Блайстоун был еще слаб – сказывалось действие яда, – но старательно скрывал свое нездоровье. И разговаривал с визитерами просто, как со старыми знакомыми, нимало не смущаясь.
– Я не часто теряю память. В последний раз такое случилось много лет назад, ночью после соревнований по гребле. Но я до сих пор все помню. Когда я проснулся на следующее утро… Инспектор, меня терзали страшные муки! Я понятия не имел, что было со мной накануне! И я не успокоился до тех пор, пока не обошел всех друзей и не выспросил их в мельчайших подробностях о том, что я вытворял. Вот и сейчас, мне непременно нужно было узнать, что я делал вчера ночью.
– Прекрасно, сэр! Итак, вы не убивали мистера Хея? – Мастерс дружелюбно осклабился.
– Насколько мне известно, нет, – ответил Блайстоун, улыбаясь не менее дружелюбно.
Все сели.
– Итак, – заявил старший инспектор, – положение таково. До сих пор мне не удалось добиться ни от одного фигуранта сколько-нибудь важных показаний. Но есть вещи, которые невозможно отрицать. Мы не можем отрицать того, что мистер Хей мертв.
– Совершенно верно.
– Произошло убийство, – продолжал Мастерс, захлопывая капкан. – И мы совершенно уверены: его убил злоумышленник из числа тех, кто находился у него в гостях.
Продолжать не было необходимости, слова старшего инспектора возымели должное действие. Бонита Синклер отставила бокал с хересом на стоящий рядом стол и, широко раскрыв глаза, с ужасом смотрела на него. Блайстоун, который слушал кивая, как примерный ученик, перебил Мастерса:
– Вы хотите сказать, что его убила либо миссис Синклер, либо Шуман, либо я?
– Если вы так ставите вопрос, сэр, то да.
– Инспектор, это нелепо!
– Почему?
– Потому что вы городите чушь! – рассудительно и резко ответил Блайстоун. – Ни у одного из нас не было причин убивать его. Уверяю вас, он был нашим другом; я думаю, что имею право говорить от имени всех.
– Зачем нужно говорить от имени всех? – негромко спросил Мастерс.
Блайстоун смерил его суровым и одновременно ироническим взглядом. Однако ответил не сразу.
– Не вижу необходимости, инспектор, цепляться к словам. Хорошо, я буду говорить за себя. Однако было бы более вежливо вначале спросить мнение хозяйки, миссис Синклер. Вот и все. – Вдруг хирурга прорвало; видимо, он испытывал ненависть ко всяческим уловкам и ухищрениям. – Послушайте меня! Скрывать правду ни к чему. Иногда Хей меня раздражал; многие люди считали его шутом гороховым, хамом и грубияном. Но мне он был добрым другом. Он оказал мне массу услуг; с ним не было скучно, и… я готов как угодно помогать вам, лишь бы его убийцу повесили.
Высказавшись, Блайстоун как будто устыдился собственной несдержанности.
– Прекрасно! – бодро воскликнул Мастерс. – Наконец начинается разговор, какого я ждал. А теперь ответьте, пожалуйста… Вы не удивились тому, что мистер Хей пригласил вас в гости в одиннадцать вечера?
– Да нет, не особенно.
– А ваша дочь утверждает, что вы не любитель вечеринок.
– При чем здесь моя дочь? – внезапно рассердился Блайстоун. – Мне говорили, что вчера она доставила вам немало хлопот; примите мои извинения. И потом, не понимаю, что она имеет в виду. Я, конечно, не принадлежу к числу «золотой молодежи», о выходках которой нам прожужжали все уши; но я не считаю себя стариком, которого нужно возить в инвалидной коляске!
– Кстати, – не унимался Мастерс, – не говорил ли мистер Хей, что собирается вечером сообщить вам нечто важное?
Блайстоун оглянулся на Бониту Синклер; та наградила его загадочной улыбкой. Вопрос инспектора, по-видимому, разозлил его не на шутку. Он резко повернулся к Мастерсу:
– Сообщить нечто важное? Нет. Не понимаю.
– Вы сказали, что Хей оказал вам массу услуг. Что это были за услуги?
– Он приобретал для меня ценные бумаги, и всегда выгодно, а еще давал мне немало… дельных советов.
– Вот как? И ваши деньги, мэм, он тоже помещал в ценные бумаги? – спросил Мастерс, разворачиваясь к хозяйке.
Она сохраняла тот же серьезный вид, как и вчера ночью. Черные волосы были теперь аккуратно разделены пробором и заплетены в две баранки над ушами. Она наклонилась к огню, положив руку на колено, словно какая-нибудь старая актриса на классическом портрете. Однако ее поза не выглядела театральной; она держалась очень естественно и непринужденно.
– Довольно часто, мистер Мастерс. Я совершенно ничего не смыслю в денежных делах, и мистер Хей всегда охотно мне помогал.
– Понимаю, мэм. – В голосе Мастерса послышались вкрадчивые нотки. – А теперь, прошу вас, продолжите ваш вчерашний рассказ с того места, где нас перебил врач. Как вам уже известно, все вы отравились атропином. Вчера вы сказали: невозможно, чтобы кто-то отравил коктейли. Что вы имели в виду?
Миссис Синклер казалась озадаченной.
– Видимо, вы неверно меня поняли. А может, вчера я еще находилась под действием яда и неясно выразилась? Мне очень жаль. Разумеется, я хотела сказать, что ни один из нас не мог отравить напитки.
– Из кого «из нас»?
– Из тех, кто находился в квартире мистера Хея.
Мастерс пристально посмотрел на женщину:
– Извините, мэм, но вчера вы говорили не так! Вы сказали: «никто»!
– Вы, конечно, неверно меня поняли! – воскликнула миссис Синклер с такой неподдельной искренностью, что Мастерс смутился. – Позвольте, я расскажу, как было дело. Как только все гости собрались, мистер Хей попросил меня приготовить коктейли. Кажется, я вам говорила? Разумеется, вы не считаете, что напитки отравила я? Но я бы и не смогла ничего подмешать, даже если бы захотела, – как и никто другой. Все остальные стояли на кухне и смотрели на меня.
– Все трое мужчин?
– Все трое. Они стояли вокруг.
– Продолжайте, мэм.
– Начнем с того, что Денни… то есть сэр Деннис… сполоснул шейкер горячей водой. И наши стаканы он тоже сполоснул; мы все это видели. Я налила в шейкер необходимые ингредиенты, а мистер Хей смешал коктейль. Сэр Деннис сам приготовил себе хайбол из виски и имбирного пива. – В ответ на вопросительный взгляд Мастерса Блайстоун уверенно кивнул. – Потом мистер Шуман поставил на поднос шейкер, бокал с хайболом, три пустых стакана для коктейлей и понес все в гостиную. Мы видели, как он поставил поднос на столик и тут же вернулся. Бедный мистер Шуман, конечно, отравителем быть не мог – мы не сводили с него глаз. И потом, я точно знаю: тогда в напитках ничего постороннего не было.
– Откуда вы знаете, мэм?
– Потому что я пробовала коктейль, – ответила миссис Синклер с торжествующей улыбкой. – Видите ли, когда смешиваешь коктейль, всегда нужно попробовать, что получилось. Я смешала все ингредиенты «Белой леди» и продегустировала содержимое; стыдно признаться, но я отпила прямо из шейкера. – Она поморщилась, словно стыдясь своей неделикатности. – Я и хайбол сэра Денниса тоже попробовала. Понимаете, раньше я никогда не пила хайбол, и мне хотелось узнать, каков он на вкус.
Мастерсу становилось все больше не по себе. Он откашлялся.
– Погодите минутку, мэм. Вы говорите, мистер Шуман унес шейкер и стаканы из кухни в гостиную, а потом вернулся. Разве все вы не пошли за ним в гостиную?
– Нет. Именно об этом я и собиралась вам рассказать. Мы остались на кухне, потому что мистер Хей показывал нам фокус с апельсином. Он как-то ловко надрезал шкурку, а потом отогнул ее, и получалась рожица, как у смеющегося или плачущего младенца. – Миссис Синклер грустно улыбнулась. – Мистеру Хею не было равных по части фокусов, шуток и разного рода розыгрышей. Он радовался как ребенок, если мог продемонстрировать какой-нибудь новый трюк, например зеркало в ванной, которое не запотевает от пара, или фокус с банкнотом, исчезающим из конверта. Как сейчас помню… Он стоит на кухне перед холодильником, а его апельсиновый «малыш» пищит «ма-ма»; мистер Хей хохотал от души. – Вдруг миссис Синклер вздрогнула, как от толчка. – Кстати… тот ужасный зонтик со шпагой принадлежал ему.
– Вот как? – мрачно заметил Мастерс после паузы. – Вчера ночью он был в квартире?
– О да, этот зонтик у него уже давно. Обыкновенно он стоял в подставке в холле, как обычный зонт.
– Вернемся к яду, мэм. Вы готовы поклясться, что никто ничего не подмешивал в напитки?
Миссис Синклер всплеснула руками:
– Да. Конечно! То есть я уверена: никто из нас не мог этого сделать. Мы все время были друг у друга на виду. Поймите, мистер Мастерс, такое было бы попросту невозможно! С другой стороны, добавить атропин можно было потом. Мистер Шуман составил шейкер и стаканы с подноса на столик и вернулся на кухню смотреть фокус с апельсином. – Она выразительно помолчала. – Мы все оставались на кухне… Интересно, сколько времени? – Словно желая прояснить все происходящее с точностью до доли секунды, она повернулась к Блайстоуну.
– По меньшей мере три-четыре минуты, – твердо заявил тот, не сводя глаз с Мастерса.
