— Да.
— И по деловым вопросам?
— Когда речь шла о делах серьезных — всегда.
— Вы полагаете, что рассказывали ей о своей связи с Аннет только из чувства порядочности?
Он задумывался, захваченный врасплох этим вопросом.
— Я понимаю, что вы хотите сказать… Прежде всего между нами существовала разница в возрасте. Когда я с ней познакомился, я почти не знал Парижа, успел повидать только то, что может быть доступно бедному студенту… Она приучила меня к другому образу жизни, ввела в другое общество.
— Что же произошло, когда вы, наконец, добрались до улицы Лопер?
— Я не знал, вернулась ли домой Кристина. Это было маловероятно, и я подумал, что мне придется ее подождать… Эта мысль меня немного успокоила. Ведь мне необходимо было набраться смелости…
— С помощью алкоголя?
— Хотя бы и так. Если уж начал пить, то всегда кажется, что лишняя рюмка придаст тебе больше смелости. Но перед домом я увидел кадиллак…
— В доме был свет?
— Только в комнате Карлотты, на самом верху. Я отпер дверь своим ключом.
— Вы закрыли дверь на засов?
— Я ожидал этого вопроса. То же самое у меня спросили утром. Думаю, что закрыл, машинально, по привычке. Но как закрывал — совсем не помню.
— Вы все еще не знали, который час?
— Нет. На часы я взглянул уже только в холле. Было без пяти минут десять.
— Вас не удивило, что жена так рано вернулась?
— Нет. Для нее не существовало установленных правил, и трудно предвидеть, что ей вздумается…
Он продолжал говорить о ней в настоящем времени, словно она была жива.
— Вы обыскали наш дом? — спросил он у комиссара.
Мегрэ удалось осмотреть особняк на улице Лопер только поверхностно. Ведь до него туда уже приехали представители прокуратуры, доктор Поль, квартальный комиссар и семь или восемь экспертов из Отдела установления личности.
— Нужно сходить туда еще раз, — проворчал он.
— В первом этаже вы увидите бар…
Весь первый этаж состоял из единственной неправильной формы комйаты, выступы стен образовали укромные уголки, и Мегрэ действительно запомнился довольно большой бар, почти такой же, какие можно видеть на Елисейских полях…
— Я налил себе стакан виски… Моя жена только виски и пьет… Опустившись в кресло, я решил посидеть и отдышаться…
— Вы зажгли лампы?
— Войдя, я зажег свет в холле, но тут же погасил. На окнах нет ставень, а в десяти метрах от дома — уличный фонарь, который довольно ярко освещает комнату… Кстати, было почти полнолуние. Помнится, я несколько минут смотрел на луну и даже призывал ее в свидетели… Потом поднялся, чтобы налить еще… У нас большие рюмки… С рюмкой в руке я снова сел в кресло и продолжал размышлять… В таком положении, господин комиссар, я и заснул… Инспектор, который допрашивал меня утром, этому не поверил и посоветовал мне изменить мою систему защиты, а когда я продолжал настаивать на своем, он рассердился… Однако же, это правда… Если драма произошла в то время, пока я спал, то я ничего не слышал… Мне ничего не снилось… Я ничего не помню… В сознании у меня образовался какой-то провал, иначе это не назовешь… Проснулся я от боли в боку, совсем разбитый… Некоторое время я даже не сознавал, где нахожусь… Потом поднялся…
— Вы чувствовали, что пьяны?
— Не могу утверждать… Сейчас все это кажется мне кошмаром… Я зажег свет, подумал, не налить ли себе еще виски… Потом выпил стакан воды и, наконец, стал подниматься по лестнице.
— Хотели разбудить жену, чтобы с нею посоветоваться?
Жоссе не ответил и с удивлением, даже с укоризной посмотрел на комиссара. Казалось, он хотел сказать:
— И это у меня спрашиваете вы?
А Мегрэ, слегка смущенно, пробормотал:
— Продолжайте!
— Я вошел в свою комнату, зажег свет и посмотрел на себя в зеркало. Мне стало противно при виде своего небритого лица и провалившихся глаз. У меня болела голова. Машинально я толкнул дверь в спальню Кристины и увидел то, что вы видели сегодня утром…
В кабинете Мегрэ воцарилось молчание. Даже не верилось, что за окном в том же ритме продолжается жизнь, весело светит солнце, пахнет весной. Под мостом Сен-Мишель, несмотря на шум, спали двое бродяг, накрыв головы газетами, а двое влюбленных, сидя на каменном парапете, свесили ноги над водой, в которой дрожали их отражения.
— Постарайтесь не упустить никаких подробностей, — посоветовал комиссар.
Жоссе знаком дал понять, что постарается.
— Вы зажгли свет в комнате жены?
— Нет. У меня не хватило смелости.
— Вы подошли к ее постели?
— Я и издали видел достаточно.
— Вы не удостоверились, действительно ли она мертва?
— Это было очевидно.
— Какова была ваша первая реакция?
— Позвонить по телефону… Я даже подошел к аппарату и снял трубку…
— Куда вы собирались звонить?
— Не знаю… О полиции я сразу и не подумал… Наверное, я собирался позвонить нашему врачу, доктору Баделю… Он наш приятель…
— Почему же вы ему не позвонили? Он ответил со вздохом:
— Не знаю.
Опустив голову на руку, он либо действительно размышлял, либо искусно разыгрывал комедию.
— Наверно, не знал, как смогу произнести эти слова. Да и что я мог сказать? Только что убили Кристину… Приходите…
Тогда бы мне стали задавать вопросы… Дом наводнили бы полицейские… У меня не было сил отвечать им… Мне казалось, что если со мной обойдутся хоть сколько-нибудь резко, я свалюсь с ног…
— Но ведь вы же были не один в доме… Этажом выше спала горничная…
— Все это так… Теперь все мои действия кажутся нелогичными. И все-таки в ту минуту они были продиктованы какой-то логикой, ведь я был в здравом уме… Я размышлял, я убеждал себя, что никто мне не поверит, что меня сейчас же арестуют, станут допрашивать, бросят в тюрьму… А я так устал!.. Если бы меня оставили в покое хоть на несколько часов или на несколько дней… Я не собирался скрываться, а хотел только выиграть время… Наверное, такое состояние и называется паникой? Вам никто не рассказывал что-либо подобное?
Жоссе знал, что до него в этом кабинете побывало много людей, таких же усталых, таких же затравленных, которые, слово за словом, монотонно излагали цепь переплетающихся лжи и правды.
— …Я вымыл лицо холодной водой… Еще раз посмотрел на себя в зеркало… Потом провел рукой по щекам и стал бриться…
— Ответьте точно, почему вы вдруг стали бриться?
— Я лихорадочно искал выход, но мысли путались, хотя я старался быть собранным… Я решил уехать… Только не на машине, потому что меня могли бы сразу выследить… кроме того, я не выдержал бы, если бы пришлось находиться за рулем в течение нескольких часов. Самое простое было сесть на любой самолет в Орли… Мне часто приходилось выезжать по делам, иногда неожиданно, поэтому у меня в паспорте всегда заготовлено несколько виз… Я стал прикидывать, сколько времени понадобится, чтобы добраться до Орли… При себе у меня денег не было, может быть, только двадцать или тридцать тысяч франков. Вряд ли было больше и в спальне жены, потому что мы привыкли рассчитываться чеками… Это могло осложнить дело… Такие мысли мешали мне осознать то, что случилось с Кристиной. Мысли всегда сосредоточиваются на подробностях… Из-за этих подробностей я и стал бриться… Таможенники в Орли меня знают… Они привыкли видеть меня аккуратным, даже, может быть, чересчур, и ло, что я отправляюсь в путешествие небритым, могло бы показаться подозрительным… Мне пришлось заехать в контору на авеню Марсо… Если в сейфе и не было состояния, то несколько сотен тысяч франков лежали там наверняка. Для большего правдоподобия нужен был чемодан, и я сунул туда костюм, белье и туалетные принадлежности… Я подумал о своих часах… У меня их четыре пары, из которых две довольно ценные… Они могли пригодиться на случай безденежья… Часы напомнили мне о драгоценностях жены… Трудно было предвидеть, что произойдет… А вдруг самолет занесет меня на другой край Европы или в Южную Америку… Я еще не знал, брать ли с собой Аннет…
— А вы собирались взять ее с собой?
— Кажется, да… Отчасти, чтобы только не быть одному… А потом из чувства долга…
— Не из любви к ней?
— Не думаю… Я говорю вам честно… Наша любовь, это было…
Сделав небольшую паузу, Жоссе продолжал:
— Наша любовь ограничивается очень четкими рамками: ее присутствием в моем кабинете, поездками по утрам в моей машине с улицы Коленкур по авеню Марсо и нашими пирушками в ее маленькой квартирке… Я не представлял себе Аннет рядом с собой, например, в Брюсселе, Лондоне или Буэнос-Айресе…
— И все же вы хотели взять ее с собой?
— Может быть, из-за обещания, данного ее отцу… Потом я вдруг испугался, что он мог заночевать у дочери… Что я ему скажу, если столкнусь там с ним лицом к лицу среди ночи…
