«Вы никогда больше не увидите меня. Тяжелая судьба заставляет меня покинуть ваш дом. Умоляю, не разыскивайте меня, а тем более не пытайтесь вернуть меня силой, иначе я совершу вторую попытку самоубийства, которая удастся мне лучше первой. Искренне желаю Анжелике счастья, которому завидую от всего сердца. Прощайте навсегда и забудьте вашу несчастную Маргариту».
– Что же это такое? – в сердцах воскликнула полковница. – Кажется, эта сумасшедшая поставила себе целью доставлять нам хлопоты и устраивать неприятности на каждом шагу! Неужели ей всегда суждено быть помехой между тобой и избранником твоего сердца? Ну да, впрочем, моему терпению настал конец, и я больше не намерена думать об этой неблагодарной, о которой заботилась как о собственной дочери! Пусть делает, что хочет!
Анжелика горько плакала, жалея несчастную подругу, несмотря на все убеждения рассерженной полковницы не омрачать воспоминаниями о безумной хотя бы эту торжественную минуту. Гости между тем собрались в гостиной. Все ожидали назначенного часа, чтобы отправиться в часовню замка, где католический священник должен был совершить обряд венчания. Полковник представил публике Анжелику, поразившую всех своей красотой и изяществом туалета.
Ждали графа, но прошло уже больше четверти часа, а он все не являлся. Полковник поднялся в комнату жениха, но нашел там только его камердинера. Тот сообщил, что его господин, будучи уже в парадном костюме, внезапно почувствовал себя нездоровым и пошел в парк освежиться, запретив следовать за собой.
Полковника это известие почему-то встревожило гораздо сильнее, чем, казалось бы, оно того заслуживало. Неотступная мысль о том, что несчастья не миновать, овладела всем его существом. Объявив собравшимся, что граф скоро будет, полковник тайно обратился за помощью к одному искусному врачу, присутствовавшему среди гостей. Вместе с ним и камердинером графа он отправился в парк, чтобы отыскать пропавшего жениха. Свернув с главной аллеи, они вышли на окруженную густым кустарником лужайку, которая, насколько помнил полковник, была любимым местом прогулок графа. Вскоре они его увидели: он сидел на скамье в черном платье, с блестящим орденом на груди. Руки графа были опущены, головой он прислонился к толстому стволу цветущей сирени, а глаза его уставились в одну точку. Все трое невольно вздрогнули, припомнив обычный блеск этих огненных глаз.
– Граф С-и, что с вами? – воскликнул полковник, но ответа не получил.
Врач бросился к графу. Быстро расстегнув ему жилет, он сорвал с его шеи галстук и начал тереть его лоб и виски, но вскоре остановился и глухо сказал полковнику:
– Всякая помощь бесполезна: он умер от нервного удара, сразившего его мгновенно.
Камердинер громко зарыдал, а полковник, собравшись с духом, произнес:
– Мы убьем Анжелику, если забудем об осторожности.
С этими словами он поднял бездыханное тело и окольными дорожками перенес его в уединенную беседку, ключ от которой имел при себе. Оставив покойника под присмотром камердинера, полковник вместе с доктором отправился в замок, обдумывая по пути, как поступить: скрыть на время от бедной Анжелики это ужасное происшествие или осторожно рассказать ей все тотчас же.
Когда полковник вошел в гостиную, там царило величайшее смятение и беспокойство. Оказалось, что Анжелика вдруг лишилась чувств и ее перенесли на софу в соседнюю комнату. Всего удивительнее было то, что она не только не побледнела во время обморока, но и, напротив, расцвела и стала гораздо румянее, чем обычно. Какое-то небесное просветление разлилось на ее лице, будто она вкушала райское блаженство и счастье.
Врач, обследовав девушку с величайшим вниманием, уверил, что в ее состоянии нет ни малейшей опасности и что, по всей вероятности, она каким-то непонятным образом погрузилась в гипнотический сон. Будить ее он не решался и советовал дождаться, когда она проснется сама. Между тем весть о внезапной смерти графа успела распространиться среди присутствующих. Гости образовывали маленькие группки, перешептывались друг с другом и, наконец, догадавшись, что теперь не время для объяснений, разъехались, не попрощавшись.
Полковница, припав к Анжелике, прислушивалась к ее дыханию. Казалось, девушка шептала матери какие-то непонятные слова. Врач не только не позволял раздеть Анжелику, но даже запретил снимать с ее рук перчатки, сказав, что малейшее прикосновение может обернуться трагедией. Вдруг девушка открыла глаза, вскочила на ноги и, громко воскликнула:
– Он здесь! Он здесь!
Никто еще не успел ничего понять, а она уже мчалась в гостиную.
– Она сошла с ума! – причитала полковница. – О боже, боже! Она сошла с ума!
– Нет-нет, успокойтесь! – утешал ее врач. – Поверьте, это не сумасшествие, хотя чего-то необыкновенного, действительно, следует ожидать.
С этими словами он последовал за больной. Доктор увидел, как Анжелика, выйдя из ворот замка, с распростертыми объятиями побежала по дороге. Дорогие кружева и рассыпавшиеся по плечам волосы развевались за ней по воле ветра. Вдали показался стремительно приближавшийся к замку всадник. Поравнявшись с Анжеликой, он соскочил с седла и заключил ее в свои объятия. Два других всадника вскоре тоже подоспели к ним.
Полковник, не отстававший от доктора, остановился как громом пораженный. Он потирал то лоб, то глаза, но никак не мог собраться с мыслями. Мориц, сам Мориц держал в своих объятиях Анжелику. Рядом с ним стояли Дагобер и еще какой-то красивый молодой человек в богатом русском генеральском мундире.
– Нет! – воскликнула, наконец, Анжелика, когда пришла в себя. – Нет! Никогда я не была тебе неверна, милый, дорогой мой Мориц!
– Знаю, знаю! – поспешил он ответить. – Ты – ангел чистоты, но адская сила едва не подчинила тебя себе!
В глубоком молчании Мориц донес Анжелику до замка. Только у ворот к полковнику снова вернулась способность мыслить и говорить:
– Что за чудеса!
– Все прояснится, – отозвался Дагобер и представил полковнику незнакомца, назвав его русским генералом Богиславом, лучшим другом Морица.
Оказавшись в гостиной, Мориц, не обращая внимания на испуг полковницы, вызванный его появлением, первым делом спросил:
– Где граф С-и?
– На том свете! – мрачно ответил полковник. – Час тому назад он умер от удара.
Анжелика, вздрогнув, перебила отца:
– Я знаю, знаю! В ту минуту, когда он умер, будто кристалл, зазвенев, вдруг вдребезги разбился в моем сердце, и я погрузилась в какое-то странное состояние. Я словно опять видела тот кошмарный сон, но на этот раз все было совсем иначе. Я почувствовала, что страшный взгляд потерял надо мной власть, а опутавшие меня огненные тенета порвались сами собой. Я была свободна и вслед за тем увидела Морица, моего Морица! Он спешил ко мне, и я кинулась к нему навстречу.
И девушка вновь бросилась в объятия счастливому жениху, точно боясь потерять его.
– Господи, благодарю тебя! – воздев к небу руки, проговорила полковница. – Тяжесть, давившая на мое сердце с той самой минуты, когда Анжелика согласилась отдать свою руку графу, наконец отступила. Меня не покидало чувство, что мое дорогое дитя обручается с чем-то темным и страшным.
Генерал Богислав попросил позволения осмотреть труп, и его проводили в беседку. Отдернув покров и взглянув в лицо умершего, он содрогнулся и, невольно отступив, воскликнул:
– Это он, он! Клянусь всеми святыми!
Анжелика между тем заснула на плече Морица. Девушку по приказанию врача уложили в постель. Он не сомневался в том, что сон – лучшее лекарство от тех переживаний, что выпали на долю Анжелики. Из приглашенных гостей в замке не осталось никого.
– Теперь, – сказал полковник, – пора нам выяснить, что это за чудеса такие. Мориц, как вы остались живы?
– Вам уже известно, какому вероломному нападению я подвергся после заключения мира, – начал Мориц. – Раненный пулей, я свалился с лошади и какое-то время пробыл без сознания. Когда я очнулся, мне показалось, что меня куда-то везут. Кругом чернела ночь. До меня донеслись чьи-то голоса, перешептывающиеся на французском. «Итак, тяжело ранен и в плену у неприятеля!» – такова была первая мысль, посетившая меня до того, как я снова лишился чувств.
Я припоминаю еще несколько мгновений просветления, во время которых чувствовал только чудовищную головную боль. Наконец, однажды утром я проснулся с приятным ощущением: силы мои восстанавливались. Оглядевшись, я увидел, что лежу в роскошной постели с шелковыми занавесями. В комнате, где я находился, были высокие потолки, стены, обитые прекрасными шелковыми обоями, и тяжелая золоченая мебель. Какой-то совершенно незнакомый человек, склонившись надо мной, увидел, что я открыл глаза, и тут же дернул за шнурок колокольчика. Через несколько минут дверь отворилась, и в комнату вошли еще два человека. Старший из них был одет в старомодный французский костюм и носил на груди крест святого Людовика. Младший приблизился ко мне и, пощупав пульс, сказал: «Он спасен. Опасность миновала».
