Даже если бы этот парень не знал, что такое чувство собственного достоинства, он хорошо понимал, что такое престиж фирмы «Корлисс Холмс», ибо тут же ответил:
— Вас никто не принуждает покупать наш товар, сэр.
— Разумеется, но я еще не все сказал. Я хочу попросить вас об одолжении. Возьмите одну из этих клюшек, вот, например, эту, станьте за этим креслом и повертите или помахайте ею, как это у вас положено при игре.
— Помахать?
— Да, сделайте то, что положено — удар, бросок, поддавок, как это у вас там называется. Ну, словом, покажите, как вы бьете по мячу.
Кроме отмеченного Вульфом снобизма, парню была присуща насмешливая снисходительность профессионала. Взяв у Вульфа клюшку, он отошел подальше от стола, отодвинул кресло, осмотрелся, взглянул даже на потолок, и, подняв клюшку и описав ею полудугу над головой, с оглушительным свистом опустил ее вниз, как бы завершив мах ударом.
Вульф поежился.
— Какая силища! — пробормотал он. — А теперь, прошу, помедленнее.
Парень выполнил просьбу.
— Если можно, еще медленнее, мистер Таунсенд, — снова попросил Вульф.
На этот раз тот, не скрывая иронии, сделал мах подчеркнуто медленно. Вульф внимательно следил за каждым его движением. Он был очень серьезен.
— Отлично. Премного благодарен, мистер Таунсенд, — наконец сказал он. — Арчи, поскольку у нас нет кредита в фирме «Корлисс Холмс», рассчитайся с мистером Таунсендом наличными и не забудь добавить три доллара. Да поторапливайся, твоя поездка очень важна и не терпит отлагательства.
Мое сердце радостно екнуло, ибо многонедельное ничегонеделание меня угнетало. Я помог парню собрать клюшки и проводил его до входной двери. Когда же вернулся, то застал Вульфа в прежней позе в кресле, только губы его были сложены так, будто он тихонько насвистывал. Однако никакого свиста не было слышно, хотя грудь Вульфа ритмично вздымалась и опускалась. Когда мой хозяин вот так складывал губы, я не раз пытался, встав поближе, уловить хотя бы слабый звук, но напрасно. Увидев, что я подошел к столу, он сказал:
— Это займет одну минуту, Арчи. Садись. Блокнот тебе не понадобится.
За рулем я обычно не вижу ничего, кроме полотна дороги. Таков уж я, — если что делаю, то не отвлекаюсь, пока не доведу до конца. В тот день мне удалось удачно сократить путь. До Вудленда я ехал довольно медленно по перегруженной транспортом главной магистрали, но потом свернул и уже через двадцать минут был в Уайт-Плейнс. Хотя я спешил и вынужден был сосредоточить все свое внимание на шоссе, я все же изредка бросал взгляды и на окрестности — на цветущий кустарник вдоль обочин, молодую листву на деревьях, колышущуюся словно в медленном танце, в такт дуновениям ветерка, на яркую зелень полей. Любой ковер, пусть за много тысяч долларов, вдруг подумал я, не ласкает так ногу человека, как упругая густая трава лужайки.
Но я спешил напрасно. Едва я вошел в здание прокуратуры, как неудача стала преследовать меня по пятам. Прежде всего, Андерсон был в отъезде. Как мне сказали, он вернется не ранее понедельника, то есть через четыре дня. Он — в Адирондакских горах, но адреса не оставил. Мне же совсем не улыбалось ехать за ним куда-то в Лейк-Плесид. Замещал Андерсона адвокат Дервин, о котором я ничего не знал и не слышал. Он еще не возвратился с обеденного перерыва и будет не ранее, чем через полчаса. Я понял, что здесь никто не горел желанием мне помочь.
Я вышел на улицу и поискал телефонную будку, чтобы позвонить Вульфу. Тот велел дожидаться Дервина и посмотреть, что из этого выйдет. Чтобы скоротать время, я зашел в кафе, съел бутерброды и выпил пару стаканов молока. Когда я вернулся в прокуратуру, Дервин был уже на месте, но заставил меня подождать еще минут двадцать, которые, как я понял, понадобились ему, чтобы поковырять зубочисткой в зубах. Судя по гробовой тишине в здании, здесь работой себя не утруждали.
Вспомнив, сколько я перевидал адвокатов на своем веку, я задумался, чем они все так похожи друг на друга. Не тем ли, что на их лицах застыло одинаковое выражение — эдакая непонятная смесь страха и самоуверенности. Будто каждый из них переходит запруженную машинами улицу и ждет, что его сейчас собьет одна из них, и в то же время пребывает в мстительной уверенности, что обидчика ждет неминуемая кара, ибо в кармане пострадавшего лежит заранее заготовленное по всей форме обвинение.
Дервин не показался мне исключением. А так на вид он был вполне респектабельным, в меру упитанным хорошо одетым господином, с гладко зализанными назад темными волосами и благообразным самодовольным лицом.
Положив шляпу на край стола, я пододвинул стул и уселся прямо напротив адвоката.
— Жаль, что мне не удалось увидеться с мистером Андерсоном, — начал я без приглашения. — Не знаю, заинтересует ли вас то, что я хотел ему сообщить. Вашего шефа это, бесспорно, заинтересовало бы.
Адвокат с улыбкой искушенного политика откинулся на спинку кресла.
— Если это входит в мою компетенцию, возможно, это заинтересует и меня тоже.
— Несомненно, входит. Однако мешает одно обстоятельство — вы не знакомы с Ниро Вульфом. А мистер Андерсон его хорошо знает.
— Ниро Вульф? — Дервин сосредоточенно нахмурил лоб. — Я что-то слышал о нем. Частный сыщик, не так ли? Уайт-Плейнс хотя и не столица, но мы далеко не провинциалы.
— Понимаю, сэр. Но на вашем месте я не называл бы Ниро Вульфа сыщиком. Для него профессия сыщика — слишком активный образ жизни. Это мой хозяин, я у него работаю.
— У вас от него поручение?
— Да, но к мистеру Андерсону. Однако я звонил мистеру Вульфу и он сказал, что его можно передать и вам тоже. Хотя, возможно, ничего из этого не получится. Как я слышал, мистер Андерсон — состоятельный человек, а о вас мне ничего не известно. Может, вы, как я, живете на одно жалованье от субботы до субботы.
Дервин деланно рассмеялся, но тут же придал своему лицу строгое выражение.
— Может быть. Но сейчас я не очень занят и готов выслушать вас.
— Хорошо, сэр. Дело в том, что в прошлое воскресенье, то есть четыре дня назад, во время игры в гольф неожиданно умер Питер Оливер Барстоу, ректор Холландского университета. Это случилось в загородном гольф-клубе близ Плезентвиля. Вы, разумеется, об этом слышали?
— Конечно. Такая потеря для всех нас, да и для страны тоже.
Я понимающе кивнул.
— Похороны состоялись во вторник на Агавокском кладбище. Так вот, мистер Ниро Вульф предлагает вам пари. Вернее, он хотел заключить его с мистером Андерсоном, но и с вами согласен тоже. Он уверен, что если вы эксгумируете тело и сделаете вскрытие, то найдете доказательства того, что покойный был отравлен. Мистер Вульф готов поспорить на десять тысяч долларов и предлагает чек на эту сумму любому ответственному лицу.
Я улыбнулся, когда увидел, каким взглядом Дервин уставился на меня. Он глядел довольно долго, а затем заключил:
— Мистер Ниро Вульф сошел с ума.
— О нет, только не он, — ответил я. — Кто-кто, только не он. Вот уж на что не советую вам ставить. Я еще не все вам сказал. Он считает, что в теле мистера Барстоу, возможно, в нижней части живота, засела короткая, острая и тонкая игла, стальная, а, может, скорее всего из очень твердых пород дерева. Острие направлено вверх под углом в сорок пять градусов, если не попало в кость.
Дервин продолжал обалдело глядеть на меня. Когда я умолк, он попробовал снова фальшиво хохотнуть, но на сей раз у него это не получилось.
— Большей ерунды я не слышал, — наконец изрек он, — хотя если вы это утверждаете, у вас, должно быть, есть на то основания.
— Да еще какие! — воскликнул я и полез в карман за чеком. — В мире найдется мало чудаков, которые рискнули бы такой суммой ради, как вы выразились, ерунды. Вульф к ним не относится, поверьте мне. Мистер Питер Оливер Барстоу был убит именно этой иглой. Она находится в его теле. Это утверждает мистер Ниро Вульф, это утверждаю я. А подтверждением служит этот чек на десять тысяч долларов. Разве это не убедительно, мистер Дервин?
Он уже не казался таким самодовольным, каким был, когда я только вошел в кабинет. Он встал, затем снова сел. Я терпеливо ждал.
— Это абсурд, — наконец промолвил он. — Абсолютнейшая чушь.
— Вульф не ставит на чушь или абсурд. Он ставит на правду, — осклабился я.
— Этого не может быть. Это абсурдно… и чудовищно. Если вы решили подшутить надо мной, то не на того напали. Я знаком с семьей Барстоу и знаю подробности смерти, но я не намерен с вами их обсуждать. Все что вы сказали — это нелепость. Да знаете ли вы, кто засвидетельствовал причину смерти? Не считаете ли вы…
— Знаю, — перебил его я. — Доктор Натаниэль Брэдфорд. Смерть от сердечного тромба. Но даже если все знаменитости такого же ранга, как доктор Брэдфорд, будут утверждать это, мистер Ниро Вульф не откажется от своего предложения. Оно остается в силе, как и этот чек.
