– Нет. Из-за него могут быть неприятности на таможне. Ты сможешь купить пистолет в Бари. Вынь его.
Это приказ, и он был начальником.
– О'кей, – сказал я, вынул пистолет и положил его в ящик. Затем уселся на стул. – Я не еду. Как вам известно, я уже много лет взял за правило не выходить на дело, связанное с убийством, без пистолета, а это супердело. Я не собираюсь гоняться за убийцей вокруг Черной горы на чужой земле, имея в качестве оружия лишь отвратительный пистолет местного производства, о котором я ничего не знаю.
– Вздор. – Он посмотрел на часы. – Пора ехать.
– Езжайте.
Молчание. Я положил ногу на ногу. Он сдался:
– Очень хорошо. Если бы я так не зависел от тебя, я бы сделал это сам. Идем.
Я снова взял «марли», положил его, куда надо, и мы вышли. Фриц и Теодор проводили нас на улицу, где уже за рулем «седана» сидел Сол. Вещи лежали в багажнике и все заднее сиденье было в распоряжении Вульфа. Глядя на физиономии Фрица и Теодора, можно было подумать, что мы уезжаем на фронт; они на самом деле ничего не знали. Только Сол и Паркер были в курсе дела.
В Айдлуайлде мы без помех преодолели формальности и вошли в самолет. Я подумал, что Вульфу не повредит небольшая доза юмора, чтобы отвлечь его от ужасов перелета, и пересказал ему забавную фразу, произнесенную кем-то сзади нас, когда мы поднимались по трапу.
– Боже мой, – произнес голос, – они содрали с меня тридцать долларов за лишний вес багажа, а посмотрите только на этого типа.
Видя, что это не произвело желаемого эффекта, я пристегнулся и оставил его наедине со своими страданиями.
Я признаю, что он старался их не показывать. Первую пару часов я вообще не видел его лица, потому что он сидел, уставившись в окно на морской горизонт или на облака. Мы попросили, чтобы нам подали еду на подносах, он нормально управился с фрикасе и салатом с приправами, без капризов и выкрутас. Потом я принес ему две бутылки пива, он вежливо меня поблагодарил, и это было поступком, если учесть, что, с его точки зрения, все движущиеся части любой машины подвержены непредсказуемым прихотям и если дурь овладеет вдруг нашим самолетом, мы плюхнемся глухой ночью в пучину Атлантики. На этой мысли я крепко заснул. Часы показывали половину третьего, когда я проснулся, но было совсем светло, пахло жареным беконом, а в моем ухе звучал голос Вульфа:
– Я хочу есть. Мы летим, опережая время, и через час уже будем на месте.
– Вы спали?
– Немного. Я хочу завтракать.
Он съел четыре яйца, десять ломтиков бекона, три булочки и выпил три чашки кофе.
Я так и не увидел Лондон, потому что аэропорт находится за городом, а Джеффри Хичкок ждал нас у выхода. Мы не видели его с тех пор, как он был последний раз в Нью-Йорке, три года назад. Он приветствовал нас очень сердечно для англичанина, пригласил к угловому столику в ресторане и заказал булочки, повидло и чай. Сначала я хотел воздержаться, но подумал, какого черта, должен же я привыкать к чудной иностранной пище, и взял свою долю.
Хичкок вынул из кармана конверт.
– Здесь ваши билеты на самолет до Рима. Он улетает через сорок минут, в двадцать минут десятого и прилетает в три часа по римскому времени. Поскольку ваш багаж прямо перевозится туда, здешние таможенники вас не касаются. У нас есть полчаса. Этого хватит?
– С избытком, – Вульф намазал повидло на булочку. – В основном, меня интересует Телезио. Тридцать лет назад, будучи мальчиком, я бы доверил ему свою жизнь. Могу ли я доверять ему теперь?
– Не знаю.
– Мне надо знать, – резко сказал Вульф.
– Конечно, надо. – Хичкок вытер салфеткой тонкие, бледные губы. – Но в наши дни человек, которому вы можете доверять дальше, чем можете увидеть, – редкая птица. Могу только сказать, что имею с ним дело восемь лет, и я доволен, а Боден знает его намного дольше – со времен Муссолини, и он ручается за него. Если у Вас…
Хриплый металлический голос из громкоговорителя, вероятно, женский, потряс воздух. Он говорил о чем-то срочном. Когда он закончил, я спросил Хичкока, что она сказала, а он ответил, что она объявила, что пассажиров девятичасового рейса на Каир просят собраться у выхода номер семь.
– Да, – я кивнул, – мне показалось, что я расслышал слово Каир. На каком языке она говорила?
– На английском.
– Прошу прощения, – сказал я вежливо и отпил немного чая.
– Я говорил, – обратился он к Вульфу, – что если вам нужно довериться кому-то, то сомневаюсь, что на этом берегу вам удастся найти кого-нибудь лучше Телезио. Можете мне поверить, потому что я очень осторожный человек.
– Это лучше, чем я надеялся, – проворчал Вульф. – Еще вопрос – как с самолетом от Рима до Бари?
– Да. – Хичкок прокашлялся. – Его арендовали, и он должен быть в полной готовности, – он вынул из кармана потертый кожаный бумажник, порылся в нем и вынул листок бумаги. – Вас встретят по приезду, но если случится накладка, здесь фамилия и номер телефона. – Он передал бумагу – Восемьдесят долларов, и можете платить долларами. Агент, с которым я имею дело в Риме, Джузеппе Дрого, – хороший человек по римским стандартам, но способен постараться извлечь личную пользу из контакта со своим знаменитым другом. Конечно, он должен знать ваше имя. Теперь, если с Римом все, я снимаю с себя ответственность.
Вульф не выразил удовольствия, что свидетельствовало о том, насколько он сосредоточен на своей поездке. Любой человек, обладающий даже десятой частью его самомнения, напыжился бы и раздулся, как индюк, узнав, что его известность докатилась до Рима.
Немного позже громкоговоритель произнес, по-видимому, на английском, что объявляется посадка на самолет до Рима, и наш хозяин проводил нас к выходу и ждал взлета. Когда мы выруливали на взлетную полосу, Вульф помахал ему на прощание рукой.
Вульф снова занял место у окна, и мне пришлось вытянуть шею, чтобы впервые взглянуть на Европу. День был хороший и солнечный, у меня на коленях лежала карта, и, после того как мы пересекли Дуврский пролив, было очень интересно смотреть на Брюссель, остающийся слева, а Париж справа, Цюрих слева, Женева справа, Милан слева, а Генуя справа. Я легко узнал Альпы и увидел Берн. К сожалению, пропустил Флоренцию. Пролетая над Аппенинами, мы попали в воздушную яму, и падали милю или около того, пока не выровняли курс, что, в общем-то, достаточно неприятно, и некоторые пассажиры выразили неудовольствие. Но не Вульф. Он только закрыл глаза и сжал губы. После такой встряски я счел вежливым заметить:
– Было не так уж плохо. Вот когда я летел на побережье и мы пролетали над скалами…
– Заткнись, – проворчал он.
Итак, я пропустил Флоренцию. Мы приземлились в римском аэропорту в три часа пополудни, был приятный и теплый день, воскресенье, но в ту минуту, когда мы спустились по трапу и направились к зданию, мои отношения с Вульфом, а его со мной, резко изменились к худшему. Всю мою жизнь при необходимости сориентироваться в новой обстановке, мне достаточно было посмотреть на указатели или, в крайнем случае, спросить местного жителя. Теперь я пропал. Вывески были не для меня. Я остановился и посмотрел на Вульфа.
– Сюда, – проинформировал он, – на таможню.
Основа наших взаимоотношений была нарушена, и мне это не понравилось. Я встал рядом с ним у стола и внимал звукам, посредством которых он обменивался с белокурым обладателем баса, причем мое личное участие в милой беседе ограничилось тем, что я протянул паспорт, когда меня попросили об этом по-английски. Я стоял рядом с ним у стойки в другой комнате. Вульф на этот раз обменивался любезностями с черноволосым тенором, хотя, признаюсь, здесь я играл более важную роль, поскольку мне доверили открыть чемоданы и закрыть их после осмотра. И опять звуки, обращенные к красной фуражке с усами, которая передала вещи другой синей фуражке. Затем толстый сеньор в зеленом костюме с красной гвоздикой в петлице. Вульф любезно сообщил мне, чти его зовут Дрого и что частый самолет на Бари ждет нас. Только я собрался выразить благодарность, что меня наконец заметили, как к нам подошел холеный молодой человек, похожий на студента, одетый так, будто он собрался на свадьбу или похороны, и обратился, слава Богу, на хорошем американском языке:
– Мистер Ниро Вульф?
Вульф вытаращился на него:
– Могу я узнать ваше имя, сэр?
Он любезно улыбнулся
– Я Ричард Коуртни из посольства. Мы подумали, что вам может что-нибудь понадобиться, и были бы рады предложить свои услуги. Можем ли мы чем-то помочь?
– Нет, спасибо.
– Вы долго пробудете в Риме?
– Не знаю. А вам надо знать?
– Нет, нет, – он запнулся. – Мы не собираемся вмешиваться в ваши дела – только дайте нам знать, если вам будет нужна какая-нибудь информация или содействие.
– Я дам вам знать, мистер Коуртни.
– Пожалуйста. И я надеюсь, вы не будете возражать. – Он вынул из внутреннего нагрудного кармана своего безупречно сшитого пиджака, купленного явно не в магазине, маленькую черную книжку и ручку. – Мне бы очень хотелось иметь ваш автограф. – Он открыл книжку и протянул ее. – Если можно?
