– И вы проспали?
– Да.
Фишер хрустнул пальцами. Его водянистые голубые глаза с упреком смотрели на меня, и даже костяшки на его руках издавали какой-то обвиняющий звук.
– Я надеялся, что к этому времени уже все удалось уладить.
– Кэдотт прячется. Мне пришлось предпринять героические усилия, чтобы узнать его адрес.
– Почему он прячется?
– Ваша приятельница Лоис Марлоу посоветовала ему забраться в какую-нибудь нору и не высовывать носа.
– А почему она посоветовала ему это?
– Надеюсь выяснить это в самое ближайшее время, – ответил я. – Она хотела вывести его из игры, и ей это удалось.
Фишер пролепетал с несчастным видом:
– В данный момент, Лэм, Кэдотт, возможно, пишет письмо Минерве. Он может даже просто снять трубку и позвонить. Он опасен. Мы не имеем права терять ни секунды.
– Хорошо. Чего вы от меня хотите? Чтобы я позвонил этому парню в четыре часа утра и сказал: «Послушайте, Кэдотт, вы не должны причинять хлопот Фишеру, потому что это грозит ему многими осложнениями». Такая тактика будет ему только на руку, он поймет, что вы боитесь его, уверует в свою силу и начнет пользоваться ею. Кэдотт – это ревнивый фанатик, который жаждет переделать мир.
– Что же нам делать? – упавшим голосом спросил Фишер. – Как помешать ему связаться с Минервой?
– У меня есть одна идея, но я буду обсуждать ее только после того, как получу свою кварту томатного сока.
Фишер расхаживал по комнате и трещал пальцами. Этот звук напоминал пистолетный выстрел.
– Вы сняли комнату? – спросил я.
– Нет.
– Так снимите.
– Я не могу спать.
– Зато я могу.
– Вы уже достаточно спали, – тоном обвинителя сказал он.
– Скажу больше, – ответил я. – Я купил картину.
– Картину?
– Совершенно верно. Я купил ее на ваши деньги. Она стоила пятьдесят семь долларов. Ее автор – Горас Даттон, и она называется «Восход над Сахарой». Хотите взглянуть?
Он посмотрел на меня как на помешанного.
Я подошел к столу и развернул картину.
– Боже мой! – воскликнул он, отступив назад. – И вы купили это?
– Совершенно верно. Это был единственный способ узнать адрес Кэдотта. Кроме того, мне пришлось купить бутылку джина и выпить ее вместе с автором этого шедевра.
В дверь постучали. Это официант принес заказ. Постукивание льда в кувшине с томатным соком показалось мне сладчайшим звуком на свете.
Я налил сок в большой стакан, опустил туда лед, капнул немного острого соуса, выжал лимон и стал с наслаждением поглощать это жидкое пламя.
Фишер продолжал пялиться на картину Даттона.
– Хотите? – Я указал на сок.
Он покачал головой.
– Перед тем как подняться сюда, я выпил кофе. Мне ничего не хочется. Лэм, все-таки меня беспокоит это дело.
– Еще бы!
– Мы должны выиграть время.
Я кивнул.
– Ну вот, – наступал он, – вы говорите, шантажисты действуют с перерывами, так сказать, в рассрочку. Первая плата является первым взносом.
Я снова кивнул.
– Но мы ведь можем уплатить и тем самым выиграть время, – сказал он.
Я сделал себе еще одну порцию томатного коктейля.
– Вся беда, Фишер, в том, что это не шантаж.
– А что же это такое?
– Я еще не разобрался окончательно, но, по-моему, это проблема для психоаналитика.
– Что вы имеете в виду?
– Мне кажется, Кэдотт чем-то обеспокоен. Он считает себя грешником. Поэтому у него выработался комплекс, в силу которого он стремится обнародовать грехи других людей и тем самым убедить себя, что он ничуть не хуже остальных. Психоаналитики, наверное, подберут этому название, я его не знаю. Я называю это попыткой искупления некоей вины. Кэдотт в каком-то смысле ведет крестовый поход против порочного мира.
– Ну и что? – не понял Фишер.
– Когда совесть так мучает человека, он готов исповедоваться любому, кто захочет его выслушать. Я не удивлюсь, если смогу уговорить Кэдотта рассказать мне, что именно его беспокоит.
– И тогда мы бы поменялись ролями. Кэдотт был бы в наших руках под угрозой разоблачения?
– Нет, я не имел это в виду. Мне кажется, что, если бы Кэдотт облегчил свою душу, он бы успокоился и стал принимать жизнь такой, какая она есть, а не старался бы изменить ее. Тогда бы он перестал терзать Лоис и сам не мучился.
– Должно быть, Лэм, вы располагаете информацией, которой у меня нет.
– А почему бы и нет? Ведь вы меня за тем и наняли.
– Можете не напоминать мне об этом, – сказал он.
– Подумайте сами. Живет парень с довольно-таки строгими нравственными принципами, влюбленный в мисс, которой нравится общество, смех, разнообразие. По большей части он нормальный человек со всеми своими достоинствами и недостатками, а потом вдруг становится мрачным, непреклонным реформистом-фанатиком. Он считает, что вы поставили Лоис Марлоу в двусмысленное положение, и пишет письмо, в котором угрожает испортить вашу репутацию. Он собирается разоблачить вас, с тем чтобы Лоис Марлоу покаялась в своих грехах, а вы признались в измене жене. Я приезжаю повидаться с ним, а он прячется. Ну как все это согласуется?
– Не знаю, – признался Фишер.
– Я тоже не могу придумать этому никакого объяснения, кроме моей теории. Парень эмоционально неустойчив. Вероятно, он угрожал не только вам, но и другим мужчинам.
– И что из всего этого следует?
– Многое. Зависит от того, как именно он поступал с другими испорченными – с его точки зрения – людьми. – Я отпил немного сока.
– Что ж, признаю, ваша идея звучит правдоподобно, – после некоторой паузы произнес Фишер. – Но мне кажется, разумнее было бы заплатить этому человеку.
– Ладно. Поедем к нему вместе. Если это шантаж, вы подождете, пока мы не придем к соглашению. Лично я думаю, что это не шантаж… Где ваш чемодан?
– Внизу. Я сниму номер и зайду к вам часов в восемь. Мы позавтракаем и поедем в Вальехо.
Я покачал головой:
– Заходите ко мне в половине восьмого. Мы позавтракаем и выедем отсюда в восемь.
– Хорошо, тогда до половины восьмого.
Фишер ушел. Я разделся, залез в ванну с теплой водой, помок в ней минут двадцать, затем принял душ, вытерся насухо и побрился. Мой костюм был помят, и я вызвал дежурного и попросил отгладить его и занести обратно в комнату без пятнадцати семь.
Потом я допил томатный сок.
«Восход над Сахарой» раздражал мой тонкий художественный вкус и вызывал неприятные воспоминания. Я повернул картину к стене, послал рассыльного за газетами и почитал немного, а потом подремал, пока ровно в семь утра меня не разбудил звонок телефонистки. Я извлек из чемодана свежее белье и рубашку, а грязное отдал в стирку. Слуга принес мне выглаженный костюм. Одевшись и приготовившись к новой встрече с клиентом, я спустился в бар.
Фишер уже сидел за стойкой и пил кофе.
– Доброе утро, – как можно приветливее произнес я. – Вы меня опередили.
– Я не мог заснуть. – Он печально посмотрел на меня.
– И давно вы здесь сидите?
– Бар открылся в шесть тридцать. Я здесь с открытия.
– Будете завтракать?
Он покачал головой:
– Только кофе.
Я сел на свободный табурет рядом с ним и сказал официантке:
– Апельсиновый сок, чернослив, яичницу с ветчиной. Счет – этому джентльмену.
Фишер подал пустую кофейную чашку через стойку и попросил:
– Еще кофе.
– Лучше бросьте это, – посоветовал я. – Кофе только взвинчивает нервы, а вы и без того уже возбуждены сверх всякой меры. Лучше съешьте яичницу.
Фишер скорчил гримасу отвращения.
– Даже думать о еде противно.
Я же быстро управился с завтраком. Официантка принесла Фишеру счет. Он расплатился, оставив двадцать пять центов на чай. Я вынул из кармана серебряный доллар и положил на стойку:
– Это за то, что вы надоедали ей с раннего утра.
Он посмотрел на монету.
– Пожалуй, вы правы. – Он сунул в карман свои двадцать пять центов.
– Держу пари, что прав, – ответил я, добавив к доллару еще пятьдесят центов.
Официантка молча наблюдала за этими манипуляциями. Она улыбнулась мне и посмотрела на Баркли Фишера как на марсианина.
Он вышел из бара, треща пальцами.
– Как мы поедем? – спросил он.
– Я взял напрокат машину.
Нам пришлось прокладывать путь в потоке встречных автомобилей, вливавшихся в город со стороны залива. Потом мы выбрались на автостраду и взяли довольно высокую скорость. Вскоре мы прибыли в Вальехо, и я без труда нашел «Роудсайд-мотель».
– Мы будем его искать под вымышленным именем? – спросил Фишер.
– Не говорите глупостей, – ответил я. – Мы вообще ни у кого ничего не будем спрашивать. Мне известно, что он водит спортивную машину и зарегистрировался под фамилией Чалмерс. Сперва надо просто осмотреться.
В этот утренний час мотель уже покинула добрая половина постояльцев, и горничные убирали номера.
Я посоветовал Фишеру расправить плечи и напустить на себя уверенный вид.
– Первая заповедь сыщика, – сказал я ему, – ни в коем случае не показывать окружающим, что вы что-то ищете. Надо вести себя так, как будто вы хорошо знаете, куда и зачем идете. Потому что, если вы будете суетиться, вас могут остановить, чтобы помочь, и тогда запомнят. Вы должны идти целеустремленно, но без особой спешки. Если вы не нашли то, что искали, поспешите отойти, как будто что-то забыли.
