— Иначе говоря, во время его обычной прогулки в конце дня?
— Да. Прошу вас также учесть, что нам абсолютно нечего скрывать. Если бы не характер Гийома, все бы выяснилось еще вчера. Заметьте, мадам Серр, что вы пришли сюда по собственному желанию.
— Конечно.
— И вы сами просите, чтобы я задавал вам вопросы.
Она утвердительно качнула головой.
— Итак, вернемся к событиям, начиная с последней трапезы, которую вы провели вместе: вы, ваш сын и ваша невестка. Багаж вашей невестки уже был упакован. Где он находился?
— В коридоре.
— Кто снес его вниз?
— Эжени снесла чемоданы, а мой сын взял сундук, который для нее был слишком тяжел.
— Сундук очень большой?
— Дорожный сундук. До замужества Мария много путешествовала, жила в Италии, в Египте.
— Что вы ели на ужин?
Казалось, вопрос ее позабавил и удивил.
— Постойте! Поскольку кухней занимаюсь я сама, я сейчас вспомню. Сначала овощной суп. Мы всегда едим овощной суп, это полезно. Потом жареную рыбу с картофельным пюре.
— А на десерт?
— Шоколадный крем. Да. Мой сын с детства обожает шоколадный крем.
— Никакой ссоры за столом не произошло? В котором часу закончился ужин?
— Около половины восьмого. Я сложила посуду в раковину и поднялась наверх.
— Значит, вы не присутствовали при отъезде вашей невестки?
— Я и не хотела. Такие минуты весьма неприятны, а я стараюсь оградить себя от волнений. Я попрощалась с ней внизу, в гостиной. Я на нее совсем не в обиде. У каждого свой характер и…
— Где в это время был ваш сын?
— Думаю, что в своем кабинете.
— Вы не знаете, разговаривал ли он с женой перед ее отъездом?
— Вряд ли. Она снова поднялась наверх. Я слышала, как она ходила по комнате, готовилась к отъезду.
— Ваш дом, как и большинство старых домов, построен из прочных материалов. Вряд ли со второго этажа можно слышать шум на первом.
— Это ко мне не относится, — ответила она, недовольно поморщившись.
— Что вы этим хотите сказать?
— Что у меня тонкий слух. Я слышу малейший скрип паркета.
— Кто пошел за такси?
— Мария. Я вам уже вчера говорила.
— Долго она отсутствовала?
— Довольно долго. Поблизости от нас нет стоянки, и приходится ловить попутную машину.
— Вы подошли к окну?
Она едва заметно поколебалась.
— Да.
— Кто донес сундук до такси?
— Шофер.
— Вы не знаете, какой компании принадлежала эта машина?
— Откуда мне это знать!
— Какого она была цвета?
— Красновато-коричневого, с гербом на дверце.
— Вы не запомнили внешность шофера?
— Точно не помню. Кажется, он был небольшого роста, скорее толстый.
— Как была одета ваша невестка?
— На ней было сиреневое платье.
— Без пальто?
— Пальто она держала на руке.
— Ваш сын по-прежнему оставался в своем кабинете?
— Да.
— Что же произошло потом? Вы спустились вниз?
— Нет.
— Вы не заходили в кабинет сына?
— Нет. Он поднялся ко мне.
— Сразу?
— Вскоре после отъезда такси.
— Он был взволнован?
— Примерно такой, каким вы его видели. Характер у него скорее угрюмый, но я вам уже объясняла, что на самом деле человек он очень чувствительный и малейшее происшествие глубоко его трогает.
— Он знал, что жена больше к нему не вернется?
— Догадывался.
— Она ему говорила?
— Точно не утверждала. Но дала это понять. Она говорила, что ей необходимо изменить обстановку, снова увидеть родину. Коль уже об этом зашел разговор, вы сами понимаете…
— Что вы делали потом?
— Привела в порядок волосы ко сну.
— Сын был в вашей комнате?
— Да.
— Он не выходил из дому?
— Нет. А зачем?
— Где он держит свою машину?
— В ста метрах от нас есть старые конюшни, переделанные в гаражи для частных машин. Гийом снимает один из этих гаражей.
— Таким образом, он может взять или поставить машину незаметно?
— А зачем ему прятаться?
— Он спускался еще раз вниз?
— Не знаю. Думаю, что да. Я ложусь спать рано, а У него привычка читать до одиннадцати или даже до двенадцати.
— В кабинете?
— Да. Или у себя в спальне.
— А она возле вашей?
— Да. Рядом. Нас разделяет только ванная.
— Вы слышали, как он ложился спать?
— Конечно.
— В котором часу это было?
— Я не зажигала свет.
— Больше никакого шума вы не слышали?
— Нет.
— Наверное, утром вы спускаетесь вниз первая?
— Летом я всегда спускаюсь уже в половине седьмого.
— Вы заходили в комнаты?
— Сначала зашла в кухню, чтобы согреть воду. Потом открыла окна. В такое время воздух еще свежий.
— Значит, вы заходили и в кабинет?
— Вероятно.
— А точно не помните?
— Как же, скорее всего, заходила.
— Выбитое стекло было уже вставлено?
— Кажется, да… Конечно…
— Вы не заметили в комнате никакого беспорядка?
— Никакого… Ну, конечно, как всегда, в пепельницах окурки сигар, валяются две-три книги. Не понимаю, что происходит, месье Мегрэ? Как вы видите, я честно отвечаю на ваши вопросы. Я и пришла для того, чтобы на них ответить.
— Потому что вы встревожены?
— Нет. Потому что меня смутил прием, который мой сын оказал вам. А еще потому, что я угадываю: за вашим визитом скрывается какая-то тайна. Женщины больше принимают все к сердцу, чем мужчины. При жизни мужа, когда в доме раздавался какой-нибудь шум, он как ни в чем не бывало лежал себе в кровати, а я вскакивала и бежала узнать, что произошло. Вы меня понимаете? Наверное, ваша жена такая же. В сущности, по этой причине я и пришла к вам. Вы что-то говорили насчет ограбления. Вы, кажется, беспокоитесь за Марию.
— Вы от нее ничего не получили?
— А я и не рассчитываю получить. Вы что-то скрываете, и это меня тревожит. Для меня даже в ночных шорохах нет ничего таинственного. Мне кажется, достаточно посмотреть на вещи трезвыми глазами — и все становится ясно.
Она уверенно глядела на него, и у Мегрэ даже создалось впечатление, что она считает его ребенком, вторым Гийомом. Она словно хотела сказать: «Расскажите все, что у вас на душе. Не бойтесь! Вы увидите, все прояснится».
Мегрэ тоже посмотрел ей прямо в лицо.
— В ту ночь в ваш дом влез один человек.
Глаза старой дамы выражали недоверие, с оттенком сочувствия, словно она жалела комиссара за то, что он все еще верит в оборотней.
— Зачем?
— Чтобы ограбить сейф.
— И он это сделал?
— Он залез в дом, предварительно вырезав стекло, чтобы открыть задвижку.
— Стекло, которое уже разбилось во время бури?
Видимо, он потом его снова вставил?
Она по-прежнему решительно отказывалась принимать его слова всерьез.
— Что же он унес?
— Он ничего не унес, потому что его электрический фонарик вдруг осветил предмет, который он никак не рассчитывал увидеть в этой комнате.
Она по-прежнему улыбалась.
— Что же это за предмет?
— Труп пожилой женщины, который, вполне возможно, мог быть трупом вашей невестки.
— Он вам это сказал?
Мегрэ посмотрел на руки в белых перчатках, которые совсем не дрожали.
— Почему вы не попросите этого человека, чтобы он явился и сам высказал мне эти обвинения?
— Потому что его нет в Париже.
— А вы не можете его вызвать?
Мегрэ предпочел не ответить. Он был не слишком доволен собой. Он даже подумал, не поддался ли и он сам влиянию этой женщины, своей снисходительной невозмутимостью напоминавшей настоятельницу монастыря.
— Я не знаю, о ком идет речь, и у вас об этом не спрашиваю. У вас, конечно, есть основания верить этому человеку. Как же, ведь это взломщик, не так ли? А я всего лишь восьмидесятилетняя старуха, которая никому в жизни не причинила зла. Позвольте же мне, коль я уже об этом узнала, настоятельно просить вас прийти к нам. Я открою вам все двери и покажу все, что вы пожелаете. А мой сын, когда он будет в курсе дела, со своей стороны не станет уклоняться от ответов на ваши вопросы. Когда же вы придете, месье Мегрэ?
Теперь она встала, все так же непринужденно; в ее манере держаться не чувствовалось ничего, агрессивного, разве только в выражении лица немного горечи.
— Может быть, сегодня днем. Я еще не знаю. Ваш сын в последние дни пользовался машиной?
— Вы сможете задать ему этот вопрос.
— А он сейчас дома?
— Вероятно. Когда я уходила, он был дома.
— Эжени сейчас тоже у вас?
— Конечно.
— Благодарю вас.
Он проводил ее до двери. Выходя из кабинета, она обернулась.
— Я хочу попросить вас об одном одолжении, — сказала она мягко. — Когда я уйду, попытайтесь хоть на минутку встать на мое место, забыть, что вы всю жизнь занимаетесь преступлениями. Представьте себе, что это вам неожиданно задают такие вопросы, которые вы задавали мне, что вас подозревают в том, будто вы кого-то хладнокровно убили.
Уходя, она добавила:
— До скорой встречи, месье Мегрэ.