Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

– Да. Это его работа.

– Мне бы этого не хотелось. И чтобы ваш записывал – тоже. Так вот, офицер настаивал, что я должна рассказать, зачем ходила к Хеллеру. Я отказывалась, он настаивал, я снова отказывалась. Тогда он заявил, что отвезет меня к окружному прокурору. Если понадобится, даже возьмет под арест. Я поняла, что он не шутит, и все ему рассказала. Я рассказала, что у нас возникли кое-какие трудности с сыном, особенно с его учебой в школе, и я наведывалась к Хеллеру, чтобы выяснить, какой колледж больше всего подойдет нашему мальчику. Я ответила на вопросы полицейского, в пределах разумного, и он наконец оставил меня. Возможно, вам все это известно.

– Да, – кивнул Кремер.

– Ну вот. А после ухода полицейского я забеспокоилась и поехала к подруге спросить совета. К сожалению, я слишком много рассказала Хеллеру о сыне. Посвятила его в некоторые конфиденциальные подробности. А после убийства полиция наверняка должна была просматривать все бумаги Хеллера. Мне же хотелось, чтобы сообщенные мною подробности, весьма личного свойства, не получили огласки. Я знала, что Хеллер вел все свои записи стенографическими знаками собственного изобретения, которые никто, кроме него, прочесть не мог. По крайней мере, так он мне говорил. Тем не менее я не была убеждена в этом до конца, а вся доверенная ему информация крайне важного свойства. Я очень долго, несколько часов подряд, обсуждала сложившееся положение с подругой и в итоге решила поехать в приемную Хеллера и попросить, чтобы мне разрешили забрать записи, касающиеся моих семейных дел, которые никак не связаны с убийством.

– Я понимаю, – уверил ее Кремер.

– Так я и поступила. А дежуривший там офицер притворялся, будто слушает меня, прикидывался, будто со мной соглашается, а потом вдруг взял и арестовал меня за попытку подкупа полицейского. Когда же я с негодованием отвергла его обвинения и хотела уйти, он силой удержал меня и даже собирался заковать в наручники! Поэтому я поехала с ним. И вот я здесь. Надеюсь, вы понимаете, что я собираюсь подать жалобу, и я ее подаю!

Кремер сверлил ее взглядом:

– А вы пытались его подкупить?

– Конечно нет!

– И не предлагали ему деньги?

– Нет!

Пэрли Стеббинс издал низкий звук, нечто среднее между рычанием и фырканьем. Кремер проигнорировал бестактность подчиненного, сделал глубокий вдох и выдохнул.

– Может, мне подключиться? – поинтересовался Вульф.

– Нет, благодарю, – с раздражением отозвался Кремер, который не сводил глаз с миссис Тиллотсон. – Мадам, вы совершаете ошибку, – отчеканил он. – Вся эта ложь вам не поможет. Вы только сделаете себе хуже. Попробуйте для разнообразия говорить правду.

Миссис Тиллотсон выпрямилась, однако сие телодвижение не было, как задумывалось, исполнено гордого достоинства, поскольку она изрядно вымоталась за этот такой тягостный для нее день.

– Вы называете меня лгуньей, – бросила она обвинение Кремеру, – да еще в присутствии свидетелей. – Она указала пальцем на полицейского стенографа. – Вы запишите все в точности, как он сказал!

– Запишет, – уверил ее Кремер. – Послушайте, миссис Тиллотсон. Вы ведь признаёте, что лгали о своем визите к Хеллеру, пока не поняли, что из этого ничего не выйдет. Когда осознали, что портье покажет под присягой, что вы появлялись там не только этим утром, но и раньше. Теперь о вашей попытке подкупить полицейского. Это уголовное преступление. Если мы предъявим вам обвинение и вы пойдете под суд, я не берусь утверждать, кому поверят присяжные, вам или полицейскому, но вам понятно, кому верю я. Я верю ему, а вы лжете.

– Приведите его сюда, – потребовала она. – Я хочу встретиться с ним.

– Он тоже жаждет очной ставки с вами, но делу это не поможет. Я убежден, что вы лжете. Как и насчет того, что именно хотели забрать из архива Хеллера. Он вел записи личным кодом, для расшифровки которого потребуется целое отделение экспертов. И это было вам известно. Так что мне не особо верится, что вы рискнули поехать на место преступления и пытаться подкупить полицейского только для того, чтобы изъять записи о вас и вашей семье. Полагаю, в картотеке содержится нечто, что без труда можно отнести к вам или вашей семье. За этим-то вы и охотились. Утром наши люди приступят к осмотру архива, изучат каждую мелочь. И если там имеется что-либо подобное, они это не пропустят. А пока я задерживаю вас для допроса касательно попытки подкупа полицейского. Если желаете позвонить адвокату, пожалуйста. Вы имеете право на один телефонный звонок в присутствии полицейского. – Кремер повернул голову к сержанту: – Стеббинс, проводи эту леди к лейтенанту Роуклиффу и введи его в курс дела.

Пэрли поднялся. Миссис Тиллотсон съеживалась прямо у нас на глазах, с каждой секундой все меньше напоминая прежнюю напористую толстуху.

– Подождите минуту, – взмолилась она.

– Две минуты, мадам. И больше не пытайтесь состряпать очередную ложь. У вас это плохо получается.

– Этот человек неправильно меня понял. Я не пыталась подкупить его.

– Я сказал, вы можете позвонить адвокату…

– Мне не нужен адвокат. – В ее голосе не звучало и тени сомнения. – Раз архив Хеллера просмотрят, то наверняка найдут то, что я искала. А коли так, я вполне могу вам все рассказать. Это письма в конвертах, адресованные мне. Они анонимные. Я хотела, чтобы Хеллер выяснил, кто мне их писал.

– Они о вашем сыне?

– Нет. Обо мне. В них мне кое-чем угрожали, и я была уверена, что дело идет к шантажу.

– Сколько писем?

– Шесть.

– И чем же вам в них угрожали?

– Вообще говоря, угроз как таковых в них не содержалось. Только изречения. Одно такое: «Кому нечем платить, должен Бога молить». Другое: «Коли ты помрешь, с тебя ничего не взыщут…» А еще одно: «Так после пира выставляют счет»[25]. Остальные были длиннее, но в таком же духе.

– С чего вы взяли, что автор анонимок ведет дело к шантажу?

– Неужели непонятно? «Кому нечем платить, должен Бога молить».

– И вы хотели, чтобы Хеллер вычислил отправителя. Сколько раз вы виделись с профессором?

– Два.

– Вы, конечно, предоставили ему всю информацию, какую только могли. Утром мы найдем письма. Но вы могли бы рассказать нам сейчас, чт́о сообщили Хеллеру. Все, что говорили вы оба, как можно точнее.

Я позволил себе откровенно ухмыльнуться и покосился на Вульфа: оценил ли он должным образом то, что Кремер принял на вооружение его подход? Но босс сидел с видом смиренного долготерпения.

Трудно было сказать, во всяком случае мне, сколько миссис Тиллотсон выложила без утайки, а сколько оставила при себе. Возможно, в ее прошлом имелось нечто такое, за что она, по мнению анонима, должна была заплатить или же получить счет. Только эта дама либо и вправду не ведала, что это такое, либо утаила сей факт от Хеллера, либо осведомила о нем математика, но не собиралась извещать нас.

Допросу не было видно конца. Она старательно вспоминала свои беседы с Хеллером, все сведения, которыми снабжала его для вычислений. А Кремер нещадно гонял ее, пока она не запуталась в противоречиях до такой степени, что потребовалась бы дюжина кудесников-математиков, дабы во всем разобраться.

Наконец вмешался Вульф. Он бросил взгляд на настенные часы, поерзал в кресле, дабы сменить точку опоры для седьмой части тонны, и возвестил:

– Уже з́а полночь. Слава богу, у вас есть целая армия, чтобы заняться сортировкой и проверкой всего, что она тут наговорила. Если лейтенант Роуклифф все еще здесь, пускай займется ею, а мы давайте перекусим. Я проголодался.

Кремер не возражал, остальные тоже согласились сделать перерыв. Пэрли Стеббинс увел миссис Тиллотсон. Стенограф отправился исполнять личное поручение инспектора. Я же проследовал на кухню чтобы помочь Фрицу. Бедняга буквально с ног сбивался, разнося подносы с сэндвичами для личного состава убойного отдела, рассеянного по всему дому.

Когда я вернулся в кабинет с запасом провианта, Кремер изводил Вульфа, не жалея мрачных красок, а тот сидел в кресле, откинувшись назад и закрыв глаза. Я обошел всех с тарелками приготовленного Фрицем il pesto[26] и крекеров. Подал пиво Вульфу и стенографу, кофе – Кремеру и Стеббинсу, а себе принес молока.

Через четыре минуты Кремер поинтересовался:

– А что это такое?

– Песто, – ответил Вульф.

– И из чего оно?

– Сыр канестрато, анчоусы, свиная печенка, черный орех, лук-резанец, базилик, чеснок и оливковое масло.

– Бог ты мой!

Еще через четыре минуты Кремер обратился ко мне таким тоном, будто делал великое одолжение:

– Гудвин, дай-ка мне еще этого.

Однако, пока я собирал пустые тарелки, инспектор вновь принялся за Вульфа. Тот даже не брал на себя труд возражать. Выждал, когда Кремер остановится, чтобы набрать в грудь воздуха, и пророкотал: