Ознакомительная версия.
Немного успокоившись, я стал размышлять о своих делах. Было очевидно, что надо уехать из страны и отправиться в Голландию. Но на исполнение этого плана требовались деньги, а у меня оставалось только четыре ливра и десять су. Я мог бы обратиться к Франсине, но за ней наверняка следили, так что послать ей письмо означало бы предать себя в руки правосудия. Надо было подождать, пока пройдет первое время розысков. И я ждал. По прошествии двух недель я решился черкнуть словечко своей возлюбленной и отправил хозяина с этим письмом, предупредив его, что, так как эта женщина служит посредницей контрабандистам, то лучше видеться с ней тайно. Он выполнил поручение и к вечеру принес мне сто двадцать франков золотом. На следующий же день я простился с этими гостеприимными людьми, которые не много попросили у меня за свои услуги. Через шесть дней я прибыл в Остенде.
Моей целью, как и при первом посещении этого города, было отправиться в Америку или в Индию, но я нашел только прибрежные датские и английские суда, куда меня не брали без документов. Между тем небольшая сумма денег, которую я прихватил из Лилля, заметно истощалась, так что на горизонте вновь замаячила довольно неприятная, но неизбежная перспектива.
Мне часто рассказывали о доходной жизни береговых контрабандистов; арестанты отзывались о ней с энтузиазмом. Что касается меня, то мне ничуть не улыбалось в любую непогоду проводить ночи напролет у крутых берегов, среди утесов, и подвергаться ударам досмотрщиков. С большой неохотой я отправился-таки к рекомендованному мне Петерсу — контрабандисту, который мог посвятить меня в свое дело. Прибитая к двери чайка с распростертыми крыльями, подобно сове или другой птице, часто встречающимся у входа в сельскую хижину, помогла мне найти его. Я застал Петерса в погребе, загроможденном канатами, парусами, веслами, гамаками и бочками. Контрабандист недоверчиво взглянул на меня сквозь окутывавшую его пелену дыма. Это показалось мне дурным предзнаменованием, и не зря: когда я предложил ему свои услуги, он принялся отчаянно меня колотить. Я, конечно, мог бы защищаться, но случившееся было слишком неожиданным, к тому же на дворе было несколько матросов и огромный ньюфаундленд, которые могли отнестись к этому весьма неблагосклонно. Выскочив на улицу, я старался как-то объяснить себе столь странную встречу, и тут мне пришло в голову, что Петерс мог принять меня за шпиона. Такое заключение заставило меня отправиться к одному продавцу можжевеловой водки, которому я успел внушить достаточно доверия. Сначала он посмеялся над моим приключением, а затем объяснил мне, как следовало обратиться к Петерсу. Я снова пошел к грозному патрону, прихватив с собой, однако, парочку больших камней: в случае нового нападения они бы славно прикрыли мое отступление. Со словами «берегитесь, акулы!» (таков был пароль Петерса — под акулами подразумевались таможенные) я смело приблизился к нему и был принят почти по-дружески. Моя сила и ловкость гарантировали успех в этом деле, где часто требовалось быстро переносить с места на место огромные тяжести. Один из контрабандистов, Борделе, взялся посвятить меня в тайны этого ремесла, но мне пришлось заняться делом, еще не получив надлежащей подготовки.
«Койки долой! — крикнул как-то Петерс, стоя в дверях и стуча об пол прикладом карабина. — Выспимся в другой жизни! С этим приливом к нам принесло «Белку»… Надо посмотреть, что у нее в брюхе… Кисея или табак… Ступайте, ступайте, мои свинки…»
В мгновение ока все были на ногах. Открыли ящик с оружием, и каждый взял себе что-нибудь: кто карабин или мушкет, кто — пистолеты, кто — кортик[8] или интрепель[9]. Выпив несколько стаканов водки и арака[10], мы отправились надело. Изначально наша шайка состояла только из двадцати человек, но по дороге в разных местах к нам присоединялись отдельные личности. По прибытии к берегу моря нас уже было сорок семь, не считая двух женщин и нескольких крестьян из соседних деревень, пришедших с навьюченными лошадьми, которых спрятали за утесом.
Была глухая ночь. Выл ветер, и море так разбушевалось, что я не мог понять, каким образом судно причалит к берегу; при свете звезд я видел, как небольшое судно лавирует неподалеку, словно опасаясь приблизиться. После мне объяснили этот маневр: он совершался с целью удостовериться, что приготовления к разгрузке окончены и нет никакой опасности. Когда Петерс зажег фонарь и тут же погасил его, на марсе[11] «Белки» тоже появился огонь, который то вспыхивал, то исчезал, как светлячок в летнюю ночь. Вскоре судно остановилось на расстоянии одного выстрела от нас. Мы разделились на три группы, одна из которых встала в пятистах шагах от берега, чтобы не пустить таможенных, если они появятся. Другая группа расположилась на берегу между первой и третьей, у каждого к левой руке была привязана веревка, соединявшая всех вместе. В случае тревоги достаточно было легкого толчка, чтобы предупредить об опасности. На этот знак следовало отвечать выстрелом из ружья, чтобы по всей линии началась перестрелка. Третья группа, в которую входил я, осталась у самой воды, чтобы охранять дебаркадер[12] и помогать обмену.
Когда все было устроено, ньюфаундленд по команде бросился в волны и энергично поплыл к «Белке». Через минуту собака показалась с одним концом каната в пасти. Петерс быстро за него ухватился и потянул на себя, сделав нам знак помогать ему. Я бездумно повиновался и вскоре увидел на конце каната двенадцать маленьких бочек, подплывавших к нам. Тогда только я понял, что судно и не должно было подплывать ближе, чтобы не погибнуть в бурунах[13]. Бочки, обмазанные так, что были герметичны, отвязали, вынули из воды, навьючили на лошадей и немедленно отправили. Вторая посылка была принята так же удачно, но при спуске третьей прозвучали несколько выстрелов.
«Вот открытие бала, — сказал спокойно Петерс, — кто-то будет танцевать», — и, взяв свой карабин, присоединился к обоим караулам, которые уже были вместе. Началась оживленная стрельба, стоившая нам двух убитых и нескольких раненых. По выстрелам таможенных видно было, что они превосходят нас в числе, но, боясь засады, они не решались напасть на нас, так что мы беспрепятственно отступили и вернулись домой. В самом начале схватки «Белка» снялась с якоря и принялась улепетывать, страшась, что выстрелы привлекут в эти места правительственные крейсеры. Мне сказали, что, по всей вероятности, они выгрузят остальной товар в другом месте.
Вернувшись домой на рассвете, я бросился на свою койку и смог сойти с нее только спустя двое суток: непривычный ночной труд, постоянно влажное платье, в то время как от нагрузки меня беспрестанно бросало в пот, — все это свалило меня с ног. У меня началась лихорадка. Когда она прошла, я сказал Петерсу, что нахожу это ремесло слишком тяжелым и прошу отпустить меня. Он гораздо спокойнее отнесся к этому, нежели я думал, и даже отсчитал мне сто франков. Впоследствии я узнал, что он следил за мной в течение нескольких дней, чтобы удостовериться, действительно ли я отправился в Лилль, как сказал ему. Да, я имел глупость снова вернуться в этот город из ребяческого желания увидеться с Франсиной и взять ее с собой в Голландию, где намеревался открыть маленькое заведение. Но я был наказан за свою опрометчивость: два жандарма, сидевшие в кабаке, увидели меня проходящим по улице и решили нагнать, чтобы проверить паспорт. Настигнув меня и заметив мое крайнее замешательство при их появлении, они забрали меня с собой.
Меня посадили в бригадную тюрьму. Я уже изыскивал средства к побегу, когда два человека из лилльской бригады подошли к тюрьме и спросили, есть ли «дичь». «Да, — ответили забравшие меня жандармы. — Вот какой-то господин Леже (я назвал себя этим именем), у которого нет паспорта». Дверь отворилась, и бригадир из Лилля, часто видевший меня в «Пти-Шатле», вскрикнул: «Тьфу, пропасть! Да ведь это Видок!» Делать нечего — пришлось открыться. Через несколько часов я входил в Лилль, сопровождаемый двумя непрошеными телохранителями.
Из тюрьмы «Пти-Шатле» я был переведен в тюрьму департамента Дуэ и отмечен как человек опасный. Однажды вечером в тюрьму прибыл конвой арестантов, из которых четверо в оковах были посажены в одну комнату со мной. Это были братья Дюэм, богатые фермеры, пользовавшиеся превосходной репутацией, пока из-за одной неожиданной случайности не открылось их поведение. Четверо братьев, наделенные недюжинной силой, находились во главе шайки поджаривателей, наводившей ужас на окрестности. Ее члены долгое время оставались неизвестными, но маленькая дочь одного из братьев нечаянно открыла тайну.
Однажды девочка была у соседей, и ей вздумалось рассказать, как она испугалась в прошлую ночь. «Отчего?» — спросили ее с любопытством. «Как же, отец опять пришел со своими черными людьми!» — «С какими черными людьми?» — «С которыми он часто уходит по ночам… а потом к утру они приходят и считают деньги на одеяле… Я как-то спросила маму, что все это значит, а она ответила: «Смотри не болтай, дочка; у отца есть черная курочка, которая несет ему денежки, но только ночью, и чтобы ее не рассердить, надо подходить к ней с таким же черным лицом, как ее перья. Но осторожно, если ты скажешь хоть слово, черная курица не придет больше». Слушатели, конечно, сразу поняли, что не из-за таинственной курицы Дюэм мазали себе лица сажей, а чтобы не быть узнанными. Соседка сообщила свои подозрения мужу, а последний, в свою очередь, расспросив девочку и убедившись, что черные люди были шайкой поджаривателей, сделал заявление властям. В результате всех членов банды задержали…
Ознакомительная версия.
