— Вы не стали смотреть на нее?
— Нет.
— Вам по-прежнему не пришло в голову позвонить в полицию?
— Я опять искал причины для оттяжки…
— Что вы делали потом?
— Вышел из дома и ходил по улицам.
— В каком направлении?
Жоссе медлил с ответом, а Мегрэ, внимательно смотревший на него, нахмурился и с раздражением заметил:
— Ведь речь идет о квартале, который вам хорошо знаком, где вы живете вот уже пятнадцать лет. Даже если вы были озабочены или взволнованы, вы должны были запомнить места, по которым проходили.
— Ясно помню мост Мирабо, но не очень представляю себе, как я там очутился.
— Вы прошли по мосту?
— Не до конца. Дойдя до середины, я облокотился на парапет и стал смотреть, как течет Сена.
— О чем вы думали?
— О том, что, по всей вероятности, буду арестован и что в течение недель, если не месяцев, мне придется выпутываться из мучительных и тягостных осложнений…
— Потом вы вернулись обратно?
— Да. Мне очень хотелось выпить еще рюмку перед тем, как отправиться в комиссариат, но в этом районе все уже было закрыто.
— У Аннет Дюше есть телефон?
— Да, я ей поставил.
— У вас ни на минуту не было желания позвонить ей и все рассказать? Жоссе подумал.
— Может быть… Не помню… Во всяком случае, я ей не позвонил.
— Вы ни разу не задали себе вопрос, кто мог убить вашу жену?
— Нет, я больше всего терзался тем, что в этом обвинят меня.
— Судя по рапорту, который лежит у меня перед глазами, в половине четвертого ночи вы явились в полицию Отейя, которая находится на углу бульвара Экзельман и улицы Шардон-Лагаш. Вы показали вашу визитную карточку дежурному бригадиру и заявили, что хотите поговорить лично с комиссаром. Вам ответили, что в такой час это невозможно, и проводили вас в кабинет инспектора Жанне.
— Он не назвал своего имени.
— Инспектор задал вам несколько вопросов, а когда вы вручил» ему ключ от дома, послал машину на улицу Лопер… У меня здесь более подробные показания, которые вы затем дали… Я с ними еще не познакомился… Они соответствуют истине?
— Полагаю… В кабинете было очень жарко… Я вдруг почувствовал себя каким-то обрюзгшим, и мне безумно захотелось спать… Инспектор задавал вопросы то грубо, то с иронией, меня это раздражало…
— Вы, кажется, действительно проспали два часа.
— Не знаю, сколько времени я спал.
— Вам нечего больше добавить?
— Пожалуй, нет… Может быть, позднее я вспомню что-нибудь… Мне кажется, что все оборачивается против меня, что мне никогда не удастся восстановить правду… Я не убивал Кристину… Я всегда старался никому не причинять боли… Вы мне верите?
— Мне пока трудно ответить на этот вопрос… Можешь сейчас напечатать на машинке протокол допроса, Лапуэнт?
И, обращаясь к Жоссе, он добавил:
— Вам придется довольно долго ждать… Когда вам принесут перепечатанный на машинке текст, прочитайте его и подпишите…
Он прошел в соседний кабинет и попросил Жанвье побыть вместо него в кабинете, пока не уведут Жоссе.
Допрос продолжался три часа.
Мегрэ сидел молча, с отсутствующим видом глядя на огни, горевшие на бульваре Вольтера, как вдруг услышал, что его жена покашливает. Повернувшись к ней, он заметил, как она украдкой подает ему знаки.
Мадам Мегрэ давала мужу понять, что пора собираться домой. Они и так засиделись дольше, чем обычно. Алиса попрощалась с матерью. Молодым супругам нужно было возвращаться к себе в Мэзон-Анфор. Пардон поцеловал дочку в лоб.
— Доброй ночи!
Не успели молодые люди дойти до двери, как раздался телефонный звонок, на этот раз, как им показалось, пронзительнее, чем обычно. Мадам Пардон посмотрела на мужа, который медленно направился к аппарату:
— Доктор Пардон у телефона…
Звонила мадам Крюгер, но голос ее уже не был таким резким, таким дрожащим, как прежде. Теперь на расстоянии едва можно было расслышать ее шепот.
— Ну, что вы, — спокойно возражал ей врач… — Вам не в чем себя упрекнуть… Уверяю вас, вы тут совсем ни при чем… А дети не спят? Нельзя ли их отвести к какой-нибудь соседке? Успокойтесь, я буду у вас не позже, чем через полчаса…
Женщина продолжала что-то говорить, а Пардон лишь изредка вставлял короткие реплики.
— Ну, конечно… конечно… Вы сделали все, что могли… Я этим займусь… Да… Да… Я сейчас приеду…
Он повесил трубку и вздохнул. Мегрэ поднялся, а жена его сложила вязание и стала надевать пальто.
— Он умер?
— Несколько минут тому назад… Мне нужно срочно туда пойти… Теперь моя помощь понадобится жене…
Они вышли вместе. Машина доктора стояла у тротуара.
— Вы не хотите, чтобы я вас подвез?
— Спасибо… Мы лучше пройдемся пешком…
Это тоже было одной из традиций. Мадам Мегрэ брала мужа под руку, и они медленно шли в ночной тишине по пустынным улицам.
— Ты рассказывал Пардону о деле Жоссе?
— Да.
— Успел досказать до конца?
— Нет. Закончу в другой раз.
— Ведь ты сделал все, что мог.
— Так же, как Пардон сегодня вечером… Так же, как жена портного…
Она сильнее сжала его руку.
— Это не твоя вина…
— Знаю…
Было несколько дел, о которых комиссар не любил вспоминать, и самое странное, это были как раз те дела, которые он принимал ближе всего к сердцу.
Для доктора Пардона поляк-портной с улицы Попинкур сначала был совсем незнакомым, таким же пациентом, как и все остальные. Но теперь, после того, как в телефонной трубке раздался крикливый голос, после того, как доктору в конце семейного обеда пришлось принять решение и усталым голосом произнести несколько слов, Мегрэ был убежден, что его друг запомнит этот случай на всю жизнь.
Ведь одно время и Жоссе занимал важное место среди забот комиссара.
Пока Лапуэнт печатал на машинке стенограмму допроса, во всех кабинетах слышались телефонные звонки, а журналисты и фотографы изнывали в коридорах от нетерпения. Мегрэ, ссутулясь, серьезный и сосредоточенный, переходил из одного отдела Сыскной полиции в другой.
Как он и ожидал, в кабинете толстый Торранс допрашивал горничную, испанку. Это была молодая женщина лет тридцати, довольно красивая, с дерзким взглядом и тонкими, злыми губами.
Оглядев ее с ног до головы, Мегрэ повернулся к Торрансу:
— Что она говорит?
— Она ничего не знает. Она спала и проснулась только, когда отейская полиция подняла шум на втором этаже.
— В котором часу вернулась домой ее хозяйка?
— Этого она не знает.
— Ее не было дома?
— Мне разрешили уйти, — вмешалась молодая женщина.
Карлотту никто не спрашивал, но ее возмутило, что к ней относятся с пренебрежением.
— У нее было назначено свидание с возлюбленным на берегу Сены, — объяснил Торранс.
— В котором часу?
— В половине девятого.
— А когда она вернулась домой?
— В одиннадцать.
— В доме горел свет?
— Она утверждает, что нет.
— Я не утверждаю, а только говорю. У нее сохранился еще сильный акцент.
— Вы прошли через большую комнату на первом этаже? — обратился к ней Мегрэ.
— Нет, я прошла через черный ход.
— Возле дома стояли машины?
— Я заметила только автомобиль мадам.
— А машина хозяина?
— Не обратила внимания.
— У вас не было привычки, вернувшись домой, пойти спросить, не нужно ли чего-нибудь вашим хозяевам?
— Нет. В вечерние часы мне не было дела до того, когда они приходят и уходят…
— Вы не слышали шума?
— Нет. Я бы сказала, если бы слышала.
— Вы сразу легли спать?
— Несколько минут занималась вечерним туалетом.
Мегрэ проворчал, обращаясь к Торрансу:
— Вызовите ее возлюбленного. Проверьте.
Карлотта неприязненным взглядом проводила комиссара до дверей.
В кабинете инспекторов он взял телефонную трубку:
— Будьте любезны, соедините меня с доктором Полем. Он, наверное, еще в институте судебной экспертизы… Если уже ушел, позвоните ему домой…
Пришлось довольно долго ждать:
— Это Мегрэ… Есть какие-нибудь новости?
Он машинально записывал то, что говорил судебный медик, хотя в этом не было необходимости, так как скоро он должен был получить подробный отчет.
Прежде всего убийца нанес рану в грудь, и этого оказалось достаточно, чтобы не больше чем через минуту наступила смерть.
Значит, убийца в бешенстве продолжал наносить удары уже истекающему кровью трупу.
Судебный врач сообщил, что в крови жертвы нашли такое количество алкоголя, которое показало, что жертва в тот момент, когда ей наносили удары, была пьяна.
Она не ужинала. В желудке не оказалось остатков не вполне переваренной пищи. В печени пострадавшей нашли довольно серьезные отклонения от нормы.
Что же касается времени, когда последовала смерть, то доктор Поль полагал, что убийство произошло между десятью часами вечера и часом ночи.
