Маклеод так стиснул зубы, что его загорелая физиономия превратилась в квадрат.
— Моя дочь никогда не лжет. Что именно она сказала в полиции?
— Она дала показания про мистера Гудвина. Попав в безвыходное положение, любой человек способен солгать. Я не исключаю, что мисс Маклеод была вынуждена поступить так, чтобы спасти себя. Впрочем, мы с мистером Гевином вовсе не считаем, что этого человека убила она. Арчи?
Я кивнул:
— Верно.
— Но мы собираемся найти убийцу, — продолжил Вулф. — Кстати, это не вы?
Дункан Маклеод набычился.
— Нет, — процедил он. — Хотя мог бы убить, если бы…
Внезапно он осекся.
— Если бы что? — уточнил Вулф.
— Если бы узнал, что он порочит мою дочь! В полиции я прямо так и сказал. Сначала я узнал об этом от них, а вчера вечером дочь мне тоже все рассказала. Поделом ему, раз таким гадом оказался! Вы сказали, что собираетесь найти убийцу… Так вот, искренне желаю, чтобы ваша затея провалилась. И в полиции я сказал то же самое. Меня там расспрашивали, чем я вчера занимался, и я ответил, что весь день расчищал участок. Даже коров своих с опозданием подоил. Одним словом, я вовсе не обижаюсь, что вы подозреваете в убийстве и меня, поскольку вполне мог бы сделать это и сам.
— Кто-нибудь помогал вам расчищать участок?
— Нет. Разве что утром этот юный негодяй немного мне подсобил. Но вскоре я отправил его срезать початки, которые он потом повез в город.
— А других работников у вас нет?
— Нет.
— А другие дети есть? Супруга?
— Супруга умерла десять лет назад. Сьюзен — наша единственная дочурка, больше мы не нажили детей. Повторяю, я нисколько на вас не обижен. Знал бы, что он пытался оклеветать мою малышку, я бы его собственными руками убил. Не зря я так не хотел отпускать Сью в Нью-Йорк. Предчувствовал, должно быть, что там может случиться нечто такое. Ведь там вокруг нее вечно столько всяких типов толкалось, да и фотографии эти подливали масла в огонь… Вы их видели? Я ведь человек старой закалки и праведный. Хотя и допускаю, что мы с вами по-разному понимаем смысл этого слова. В общем, я хочу знать, зачем Сью к вам приходила.
— Не знаю, — ответил Вулф. Глаза его сузились и превратились в щелочки. — Спросите ее сами. Ни я, ни мистер Гудвин так и не поняли, какова была цель ее прихода. И вообще, мистер Маклеод, мы просто зря теряем время. Вы ведь человек праведный, и тем не менее готовы совершить грех убийства. Я хотел бы…
Фермер неловко поежился.
— Вы меня не так поняли. Просто я не хочу, чтобы вы изобличили убийцу. Человек, который убил Кеннета Фабера, совершил доброе деяние, и мне бы не хотелось, чтобы его поймали и наказали за это.
— Допустим. Я сам хотел пригласить вас сюда, чтобы задать несколько вопросов. В частности, меня интересует, не знакомы ли вы с Карлом Хийдтом, но коль скоро вы…
— Я с ним незнаком. Никогда его и в глаза не видел. Но знаю о нем понаслышке, ведь Сью в свое время работала у него. А что именно вас о нем интересует?
— Раз вы с ним незнакомы, то ничего. Ну а Макса Маслоу вы знаете?
— Нет.
— А Питера Джея?
— Тоже нет. Хотя и эти имена слышал от своей дочери. Она охотно рассказывает мне про своих знакомых. Словно пытается доказать, что на самом деле они не такие беспутные, как я думаю, просто образ их мыслей отличается от моего. И вот теперь убили этого гаденыша, а я ведь все время ожидал, что случится нечто в таком роде. Да, я мог бы его убить, однако отдаю себе отчет, что убийство — смертный грех.
— А если бы вы знали, кто его убил, или всерьез подозревали кого-нибудь, вы поделились бы этими сведениями со мной или с полицией?
— Нет, — отрезал Дункан Маклеод.
— В таком случае не смею вас задерживать. До свидания, сэр.
Но Маклеод и ухом не повел.
— Я понимаю, что, коль скоро вы отказываетесь сказать мне, зачем моя дочь приходила к вам, — сказал он, — настаивать на своем я не могу. Однако вы не имеете права обвинить ее в даче лживых показаний и не объясниться со мной по этому поводу.
Вулф хмыкнул, глаза его опасно блеснули.
— Имею и объясняться не стану. Вас это не касается. — Он стукнул кулаком по столу. — И вообще я не понимаю, как у вас хватило наглости заявиться сюда и чего-то от меня требовать после того, как вы послали мне эти чудовищные початки! Возмутительно. Прощайте, сэр!
Маклеод открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его. Потом медленно поднялся с кресла.
— Мне кажется, вы поступаете неправильно, — сказал он, сделал пару шагов к двери, но вдруг остановился. — Вряд ли вы станете после случившегося покупать у меня кукурузу, да?
Вулф хмуро воззрился на него:
— Почему? Ведь сентябрь в самом разгаре.
— Я имею в виду — именно у меня?
— Отчего же? Сейчас, когда мы влипли в такую передрягу, я не могу позволить себе роскошь отправлять мистера Гудвина на поиски нового поставщика. Тем более что кукуруза нужна мне уже на этой неделе. Как насчет завтра?
Маклеод вытаращился на него.
— Но я… Ее некому доставить, — проблеял он.
— Тогда в пятницу?
— Попытаюсь. Попрошу соседа… Да, должно быть, получится. А в ресторан — тоже везти?
Вулф утвердительно кивнул и пообещал позвонить в «Рустерман» и известить об этом. Тогда Маклеод распрощался и покинул кабинет. Я последовал за ним в прихожую, подал шляпу и предупредительно открыл перед ним входную дверь.
Когда я вернулся в кабинет, Вулф развалился в своем слоновьем кресле и хмуро разглядывал потолок. Усевшись за свой стол, я вдруг почувствовал, что меня одолевает зевота. Человек, которого в любую минуту могут упечь в каталажку за убийство, не имеет права зевать, пусть он даже не смыкал глаз в течение последних тридцати часов.
Я втянул ноздрями солидную порцию воздуха и делано бодрым тоном провозгласил:
— И что бы мы делали без его помощи? Теперь можно считать, что загадка початков раскрыта.
Вулф выпрямился.
— Пф! Позвони Феликсу и предупреди его, что кукурузу доставят в пятницу.
— Да, сэр. Значит, дело обстряпано?
— Арчи, неужели ты не можешь обойтись без этого жаргона? Когда тебе нужно, ты изъясняешься вполне нормально. Сколько времени понадобится тебе на то, чтобы напечатать подробный отчет о нашем с тобой разговоре и о беседе с мисс Маклеод? От первого до последнего слова?
— Дословный?
— Да.
— Вторая часть, чуть больше половины, есть в моем блокноте. А вот что касается первой, тут надо покумекать, и, хотя на память я не жалуюсь, повозиться придется изрядно. А что это вы задумали? Загрузить меня делом, чтобы я не изводил вас своими зевками?
— Нет. В трех экземплярах.
Я изогнул одну бровь.
— Ваша память ничуть не хуже моей. Вы и правда хотите, чтобы я печатал эту белиберду и не приставал к вам до девяти часов?
— Нет. Это может нам пригодиться.
— Для чего? Поскольку я ваш помощник и мальчик на побегушках, я обязан неукоснительно подчиняться любым вашим указаниям, однако на сей раз ситуация не вполне обычная. Вы сами заметили, что это наше совместное дело, а раз так, то я должен быть в курсе дела. Я хочу знать: для чего нам эти дословные распечатки?
— Не знаю! — отрезал Вулф. — Я сказал, что это может нам пригодиться, если я захочу воспользоваться твоим отчетом. Или у тебя есть более плодотворная идея?
— В данную минуту — нет.
— Тогда не забудь — в трех экземплярах.
Я встал и отправился в кухню, чтобы выпить молока, решив отложить возню с отчетом до четырех часов, когда Вулф поднимется в оранжерею на дневное свидание с орхидеями.
В тот же вечер, в пять минут десятого, все три лица, чьи фамилии были помечены галочками в записной книжке Кеннета Фабера, собрались в кабинете, дожидаясь появления Ниро Вулфа. Прибыли они порознь. Первым, причем за десять минут до назначенного времени, нагрянул Карл Хийдт, следом за ним пришел Питер Джей, и наконец Макс Маслоу. Хийдта я усадил в почетное красное кожаное кресло, а Джей и Маслоу довольствовались желтыми, выстроившимися в ряд напротив письменного стола Ниро Вулфа. В ближайшем от меня кресле сидел Макс Маслоу.
Да, верно, с Хийдтом я уже был знаком, однако сознание того, что перед тобой может оказаться убийца, заставляет смотреть на человека совсем другими глазами. Впрочем, сказав, что Хийдт изменился, я бы покривил душой: нет, выглядел он как и прежде — рост средний, наметившееся пузико, округлая физиономия с широким ртом и темные бегающие глазки. Питер Джей, важная шишка в известном рекламном агентстве, ростом не уступал мне, но казался при этом тщедушным; нижняя челюсть у него торчала вперед, а черные как смоль волосы, похоже, встречались с расческой только по праздникам. Кроме того, выглядел Питер так, словно страдал язвой желудка или, по крайней мере, гастритом. Впрочем, на этом выводе я не настаиваю. А вот внешность Макса Маслоу, модного фотографа, поставила меня в тупик. Он оказался типичным хлыщом с надменной ухмылкой, которую, должно быть, приобрел за долгие часы любования перед зеркалом, наимоднейшей прической, длиннющим переливающимся галстуком и не в меру зауженным пиджаком, застегнутым на все четыре пуговицы. Я искренне огорчился за Сьюзен Маклеод — и что она могла найти в таком фанфароне?
