— Когда вы видели Кэтрин в последний раз?
— В смысле, говорила? Накануне Нового года, днем. Позвонила ей на мобильный и оставила сообщение, что недели через две собираюсь на концерт и не посидит ли она с Кэсси. Кэтрин перезвонила и согласилась.
— Какой она вам в тот раз показалась?
— Какой? Да какой всегда. Она даже рассказала, что вечером они с подругой собираются в Леруик — встречать Новый год.
— С какой подругой?
— Кэтрин не сказала, но, думаю, это была Салли Генри. Она живет в доме при начальной школе. Я частенько видела их вдвоем.
— Значит, в тот день вы видели Кэтрин в последний раз?
— Говорила. А видела буквально вчера, в середине дня, — она сходила с автобуса из Леруика. И дальше пошла с тем странным стариком, что живет на Взгорке.
Полиция нагрянула к Магнусу, когда он ждал ее меньше всего. Стук в дверь застал его в ванной комнате. Она была в дальней части дома, в пристройке, — в свое время мать наняла Джорджи Сандерсона сделать ее. Джорджи к тому времени уже повредил себе ногу и не мог выходить в море. Бывший рыбак тогда охотно согласился: он маялся без дела, да и обещали заплатить. Но парень хоть и рукастый, а плотник оказался не самый лучший: между пристройкой и стеной дома остались щели. Вскоре после смерти матери в ванной перегорела лампочка, но Магнус даже не подумал заменить ее. Брился он в кухне над раковиной, а чтобы разглядеть в ванной унитаз, хватало света из спальни, дверь которой он оставлял открытой.
Магнус давно уже испытывал надобность облегчиться, но не хотел покидать наблюдательный пост у окна. Народ все прибывал и прибывал: констебли в униформе, высокий мужчина в костюме… Растрепанного вида парень подошел к «лендроверу» Гёнри, в котором сидела та молодая женщина, и она пересела к нему в машину. Магнус очень надеялся, что ее увезли не в полицейский участок, не в ту каморку со стенами, выкрашенными масляной краской. Но терпеть дольше уже не было мочи. И надо же было случиться, что в тот самый момент, когда он стоял перед унитазом как какой-нибудь малолетний пацан — с упавшими на пол штанами и трусами, потому как уж очень торопился, чтобы возиться сначала с молнией, потом с пуговицами на гульфике, — раздался стук в дверь. Магнус запаниковал.
— Погодите, — крикнул он, не в состоянии прерваться. — Погодите минутку. Уже иду.
Закончив, он разом натянул трусы и штаны с эластичными вставками в поясе. И только теперь, снова обретя приличный вид, немного успокоился.
Магнус вернулся в кухню и подошел к окну — стучавший все еще стоял под дверью, терпеливо дожидаясь. Даже на крыльцо не поднялся. Это был тот самый растрепанный малый, который увез молодую женщину. Значит, она сейчас не в полицейском участке Леруика, а в собственном доме, который возле часовни. Магнус подумал, что с женщинами полиция обращается иначе.
Он открыл дверь и уставился на гостя, незнакомого и явно нездешнего. Вглядевшись в его лицо, Магнус не заметил сходства ни с кем из местных. Стало быть, родни у парня здесь нет.
— Небось с Фэр-Айла буите? — буркнул Магнус себе под нос, не слишком-то заботясь, чтобы его поняли. Не то что тогда, когда к нему пожаловали девушки. Ну да если незнакомец в самом деле местный, поймет. И тот, видно, понял.
— С Фэр-Айла буим, — ответил незнакомец. И чуть помолчав, прибавил: — Родился там. А учился в Абердине. Теперь вот работаю здесь, в Леруике. — Потом протянул руку: — Перес.
— Экое чудше для Фэр-Айла имя!
Перес улыбнулся, но пускаться в объяснения не стал.
Магнус по-прежнему не замечал протянутой в знак приветствия руки. Старик подумал, что вот ведь, сам-то он на Фэр-Айле никогда и не был. Грузовой паром как не ходил туда, так и не ходит. Добраться до острова можно на почтовом судне из Гратнесса, гавани, поблизости от которой аэропорт; три часа пути. Магнусу доводилось видеть снимки острова — в местном клубе как-то показывали слайды, и они с матерью ходили смотреть. Восточная часть острова — длинная гряда высоких скал. Однако больше он ничего не запомнил. Да вот еще священник, тот самый, который жил в доме возле часовни, раньше читал проповеди на Фэр-Айле.
— И как оно там? — спросил он.
— Мне нравится.
— Чего ж уехали?
— Известное дело — работать негде.
Тут Магнус наконец заметил протянутую руку Переса и пожал ее.
— Может, зайдете? — предложил он. Увидев поодаль, на склоне холма, констебля в униформе, пристально смотревшего на него, поторопил: — Давайте-давайте, заходите.
Входя, Перес пригнулся; оказавшись в небольшой комнате, он будто заполнил собою все пространство.
— Садитесь, — пригласил Магнус, чувствуя себя неуютно: Перес возвышался над ним словно башня. Он выдвинул стул из-за стола и подождал, пока Перес усядется. Все утро Магнус ждал: вот-вот к нему нагрянут. А теперь не знал, что и говорить, что думать.
«Садитесь», — донеслось из клетки. Птица просунула клюв между железными прутьями и повторяла, не делая пауз: — «Садитесь-садитесь-садитесь».
Магнус взял старый свитер и набросил на клетку. Он испугался, что встрявший в разговор ворон разозлит полицейского. Но Переса выходка ворона только позабавила.
— Это вы его научили? Не знал, что вороны говорят.
— Они смышленые птицы. — Магнус чувствовал, как губы снова растягиваются в дурацкой ухмылке, но ничего не мог поделать.
— А сегодня утром воронов не замечали? У подножия холма?
— Они всегда рядом, — сказал Магнус.
— Обнаружено тело. Тело молодой девушки.
— Это Кэтрин, — вырвалось у него. Само собой, помимо его воли — как ухмылка. «Ничего им не говори», — вспомнил он слова матери. Перед тем как двое полицейских увезли его в Леруик, она сказала: «Ты ничего не сделал, вот ничего им и не говори».
— А откуда, Магнус, вам известно, что она мертва? — Перес говорил медленно, отчетливо произнося каждое слово. — Откуда вы знаете, что там, на холме, лежит Кэтрин?
Магнус затряс головой. «Ничего им не говори».
— Вы видели, что произошло? Видели, как она погибла?
Магнус озирался с затравленным видом.
— Может, вы заметили в небе воронов и решили полюбопытствовать, что это их так встревожило?
— Да, точно! — Он был благодарен за подсказку.
— И вышли посмотреть?
— Да-да! — энергично закивал Магнус.
— Почему же не сообщили в полицию, а, Магнус?
— Она умерла. Я ничем не мог ей помочь.
— Но ведь о таком необходимо сообщать полиции.
— Да как бы я сказал? У меня и телефона нет.
— У кого-нибудь из соседей наверняка есть. Могли бы их попросить.
— Соседи со мной не разговаривают.
Повисла тишина. Накрытый ворон чесал себя лапой, что-то бормоча.
— Когда вы ее видели? — спросил Перес. — В котором часу спустились посмотреть?
— Да вот аккурат ребятня в школу прошла. Как выходил из дому, звонок в школе и прозвенел, — сказал Магнус, довольный, что так ловко ответил. Мать точно одобрила бы.
Снова установилось молчание.
Перес делал у себя пометки. Закончив, поднял голову:
— А давно вы живете один?
— С той поры, как мать померла.
— Это когда?
Магнус задумался. И сколько же лет прошло? Но на этот счет у него не было никаких догадок.
— Агнес тоже умерла, — сказал он, не желая производить вычисления в уме.
— Кто такая Агнес?
— Моя сестра. Десяти лет заболела коклюшем. Нам и невдомек было, что это серьезно, — сказал Магнус и плотно сжал губы. Не годится полиции совать свой нос еще и в это.
— Наверное, с тех пор как мать умерла, вам тут одиноко?
Магнус ничего не ответил.
— И вы рады были компании, а?
Он по-прежнему молчал.
— Кэтрин ведь была вашим другом, так?
— Да, — сказал Магнус. — Другом.
— Вы виделись вчера? На автобусной остановке? Она как раз из города ехала.
— Она была на вечеринке.
— На вечеринке? — переспросил Перес. — Всю ночь? Вы точно знаете?
«А и правда, была ли?» Магнус задумался. Но он плохо помнил. Да и в тот раз Кэтрин вообще мало говорила.
— Она выглядела усталой, — сказал он. — Понятное дело: всю ночь веселилась. Вроде так и сказала: мол, была на вечеринке.
— Во что она была одета?
— Ничего нарядного, — заметил Магнус. — Правда, нынче молодежь и на вечеринки-то не слишком наряжается.
— Вы ведь были там, в поле, подходили близко? Наверняка видели, что на ней? Она была в той же одежде?
— Да вроде нет, — сказал Магнус. И задумался: так ли ответил? Ну как вопрос с подвохом? — Помню только красный шарф.
— Она рассказывала, у кого была?
— Нет, не говорила. Она не сразу меня заметила — потом уже, когда вместе с автобуса сходили.
— И как она выглядела?
— Так я уже говорил: усталой.
— А все-таки? Была она при этом усталой, но довольной? Или усталой и печальной?