– Черт с ним, с охранником. Могло бы хватить пяти минут. Но лучше пусть будет десять.
Вульф снова повернулся к Фрейеру:
– Вы не знаете мистера Гудвина так, как его знаю я. Он сумеет обставить все таким образом, что вас никто ни в чем не обвинит. Он всегда готов вызвать огонь на себя. Можете сказать окружному прокурору, что Гудвин помогает вам кое-что установить. Что касается вашего клиента, то Гудвин сам все ему объяснит. – Он взглянул на настенные часы. – Мы могли бы проверить свои догадки уже сегодня вечером. Сейчас. Приглашаю вас со мной поужинать. Чем скорее мы с этим покончим, тем будет лучше.
Однако Фрейер оказался несговорчивым малым. Он упирал на то, что даже ему самому трудно добиться свидания с осужденным в тюрьме в такой поздний час. К тому же необходимо все обдумать, а потому придется отложить дело до утра.
Когда Вульф понимает, что должен уступить в интересах дела, ему удается держать себя в руках. Поэтому наше совещание закончилось на гораздо более дружественной ноте, чем началось. Я вышел в прихожую вместе с Фрейером, помог ему одеться и проводил до самого порога.
Вернувшись в кабинет, я понял, что Вульф изо всех сил старается не выглядеть слишком самодовольным. Когда я взял фотокарточку Пола Хэролда, чтобы положить ее на место, в ящик стола, он заметил:
– Да, его приход оказался своевременным, ничего не скажешь. Но этого и следовало ожидать после вашей с ним встречи в суде.
– Угу.
Я задвинул ящик.
– Вы ведь это предвидели, да? Обычные ваши фокусы. Однако если под этим своим «обдумать» он подразумевает телефонный звонок в Омаху или в Бюро розыска пропавших людей, последствия могут оказаться весьма нежелательными. Хотя, должен признать, вы сделали все от вас зависящее, даже пригласили его поужинать. Кстати, вы знаете, что на сегодняшний вечер у меня назначено свидание в ресторане? И кажется, я туда еще успеваю.
Таким образом, Вульф ужинал в полном одиночестве, а я всего на полчаса опоздал в клуб «Фламинго», где в тот вечер собирала друзей Лили Роуэн. Как обычно, часа через два мы с ней решили, что теснота на танцполе просто ужасная, и отправились в пентхаус Лили, но не скажу, чтобы там дистанция между нами сильно увеличилась, скорее наоборот.
Добравшись домой около трех ночи, я заглянул в кабинет узнать, не оставил ли мне Вульф записку с каким-нибудь безотлагательным утренним поручением. На столе было пусто. Я поднялся двумя лестничными маршами выше и очутился у себя.
Чтобы восстановить силы, я должен провести в постели не менее шести часов. Но, конечно, бывают исключения из правила. Поэтому в среду утром я появился на кухне в девять тридцать, еще совсем сонный, но уже одетый и причесанный, постарался как можно бодрее поприветствовать Фрица, взял со стола стакан с апельсиновым соком, который предпочитаю пить неохлажденным, и едва сделал глоток, как зазвонил телефон.
Сняв трубку, я услышал голос Альберта Фрейера. Он сообщил, что все устроил и будет ждать меня в десять тридцать в комнате для посетителей городской тюрьмы. Я возразил, что хочу побеседовать с его клиентом с глазу на глаз.
– Да, – сказал он, – я понимаю, но должен непременно присутствовать, дабы вас опознать, а также за вас поручиться.
Я повесил трубку и повернулся к Фрицу:
– Проклятье, меня торопят. Дай мне, пожалуйста, поскорей парочку лепешек. Бог с ней, с колбасой, еще подавлюсь. Лепешки, мед и кофе.
Фриц запротестовал было, но не очень активно.
– Вредно начинать день с завтрака на скорую руку. Ты не на войне, Арчи, – изрек он.
Я согласился с ним целиком и полностью, после чего связался по внутреннему телефону с оранжереей и доложил обо всем Вульфу.
Я был не совсем один. В десяти футах справа от меня на точно таком же деревянном стуле сидела женщина и смотрела сквозь прутья стальной решетки на сидевшего напротив мужчину, как на шимпанзе в клетке. Наклонившись вправо, я мог бы услышать, чт́о говорит мужчина, но я не стал этого делать, потому что они, как и я, имели право на конфиденциальность.
В десяти футах слева от меня другой мужчина тоже смотрел сквозь решетку, за которой я увидел парня, моложе Пола Хэролда на той помятой старой фотографии. Я волей-неволей слышал, чт́о говорил мужчина, но ему определенно было на это наплевать. Парень за решеткой имел скучающий вид.
Неподалеку болталось трое-четверо полицейских. Тот, который привел меня сюда, стоял возле стены. Он тоже скучал.
При совершении формальностей – под контролем Фрейера – мне сказали, что на свидание дают пятнадцать минут. И теперь я уже собирался подойти к охраннику и попросить не засекать время, пока не введут осужденного. Но в это самое мгновение открылась дверь в стене по ту сторону решетки и появился тот, кого я ожидал.
Сопровождавший осужденного охранник подвел его к стулу напротив моего, а сам отошел на пять шагов назад, к стене. Хейз уселся на краешек стула и, сощурив глаза, смотрел на меня сквозь решетку. Еще вопрос, кто из нас шимпанзе, подумал я.
– Я вас не знаю, – заявил мой визави. – Кто вы такой?
У него были бледные впалые щеки, потухшие глаза и такие тонкие губы, что они, можно сказать, едва угадывались. Он выглядел, пожалуй, в два раза старше юноши в академической шапочке с фотографии.
Я еще не знал, с чего начну. Сперва мне требовалось увидеть лицо того, с кем я буду разговаривать. Я знал, что он не может просто встать и уйти, и все равно не стоило с самого начала вооружать его против себя. Я попытался посмотреть ему в глаза, но мешала проклятая решетка.
– Меня зовут Гудвин, – представился я. – Арчи Гудвин. Вы когда-нибудь слышали о частном детективе по фамилии Вульф, Ниро Вульф?
– Да, я о нем где-то читал. Что вам от меня нужно? – Голос у него был прямо-таки загробный.
– Я работаю на Вульфа. Позавчера к нам в офис пришел ваш отец, Джеймс Хэролд, и дал задание вас отыскать. Ему стало известно, что одиннадцать лет назад вы не брали тех денег. Он хочет восстановить справедливость. Вероятно, в нынешней ситуации это для вас ровным счетом ничего не значит, но, как бы там ни было, знать правду вы должны.
Если предположить, что передо мной был нужный нам человек, держался он с исключительной выдержкой. На какую-то долю секунды у него отвис подбородок, но он тут же его подобрал. Голос ничуть не изменился.
– Не пойму, о чем вы говорите, – сказал он. – Меня зовут Питер Хейз.
Я кивнул:
– Ну да, я знаю. Мне очень жаль, мистер Хэролд, но подобные фокусы со мной не проходят. Мистеру Вульфу очень нужны деньги, из которых он, кстати, платит мне жалованье. Так что мы непременно сообщим вашему отцу, что нашли вас. И он, очевидно, приедет с вами повидаться. Я решил, что вас следует предупредить заранее.
– У меня нет никакого отца. – Теперь его подбородок выражал решимость, которая звучала и в голосе. – Вы ошиблись. Если этот человек, который выдает себя за моего отца, появится, я не стану с ним разговаривать!
Я покачал головой:
– Давайте не будем шуметь. А как насчет шрама под левой коленкой? Я полагаю, он на месте. Возможно, вы не захотите встретиться с вашим отцом. Не знаю, в вашей ли власти уклониться от встречи с ним. Так или иначе, он приедет, как только мы дадим ему знать, что обнаружили вас. Кстати, если у меня и оставались какие-то сомнения относительно вашей истинной личности, то вы сами развеяли их этим вашим «я не стану с ним разговаривать». Зачем столько эмоций, если вы безотцовщина? Предположим, мы ошиблись. Тогда самый простой способ доказать это – позволить ему прийти и взглянуть на вас. Мы не будем уговаривать вас встретиться с отцом. Нас наняли только для того, чтобы вас найти, что мы и сделали. И если…
Я умолк, потому что его вдруг всего затрясло. Ничто не мешало мне, разумеется, встать и уйти, поскольку миссия моя была завершена. Однако Фрейеру вряд ли понравилось бы, что я оставил его клиента в таком состоянии, а ведь именно адвокат устроил мне сегодняшнюю встречу.
И я остался. По обе стороны решетки тянулось что-то вроде прилавка, чтобы мы не слишком приближались друг к другу. Осужденный положил на него руки и теперь судорожно возил кулаками по поверхности.
– Успокойтесь, – произнес я. – Я сейчас уйду. Просто мы решили, что должны подготовить вас.
– Подождите. – Он взял себя в руки. – Подождете?
– Разумеется.
Он убрал кулаки с барьера и подался вперед.
– Я плохо вас вижу. Послушайте, ради бога, послушайте! Не говорите ему, ради бога. Вы не знаете, что он за человек!
– Почему же? Я с ним встречался.
– Вот моя мать и сестры, те знают. Думаю, они были уверены, что меня подставили, когда случилась та история с пропажей денег. Да-да, они были в этом уверены, но только не отец. Теперь меня подставили снова. Ради бога, не сообщайте ему! На этот раз уже ничего не исправить. Я так или иначе умру. Уже, можно сказать, умер. Несправедливо подвергать меня новому испытанию. Я не хочу, чтобы они знали. Господи, неужели вы ничего не понимаете?!
