районе?
— Три года, сержант.
— Что вам известно о Флетчерах?
— «Выкатились от жира глаза их, бродят помыслы в сердце»[12].
— Да, ценное наблюдение. А о племяннике что скажете?
— О нем мне ничего не ведомо — ни хорошего, ни дурного.
— А о покойном Эрнесте?
— «Стремящийся к злу стремится к смерти своей»[13], — проговорил Гласс, заметно помрачнев.
— К какому еще злу? — насторожился Хемингуэй.
Гласс пронзил его строгим взглядом:
— Его душа погрязла в суете, лицемерии, блуде…
— Довольно! — воскликнул сержант. — Все мы не без греха. Насколько я понимаю, покойного Эрнеста многие любили.
— Да, правда. Он слыл человеком обходительным и добрым. «Но лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его?»[14]
— Я не спорю, но откуда вам известно про блуд? Следы под окном подсказали?
— Нет, не следы, а Джозеф Симмонс. Человек глупый, но идет дорогой добра. И знает тайны хозяина своего.
— Неужели? Сейчас проверим! — сказал сержант и быстро проследовал к дому.
Через стеклянную дверь Хемингуэй вошел в кабинет и обнаружил там своего шефа в компании адвоката Эрнеста Флетчера. В кресле развалился Невилл Флетчер с сигаретой в зубах.
— Суперинтендант, позвольте мне удалиться, — проговорил адвокат. — Если возникнут дополнительные вопросы, вот моя визитка.
— Спасибо, — поблагодарил его Ханнасайд.
Адвокат положил завещание Эрнеста Флетчера в портфель и настороженно взглянул на Невилла поверх пенсне:
— Невилл, вам очень посчастливилось. Надеюсь, вы окажетесь достойным благ, которыми наделил вас бедный дядя Эрнест.
Губы Невилла тронула улыбка.
— Я тоже надеюсь! Очень постараюсь, чтобы пошлое богатство не сгубило мою душу.
— Богатство — это большая ответственность, — строго сказал адвокат.
— Я в курсе. Увы. Придется носить шляпу и следить за новостями.
— Надеюсь, этим вы не ограничитесь, — отозвался адвокат. — А сейчас, если позволите, я хотел бы побеседовать с вашей тетушкой. Не проводите меня к ней?
Невилл поднялся и распахнул дверь перед адвокатом. Они вместе вышли из кабинета.
— Это что за тип? — спросил шефа Хемингуэй, стоявший у стеклянной двери.
— Наследник, — ответил Ханнасайд. — Мистер Невилл Флетчер.
— Вряд ли он наш фигурант. Даже стоять ровно не в состоянии.
— Сержант, внешность обманчива. — Глаза Ханнасайда лукаво блеснули. — Этот вялый молодой человек — рекордсмен по прыжкам в высоту и, по словам адвоката, член сборной команды Оксфорда.
— Правда? В жизни бы не подумал. И он наследник? Пожалуйста, мотив для убийства номер один.
— Надо обратить на него внимание, если с тем неизвестным посетителем ничего не выйдет, — произнес Ханнасайд. — Смотрите, какие сокровища нам попались!
Сержант подошел к столу и, глянув через плечо шефа, разглядел три листочка, подписанные Хелен Норт.
— Долговые расписки, — пробормотал он. — Леди сорила деньгами будь здоров!.. От этих бумажек мерзко пахнет шантажом. Думаю, наш друг Ихавод[15] с разговорами об изобличении зла недалек от истины.
— Мое имя не Ихавод, а Малахия[16], — чопорно поправил из сада Гласс.
— Какая досада! — отозвался Хемингуэй. — Шеф, а те следы, какова их цена?
— По заключению экспертов, крайне маловероятно, что смертельный удар Эрнесту Флетчеру нанесла женщина. Тем не менее я тоже считаю, что эти расписки стоит изучить.
— Молодой Невилл об этой Хелен Норт не слышал?
— Я не спрашивал. Пока не хочу поднимать лишний шум: вдруг расписки к делу не относятся? — Ханнасайд перехватил взгляд Гласса. — А вам это имя что-нибудь говорит?
— Супруги Норт проживают менее чем в пяти минутах ходьбы отсюда, — медленно ответил Гласс.
С губ Хемингуэя сорвался беззвучный свист.
— Вы их знаете? — спросил Ханнасайд.
— Нет, сэр.
— А адрес?
— Их дом стоит на улице, параллельной Мейпл-гроув, и называется Честнатс.
Хемингуэй тем временем рассматривал фотографии, лежащие на столе.
— Да, Гласс, похоже, вы не промахнулись. Нужно отдать должное покойному Эрнесту: знал толк в женщинах. Настоящий гарем! — Он с восхищением взглянул на большой портрет очаровательной блондинки, одетой во что-то вроде веера из страусовых перьев. — Танцовщица Лили Логан. Ай да фигура!
Гласс содрогнулся и отвел глаза.
— «Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?»[17] «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная»[18].
— У каждого свое мнение, — пробормотал Хемингуэй и, отложив портрет Лили Логан, оценивающе посмотрел на другую улыбающуюся красотку. — Вот что значит жить в свое удовольствие! О-па! — Его взгляд остановился на портрете кудрявой брюнетки. — Эту леди я где-то видел.
— Неудивительно, если вспомнить, что подруги покойного в основном из кордебалета, — сухо отметил Ханнасайд.
— «С любовью от Энжелы», — прочел вслух сержант и задумчиво потер подбородок. — В памяти что-то крутится… Шеф, а вам это лицо не знакомо?
Ханнасайд глянул на фотографию.
— Немного знакомо, — признал суперинтендант. — Актриса, наверное. В ближайшее время проверим.
Хемингуэй держал фотографию в вытянутой руке.
— А вы, Гласс, не в курсе?
— Не желаю смотреть на блудницу, — огрызнулся Гласс. — «Последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый»[19].
— Слушайте, да что с вами такое? — не выдержал сержант. — Какая-то актриса дала от ворот поворот?
— Я не вожусь с актрисами.
— Тогда прекратите их поносить! — Хемингуэй положил портрет на стол. — Шеф, у вас еще есть вопросы?
— Пока нет.
Распахнулась дверь, и в кабинет вошла мисс Флетчер. Бледная, в глубоком трауре, она смогла улыбнуться Ханнасайду.
— Ах, суперинтендант… Вы ведь суперинтендант, да?
Ханнасайд поднялся и незаметно накрыл фотографии бюваром.
— Совершенно верно, мадам.
Мисс Флетчер взглянула на заваленный бумагами стол.
— Боже мой, сколько у вас работы! Чаю не желаете?
Ханнасайд отказался, чем явно разочаровал хозяйку, и спросил, не хочет ли она с ним поговорить.
— Да, пожалуй, только, может, в другое время? Вы сейчас заняты, я не должна вас отвлекать.
— Мисс Флетчер, я в вашем полном распоряжении. Присядьте, пожалуйста. Гласс, подождите в коридоре.
— У вас такое доброе лицо! — заворковала мисс Флетчер. — Ничего подобного я не ожидала. Подкрепиться точно не желаете? Чашку кофе с сандвичем?
— Спасибо, мисс Флетчер, не нужно. О чем вы хотите поговорить?
— Боюсь, я напрасно трачу ваше время. Следовало спросить дорогого мистера Лоуренса, пока он был здесь. Мы с ним знакомы так давно, что считаем скорее другом, чем адвокатом. Надеюсь, он тоже так считает, хотя совмещать обе роли не обязан. Да, зря я его не спросила: вопрос как раз по его части…
— В чем дело, мисс Флетчер? — осведомился Ханнасайд, прервав бессвязный монолог.
— В репортерах, — призналась она. — Понимаю, беднягам нужно зарабатывать на жизнь, и если вдуматься, работа у них не из легких, да и обижать людей не хочется…
— Они вам докучают? — перебил Ханнасайд. — Просто передайте через дворецкого, что заявлений делать не намерены.
— По-моему, это не слишком любезно, — неуверенно проговорила мисс Флетчер. — Один из бедняг явно страдает от истощения. С другой стороны, очень не хочется видеть свою фотографию в газетах.
— Конечно, мисс Флетчер. Чем меньше вы им скажете, тем лучше.
Полностью с вами согласна, но что делать с племянником? Невилл — большой балагур, а кто знает, во что поверят люди. Не могли бы вы с ним поговорить? Думаю, к вашим словам он прислушается больше, чем к моим.
