— Хорошо спал?
Забавная деталь: в Париже он не был с Мегрэ на «ты», в Морсанге же он называл на «ты» всех, в том числе и комиссара, даже не замечая этого.
— Что ты делаешь сегодня утром?
— Дойду, пожалуй, до кабачка.
— Там все соберутся. Похоже, что они договорились встретиться там, выпить аперитива. Хочешь взять лодку?
Мегрэ единственный был в темном городском костюме. Ему дали маленькую, покрытую лаком двухместную лодочку, в которой с трудом удавалось сохранить равновесие. Когда он подъехал к кабачку, было десять часов утра, и там еще не было ни души.
Вернее, один человек там был, в кухне, поглощавший толстый ломоть хлеба с большим куском колбасы. Старуха как раз говорила ему:
— Это надо лечить! Один из моих парней не хотел ничего делать и умер. А он был выше и крепче вас!
Пока она говорила, на сидевшего напал приступ кашля, и он никак не мог проглотить свой хлеб. Вдруг он заметил на пороге Мегрэ и нахмурился.
— Бутылку пива! — заказал комиссар.
— Вы не хотите лучше сесть на террасу?
— Нет, конечно! — он предпочитал кухню с изрезанным деревянным столом, соломенными стульями, большим котлом, булькающим на плите.
— Мой сын уехал в Корбей за сифонами, которые забыли привезти. Вы не поможете мне открыть погреб?
Открытая посреди кухни крышка позволяла заглянуть в сырое отверстие погреба. Сгорбившись, старуха сошла вниз, а парень не спускал с Мегрэ глаз.
На вид ему было лет двадцать пять — бледный, худущий, со щеками, заросшими светлой щетиной. У него были очень глубоко посаженные глаза и бескровные губы.
Больше всего поражал его внешний вид. Он не был оборван, как бродяга. У него не было нахальных замашек профессионала.
Нет! В нем была какая-то смесь робости и фанфаронства.
Сочетание покорности и агрессивности. И чистый и грязный одновременно, если можно так выразиться.
Все на нем было опрятным, в хорошем состоянии, но чувствовалось, что уже не один день ему приходилось спать где придется.
— Твои документы!
Мегрэ не пришлось добавлять: «Полиция!». Парень давно все понял. Он вытащил из кармана вымазанный чем-то липким военный билет. Комиссар прочел вполголоса:
— Виктор Гайяр!
Он спокойно закрыл билет и вернул его владельцу. Старуха поднялась наверх, опустила крышку погреба.
— Пиво очень свежее, — сказала она, открывая бутылку. И она принялась чистить картошку, а мужчины начали неторопливую беседу, на вид совершенно спокойно.
— Последний адрес?
— Муниципальный санаторий в Жьене.
— Когда ты уехал оттуда?
— Месяц тому назад.
— А с тех пор?
— Сидел без гроша. Делал, что подвернется по дороге. Можете арестовать меня за бродяжничество, но придется отправить меня в санаторий. У меня только одно легкое.
Это не было сказано слезливым тоном, наоборот, казалось, он просто ставил вас в известность.
— Ты получил письмо от Ленуара?
— Какого Ленуара?
— Не строй из себя идиота. Он сказал тебе, что ты найдешь нужного человека в двухгрошовом кабачке.
— Осточертело мне в санатории!
— А главное, опять захотелось поживиться за счет того типа с канала Сен-Мартен.
Старуха слушала, ничего не понимая, не удивляясь. Происходило все совсем просто, на фоне бедного домишки, куда в поисках корма забрела курица.
— Не будешь отвечать?
— Я не понимаю, что вы хотите сказать.
— Ленуар раскололся.
— Я не знаю никакого Ленуара.
Мегрэ пожал плечами, повторил, медленно разжигая трубку.
— Не строй из себя дурачка! Ты прекрасно знаешь, что от меня тебе не уйти.
— Больше, чем санаторий, мне не грозит.
— Знаю… Твое удаленное легкое…
Из кабачка виднелись скользящие по реке байдарки.
— Ленуар не обманул тебя. Тот тип появится скоро.
— Я ничего не скажу!
— Тем хуже для тебя! Если ты ничего не решишь до вечера, то я упрячу тебя в тюрьму за бродяжничество. А там видно будет…
Мегрэ посмотрел на него в упор, читая в его глазах, как по книге, настолько хорошо он знал людей подобного сорта.
Совсем другая категория, чем Ленуар! Виктор был из тех, кто, попадая в дурную среду, становятся прихвостнями других. Из тех, кого ставят на стреме, когда идут на дело. Из тех, кому достается самая ничтожная доля при дележе.
Безвольные существа, которые раз ввязавшись во что-нибудь, уже ничего не могут изменить. В шестнадцать лет он болтался по улицам и танцулькам. Вместе с Ленуаром он напал на канале Сен-Мартен на неожиданный источник доходов. Некоторое время он мог жить шантажом столь же надежно, как если бы зарабатывал нормально.
Не будь у него туберкулеза, его — последнего из банды Ленуара — давно бы уже нашли. Но состояние здоровья привело его в санаторий. Надо думать, он немало досаждал врачам и сиделкам. Кражи, всевозможные мелкие проступки. Мегрэ легко мог себе представить, как его переправляли — от одного наказания до другого — из санатория в санаторий, из госпиталя в дом отдыха, из дома отдыха в исправительную колонию.
Его это не пугало. У него на все была прекрасная отговорка: его легкое! Он им жил в ожидании, пока умрет от него!
— Вы думаете, меня это испугает?
— Значит, ты отказываешься назвать того человека с канала?
— Не знаю такого!
В глазах его при этом светилась насмешка. Он даже принялся с аппетитом уплетать колбасу, тщательно разжевывая ее.
— Начать с того, что Ленуар ничего не сказал, — произнес он, поразмыслив. — Уж, конечно, не перед смертью станет он говорить…
Мегрэ был спокоен. В руках у него надежный конец. Во всяком случае, еще один элемент, который позволит раскрыть правду.
— Еще бутылку, бабуля!
— Хорошо, что я догадалась вытащить сразу три! — Она с любопытством смотрела на Виктора, гадая, какое он мог совершить преступление.
— Как подумаю, что за вами хорошо ухаживали в санатории, а вы удрали! Совсем как мой сын! Такие лучше будут болтаться, чем…
Мегрэ следил за движением байдарок на фоне залитого солнцем пейзажа. Приближался час аперитива. Маленькая яхта, в которой сидели жена Джеймса и две ее приятельницы, подошла первая к берегу. Женщины делали знаки подплывавшей байдарке. За ними стали появляться другие. Старуха, увидев их, вздохнула:
— А мой сын еще не вернулся! Мне одной не справиться будет. Дочь за молоком уехала.
Она принялась расставлять стаканы на террасе, потом стала рыться в кармане, спрятанном в широкой юбке, зазвенела: монетами:
— Им понадобятся монеты в два су, для музыки…
Мегрэ остался сидеть на своем месте, по очереди наблюдая за прибывающими и туберкулезным бродягой, продолжавшим с безразличным видом жевать. Сам того не желая, он увидел виллу Бассо с цветущим садом, с отгороженным в реке бассейном, двумя привязанными лодками, качелями.
Вдруг он вздрогнул, потому что ему показалось, что вдалеке раздался выстрел. Люди, бывшие на берегу Сены, тоже подняли головы. Но ничего не было видно. Ничего не случилось. Прошло десять минут. Посетители «Вье-Гарсон» уселись за столы. Появилась старуха с бутылками аперитива в руках.
И тут на травянистом склоне, спускавшемся к воде от виллы Бассо, мелькнул темный силуэт. Мегрэ узнал одного из своих инспекторов, неумело отвязавшего лодочную цепь и принявшегося изо всех сил грести к середине реки.
Он поднялся, взглянул на Виктора.
— Не вздумай уйти отсюда, понял?
— Если это доставит вам удовольствие.
На террасе перестали пить, разглядывая гребущего человека в черном.
Мегрэ нетерпеливо ждал, остановившись у камышей на берегу.
— В чем дело?
Инспектор задыхался.
— Садитесь быстро… Клянусь, я не виноват…
Он снова принялся грести в сторону виллы, теперь уже с сидящим в лодке Мегрэ.
— Все было спокойно. Зеленщик только что ушел. Госпожа Бассо гуляла в саду с сыном. Не знаю даже, почему мне показалось, что они как-то странно прохаживаются, как люди, которые ждут чего-то. Подъезжает машина, совсем новенькая. Останавливается прямо перед воротами. Выходит человек.
— Лысоватый, но молодой еще?
— Да! Он входит… Бродит по саду вместе с госпожой Бассо и мальчиком. Вы же знаете, где я стою… Довольно далеко от них… Они пожимают друг другу руки. Женщина провожает его до ворот. Он садится в машину, включает зажигание… И не успел я двинуться с места, как госпожа Бассо оказывается с сыном внутри, и машина уже катит полным ходом.
— Кто стрелял?
— Я. Я хотел прострелить шину.
— Берже был с тобой?
— Да. Я послал его в Сен-Пор сообщить повсюду.
Второй раз пришлось поднимать на ноги всю полицию департамента Сены и Уазы.
Лодка коснулась берега. Мегрэ прошел в сад. Впрочем, что там сейчас делать? Сейчас очередь телефона работать.
Мегрэ нагнулся и поднял дамский платочек с инициалами госпожи Бассо. Он был почти весь изодран, так она теребила его.
Больше всего мучило Мегрэ воспоминание о выпитых перно в кафе Ройяль — два часа немого оцепенения бок о бок с англичанином на террасе кафе.
