– Он знал, что я там?
– Да.
– Чтоб мне провалиться! – Я даже присвистнул. – Этот Рони – парень не промах. Коммунист и вдобавок один из приспешников мистера З. Впрочем, если вдуматься, ничего поразительного в этом сочетании нет. А ведь на него поднял руку не только я, но и Рут с Солом. Проклятье! Мне надо… Когда он звонил?
– Вчера вечером… – Вульф посмотрел на часы. – То есть в субботу, в десять минут седьмого.
– Значит, срок его ультиматума истек восемь часов назад, а мы все еще живы. Все равно, мы бы вполне успели придумать что-то другое. Почему вы мне не позвонили? Я бы…
– Замолчи!
Я удивленно поднял брови:
– Почему это?
– Раз уж мы забились в дальний угол, как последние трусы, то давай хотя бы не рассуждать об этом на все лады! Я упрекаю тебя за то, что ты не позвонил. Ты упрекаешь меня за то, что я не позвонил. Запереть дверь на засов – всего лишь разумная предосторожность, но это отнюдь не…
Вероятно, он добавил что-то еще, но что именно – я так и не узнал. Мне доводилось слышать много разных шумов; бывало, грохот заставлял Вульфа прерывать свои занятия, а меня буквально выпрыгивать из кресла, но ничего подобного этому я в жизни своей не слыхивал. Чтобы воспроизвести этот звук, попробуйте взять сотню полицейских, расставьте их по кварталу, в котором живете, и велите одновременно палить по окнам.
Дальше наступила гробовая тишина.
Вульф что-то произнес.
Я выхватил из ящика стола пистолет, опрометью бросился в коридор, щелкнув выключателем, зажег на крыльце свет, сорвал дверную цепочку, распахнул дверь и выскочил из дома. Слева, на противоположной стороне улицы, поднялись две оконные рамы, раздались перепуганные голоса и наружу высунулось несколько голов, однако сама улица была пуста. Тут я заметил, что стою не на каменном полу крыльца, а на куске стекла. Да что там говорить: вокруг было одно сплошное стекло. Осколки усы́пали крыльцо, ступени, тротуар перед домом. Я поднял голову, и в этот момент сверху обрушился еще один кусок стекла, пролетев всего в каком-то дюйме от меня, ударившись оземь и вдребезги разбившись у моих ног. Я попятился, юркнул за порог, захлопнул за собой дверь, повернулся и тут же нос к носу столкнулся с Вульфом, который растерянно остановился посреди прихожей.
– Он решил сорвать злость на орхидеях, – объявил я. – Оставайтесь здесь. Я пойду наверх, погляжу.
И я помчался по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки зараз. Рядом заработал лифт – Вульф, должно быть, наконец спохватился. За мной, не поспевая, бежал Фриц. Верхняя площадка лестницы, отделанная бетонной плиткой и оштукатуренная, осталась цела. Я щелкнул выключателем и открыл дверь в первое помещение оранжереи – теплицу, – но так и не вошел, потому что свет не зажегся. Секунд пять я стоял на месте, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Сзади появились Вульф и Фриц.
– Посторонись, – прорычал Вульф, словно пес перед нападением.
– Нет. – Я оттеснил его назад. – Вы весь перережетесь, а не то останетесь без скальпа! Ждите здесь, пока я не разберусь со светом.
– Теодор! Теодор! – проревел он из-за моего плеча.
Из сумрачных развалин до нас донесся голос Теодора:
– Да, сэр! Что случилось?
– С тобой все в порядке?
– Нет, сэр! Что…
– Ты ранен?
– Нет, не ранен, но что все-таки случилось?
В той стороне, где находилась комната Теодора, что-то зашевелилось, затем раздался звон разбивающегося стекла.
– У тебя есть свет? – крикнул я.
– Нет, чертовы лампочки все до одной…
– Тогда сиди тихо, пока я не добуду свет.
– Сиди тихо! – рявкнул Вульф.
Я побежал вниз, к кабинету. Когда я вернулся обратно, из окон домов напротив и с улицы донесся какой-то шум. Только вот нам было не до него. Зрелища, открывшегося перед нами при свете карманных фонарей, было достаточно, чтобы все остальное отступило на второй план. Как выяснилось позднее, кое-что из великого множества оконных стекол и десяти тысяч орхидей все же уцелело, но поначалу у нас сложилось совсем другое впечатление. Даже при свете фонариков продираться сквозь джунгли острых осколков, нависавших над головой, пронзавших растения, торчавших из почвы, было отнюдь не забавно, но Вульфу было необходимо это увидеть, как и Теодору, который остался цел и невредим, однако буквально осатанел, – я даже боялся, как бы он не задохнулся от ярости.
Наконец Вульф направился в тот уголок, где были посажены Odontoglossum harryanum – его нынешняя гордость и радость. Луч фонарика обшарил израненные и обезображенные стебли, листья и соцветия, усыпанные разбитым стеклом. Затем Вульф повернулся и бесстрастно произнес:
– Можно спускаться вниз.
– Через два часа рассветет, – сквозь зубы процедил Теодор.
– Знаю. Нам нужны люди.
Добравшись до кабинета, мы сначала позвонили Льюису Хьюиту и Г. М. Хоугу и только потом – в полицию. Патрульная машина все равно уже прибыла.
Шесть часов спустя я отодвинулся от обеденного стола, как следует потянулся и без всяких извинений смачно зевнул, чувствуя, что давно это заслужил. Обычно я завтракаю на кухне с Фрицем, а Вульф ест у себя в комнате, но сегодня у нас все стало с ног на голову.
Команда из четырнадцати человек, не считая Теодора, трудилась на крыше, прибираясь и спасая то, что уцелело, а в полдень ожидалась целая армия стекольщиков. С Лонг-Айленда на подмогу прибыл Энди Красицкий. Из-за опасности падения битых стекол улица была оцеплена. Полицейские по-прежнему рыскали перед домом, а возможно, и в соседних домах, но у нас остался один капитан Мердок: он вместе с Вульфом сидел за столом, из-за которого я только что встал, и угощался оладьями с медом.
Полиция уже успела все выяснить – разумеется, в пределах своих возможностей. Семья, обитавшая напротив, уехала на все лето. На крыше их дома были найдены сто девяносто две гильзы от автомата и пистолета-пулемета Томпсона; полицейские эксперты все еще ползали там, собирая доказательства в пользу версии, что нападение было совершено именно отсюда: а вдруг адвокату обвиняемых вздумается заявить, будто гильзы случайно обронили голуби. Впрочем, нужда в адвокате для обвиняемых еще не появилась, поскольку в наличии пока не было самих обвиняемых. К настоящему времени было не известно, как им удалось проникнуть на крышу нежилого дома. Полиция сумела только выяснить, что какие-то неустановленные личности забрались наверх и в два часа двадцать четыре минуты пополуночи расстреляли нашу оранжерею, а затем переулком выбрались на Тридцать шестую улицу, но об этом я мог догадаться и сам, не выходя из дому.
Признаться, мы не горели желанием оказать помощь следствию. Вульф даже не упомянул имен Сперлинга и Рони, не говоря уж о мистере З. Он отказался делиться с полицейскими своими соображениями по поводу того, кто мог замыслить такое злодейство. Нам не составило большого труда вбить в их головы, что им придется довольствоваться тем, что есть, ведь не секрет, что среди жителей огромного города наверняка найдутся те, кто охотно наделал бы дырок не только в оранжерее Вульфа, но и в нем самом. Правда, нам возразили, что далеко не все располагают пистолетами-пулеметами и не каждый готов пустить их в ход столь наглым манером, но Вульф заметил, что это ерунда, потому что тут явно действовали наемные исполнители.
Насытившись, я тотчас встал из-за стола – мне надо было обзвонить кучу разных мест: производителей черепицы, строительные магазины, малярные мастерские и тому подобные заведения. Пока я этим занимался, Вульф проводил капитана Мердока, поднялся на лифте на крышу и снова спустился вниз, тяжело ввалился в кабинет, упал в кресло, откинулся на спинку и тяжко вздохнул.
Я посмотрел на него.
– Вам бы подняться наверх и чуток вздремнуть. И вот что я вам скажу. Я и сам по части упрямства вам не уступаю. Мужество, доблесть и отвага – вещи, конечно, стоящие, и я всеми руками за них, но считать-то я тоже умею. Если подобное повторится, а я в этом не сомневаюсь, нас ждут такие расходы, что мало не покажется. Я уже начал подбивать клинья под Гвен и, ясное дело, теперь буду рыдать от отчаяния; но вы-то ее в глаза не видали, вам только и нужно, что вернуть ее папаше аванс. Так вот, если вы это сделаете, обещаю, что больше вовек ни словечка об этом не скажу. Никогда. Хотите, на Библии поклянусь?
– Нет. – Его глаза были полузакрыты. – К ремонту все готово?
– Более или менее.
– Тогда позвони Сперлингам и позови к телефону старшую дочь.
Я вздрогнул:
– Почему старшую? С чего это вы…
– Гм! Думал, тебе удастся скрыть, на кого ты там глаз положил? Дудки. Уж я-то тебя знаю. Позвони ей и узнай, вся ли семья в сборе (впрочем, где ее брат, не так уж и важно). Если да, то скажи ей, что мы приедем через два часа, чтобы встретиться с ними.
– Мы?
