— Его там нет. Слуга полагает, что он в конторе.
— Тогда звони туда.
Дозвонившись до конторы Бэнкрофта, Делла вновь повторила, что звонят от мистера Мейсона по очень важному делу. Затем, после некоторой паузы, она произнесла:
— Благодарю вас. Вы не знаете, где он может быть?.. Ясно. Спасибо.
Она повесила трубку.
— На вилле полагают, что он в конторе, а в конторе думают, что он за городом.
Мейсон тяжело вздохнул.
— Что ж, пригласи миссис Бэнкрофт. Будем играть вслепую.
— Что ты собираешься ей сказать?
— Ничего. Не могу же я ей заявить, что все знаю от ее мужа, который со мной консультировался! Но и лгать я не собираюсь.
Делла Стрит кивнула головой, вышла в приемную и вернулась в сопровождении миссис Бэнкрофт, во всей походке которой было что-то королевское, гордое. Она была несколько моложе своего мужа — женщины подобного типа всегда выглядят моложе своего возраста. Заметно было, что она тщательно следит за своей фигурой и явно гордится своей внешностью.
— Здравствуйте, мистер Мейсон, — произнесла миссис Бэнкрофт. — Очень о вас наслышана. Много раз видела ваши фотографии и рада лично с вами встретиться. Насколько я знаю, вы адвокат моего мужа?
— Ваш муж сказал об этом? — с удивлением спросил Мейсон.
— Нет.
— Откуда же вы это узнали?
— От дочери. Должна заметить, что ни она, ни мой муж не знают о моем визите к вам.
— Если я буду вести разговор с вами как адвокат вашего мужа, — заявил Мейсон, — то я не имею право утаивать от него содержание нашего разговора.
Если вы будете настаивать на конфиденциальности визита, то ставите меня в неловкое положение…
— Перестаньте, — перебила она. — Мне понятно ваше положение. Ну а теперь разрешите мне присесть и кое-что вам рассказать.
— Вы, может быть, хотите, чтобы я был и вашим адвокатом?
— Нет, я просто хочу, чтобы вы кое-что знали.
— Хорошо. Я вас внимательно слушаю.
— А ваша секретарша?
— Она умеет хранить молчание.
— Прекрасно. Начну с самого начала. Моя дочь, Розена, помолвлена с Джетсоном Блэром. Семья Блэров, как вам, наверное, известно, занимает высокое положение в обществе. Их можно назвать аристократами с голубой кровью, но в бизнесе они не проявили себя. Тем не менее они хорошо известны. Мой же муж — бизнесмен.
— И имеет большое состояние? — уточнил Мейсон.
— Очень.
— Продолжайте.
— Джетсону Блэру двадцать четыре года. У него есть младший брат — Карлетон Расмус Блэр, двадцати двух лет — самый настоящий дикарь. Он постоянно попадал в различные истории, которые, однако, удавалось замять.
Затем он завербовался в армейскую авиацию. Во время авиаразведки его самолет не вернулся. Сперва семье сообщили, что он пропал без вести.
Затем, год спустя, на склоне одной из гор нашли останки самолета. В живых не остался никто. Одни погибли в результате катастрофы, другие — из-за тяжелых ранений, погоды и диких животных. Естественно, вслед за этим последовало сообщение о его смерти.
Мейсон с пониманием кивнул головой.
— Два года тому назад, — продолжала миссис Бэнкрофт, — был осужден и заключен в тюрьму «Сан-Квентин» некто по имени Ирвин Виктор Фордайс. Он вышел из заключения всего несколько недель назад. Вскоре после этого произошло ограбление станции техобслуживания. Полиция представила потерпевшим фотографии подозреваемых преступников, а также тех, кто недавно вышел на свободу.
— И одна из жертв указала на Ирвина Фордайса как на одного из бандитов, участвовавших в налете? — Мейсон явно заинтересовался. — Продолжайте.
— Мне сказали, — произнесла миссис Бэнкрофт тщательно взвешивая свои слова, — что, поскольку есть официальное сообщение о смерти Карлетона Блэра, то отпечатки его пальцев находятся в полицейском архиве. Но мне дали также понять, что Карлетон отнюдь не мертв, а жив, что ему удалось обнаружить съестные припасы в кабине самолета, кое-как прокормиться, выжить, а затем навсегда исчезнуть, поскольку он по горло был сыт армейской жизнью. Он взял себе имя Ирвина Виктора Фордайса и в конце концов вернулся в наш город, попал в неприятную историю и был заключен в «Сан-Квентин». Таким образом, мистер Мейсон, то обстоятельство, что один из Блэров отсидел срок, а сейчас разыскивается полицией в связи с ограблением, может помешать свадьбе.
— Все это вы узнали от своей дочери? — спросил Мейсон.
— Нет. От самого шантажиста.
— Ну и чего он хочет?
— Чего же он может хотеть? Конечно денег.
Мейсон прищурился. Он хотел что-то сказать, но сдержался.
После некоторого молчания миссис Бэнкрофт продолжала:
— Естественно, это был самый критический период в жизни моей дочери.
— Другими словами, вы заплатили?
— Да.
— Сколько?
— Тысячу долларов.
Мейсон застучал пальцами по краю стола.
— И только, прочитав сообщение в газетах, я поняла, что аналогичное требование было также послано моей дочери. Не удивлюсь, если он послал его и моему мужу.
— А Блэрам?
— Не знаю. Мне об этом ничего не известно. Блэры, конечно, не бедны, но, с другой стороны, с них особо ничего не возьмешь.
— То есть они могут заплатить сравнительно небольшую сумму? — добавил Мейсон.
— Пожалуй, да.
— Можете ли вы, — спросил адвокат, — описать мне внешность шантажиста? Это был человек с пронизывающими серыми глазами, примерно пятидесяти лет?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет. Это был молодой человек, не старше двадцати пяти — двадцати шести лет. Очень симпатичный широкоплечий парень, с темными глазами, короткой стрижкой под ежик и несколько грубыми чертами лица.
— И именно ему вы заплатили тысячу долларов?
— Да.
— Какими банкнотами?
— Десяти и двадцатидолларовыми.
— Он, конечно, заверил вас, что больше не будет требовать денег?
— Он просто заявил, что я купила его молчание.
— Он должен был предъявить вам какие-нибудь доказательства, что-нибудь еще, что…
— Конечно. Он показал мне фотографии Ирвина Фордайса и отпечатки его пальцев из полицейского архива, а также армейские снимки Карлетона Блэра.
Должна отметить, сходство поразительное. Кроме того, он предъявил мне другие отпечатки пальцев, которые, по его словам, были взяты у Карлетона Блэра во время его зачисления в армию.
— Вы рассказали об этом дочери?
— Конечно нет. Она была так счастлива, что мне не хотелось причинять ей боль.
— А вашему мужу вы что-либо говорили об этом?
— Разумеется нет.
— Почему?
— У него и так много собственных проблем.
— Вам не приходило в голову, что вымогатель может выйти на вашу дочь или даже на вашего мужа?
— Нет.
— Ну и зачем вы тогда пришли ко мне? — спросил Мейсон.
— Потому что вы вмешались в это дело и все испортили.
— Каким образом?
— Не притворяйтесь идиотом, вы все прекрасно понимаете. А теперь, мистер Мейсон, эти шантажисты пытаются выйти на мою дочь и заставить ее платить деньги.
— Откуда вам это известно?
— Ей звонили, и я слышала весь разговор по параллельному телефону.
— О чем шла речь?
— Мужской голос заявил, что она их предала. На это моя дочь ответила, что терпеть не может журналистов, которые обзванивают всех и говорят чепуху в надежде, что кто-то признается, что он жертва шантажа. Затем она добавила, что пресса окончательно опустилась, вмешивается в личную жизнь уважаемых граждан и вытряхивает всю грязь на страницы своих газет. Она потребовала, чтобы ее оставили в покое.
— А потом?
— Она просто бросила трубку.
— Что ж, отличный ход, — заметил Мейсон. — Это заставит вымогателей перейти к обороне. А откуда вы узнали, что вашу дочь шантажируют? Она призналась вам?
— Нет, но мне известно, что в тот злополучный день она искала красную кофейную банку, а затем каталась на лодке. Когда я прочитала сообщение в газете о найденных деньгах и письме, я сразу же поняла, в чем дело.
— И ничего ей не сказали?
— Нет.
— Но почему вы подслушивали телефонные разговоры?
— Я решила, что рано или поздно эти шантажисты попытаются вновь выйти на нее. Мне хотелось знать, что произойдет.
— Все-таки не могу понять, почему вы пришли ко мне?
— Поскольку моя дочь в опасности и мой муж, вне всякого сомнения, советовался с вами и поскольку вы играете с огнем, я хочу, чтобы вы знали все подводные камни.
— И что вы, — добавил Мейсон, — вступали в прямой контакт с одним из шантажистов.
— Я вынуждена была это сделать, так как он угрожал, что в противном случае передаст всю информацию прессе.
— Каким образом он собирался это сделать?
— Он сказал, что один из скандальных журнальчиков с удовольствием опубликует всю эту историю за тысячу долларов. Вот почему он потребовал только тысячу. Он заявил, что ему нужны деньги, что ему не нравится этот способ их добывания, но другого у него нет, и он на все пойдет, так как остро нуждается в средствах. Это звучало довольно убедительно.
