— Отлично! — воскликнула несгибаемая миссис Рук. — Пойдемте в сад.
Она, покачнувшись, встала и направилась к двери. Албан воспользовался этим случаем, чтобы шепнуть Эмили:
— Приметили ли вы пустой графин? Эта противная женщина пьяна.
— Пожалуйста, не выпускайте ее, — попросила Эмили, показывая на медальон. — Боюсь, что сад отвлечет ее внимание.
— Проводите меня в цветник, — требовала экономка. — Я не верю ничему, но обожаю цветы.
— Вам покажется слишком жарко в саду, — грубо сказал Албан.
— Что вы скажете, мисс? — поинтересовалась у Эмили несносная гостья.
— Я думаю, что нам будет здесь удобнее.
— Чего желаете вы, того желаю и я!
Приметила ли миссис Рук медальон? Эмили повернулась к окну, чтобы свет упал на бриллианты.
Нет. Миссис Рук в эту минуту была поглощена своими размышлениями. В отместку за то, что Эмили помешала ей видеть сад, она задумала разочаровать ее. Молодая секретарша сэра Джервиса, без сомнения, с надеждой смотрела на свою будущую жизнь. Миссис Рук решила омрачить этот взгляд коварными намеками, на которые она была мастерица.
— Вам, конечно, любопытно узнать что-нибудь о вашем новом доме? Я ведь еще ни слова не сказала вам. Как это необдуманно с моей стороны. И внутри, и снаружи, милая мисс Эмили, наш дом немножко скучен. Я говорю наш, и почему не сказать, когда все хозяйство лежит на мне! Мы выстроены из камня. Мы слишком длинны и не очень высоки. Стоим мы на самой холодной стороне графства, далеко на западе. Мы недалеко от Чевиотских холмов; и если вы вообразите, что сможете видеть что-нибудь из окна, кроме овец, вы очень ошибаетесь. Если выйдете погулять с одной стороны дома, то вас могут забодать коровы; с другой стороны, если вас на прогулке застанет темнота, вы можете свалиться в брошенную свинцовую копь. Но общество в доме вознаграждает за это все, — продолжала миссис Рук, наслаждаясь смятением, которое начало выражаться на лице Эмили. — Много развлечений для вас, милая, в нашей небольшой семье. Сэр Джервис покажет вам гипсовые слепки отвратительных индейских идолов, он заставит вас писать для него без пощады с утра до вечера; а когда он отпустит вас, старая мисс Редвуд пошлет за хорошенькой молоденькой секретаршей, чтобы та читала ей на ночь. Я уверена, что мой муж понравится вам, он человек почтенный и пользуется высокой репутацией. После идолов, это самый отвратительный предмет в доме. Если вы из доброты поощрите его, он вас позабавит; скажет, например, что никого в жизни не ненавидел так, как ненавидит свою жену. Кстати, я должна — в интересах истины — упомянуть об одном невыгодном обстоятельстве, существующем в нашем домашнем кругу. Когда-нибудь нас застрелят или перережут нам горло. Мать сэра Джервиса завещала ему на десять тысяч фунтов стерлингов драгоценных камней, которые лежат в маленьком шкафчике с ящиками. Он не хочет отдать на сохранение эти вещи банкиру; не хочет продать их; не хочет даже носить хоть один перстень на своем пальце, или хоть одну булавку на манишке. Он держит шкафчик на столе в своей уборной и говорит: «Я люблю любоваться моими вещицами, каждый вечер, перед тем как ложусь спать». На десять тысяч бриллиантов, рубинов, изумрудов, сапфиров, и мало ли еще чего — во власти первого вора, который услышит о них. О, милая моя, уверяю вас, что ему ничего больше не останется, как пустить в ход свои пистолеты. Мы не покоримся воровству. Сэр Джервис наследовал дух своих предков. У моего мужа петушиный нрав. Я сама, для защиты собственности хозяев, способна превратиться в демона. И никто из нас не умеет справляться с огнестрельным оружием!
Пока она с полным наслаждением распространялась об ужасах жизни, предстоявшей Эмили, молодая девушка попробовала стать на другое место, и на этот раз с успехом. Маленькие глазки миссис Рук раскрылись от жадного восторга.
— Что это я вижу на вашей часовой цепочке, мисс? Как блестит! Могу попросить посмотреть поближе?
Пальцы Эмили задрожали; но ей удалось снять медальон с цепочки. Албан подал его миссис Рук.
Сначала та восхитилась бриллиантами — с некоторой сдержанностью.
— Не такие крупные, как бриллианты сэра Джервиса; но, несомненно, отборные. Могу я спросить цену?..
Она замолчала. Надпись привлекла ее внимание. Она начала читать ее вслух:
«Дорогой памяти моего отца, умершего…»
Лицо ее вдруг вытянулось. Слова замерли на ее губах.
Албан воспользовался этим случаем.
— Может быть, вам нелегко прочесть цифры, — сказал он. — Тридцатое сентября тысяча восемьсот семьдесят седьмого года — около четырех лет тому назад.
Ни слова не вырвалось у миссис Рук. Она держала медальон перед собою, точно так, как держала его прежде.
Албан посмотрел на Эмили. Глаза ее были прикованы к экономке, девушка едва могла сохранять спокойствие.
— Может быть, миссис Рук, вы хотите взглянуть на портрет, — продолжал он. — Позвольте я открою медальон.
Не говоря ни слова, не поднимая глаз, экономка подала медальон Албану.
Он раскрыл его и подал ей. Она не приняла. Руки ее лежали на ручках кресла. Он положил медальон на колени к ней.
Портрет не произвел заметного действия на миссис Рук. Она сидела и смотрела — не шевелясь, не говоря ни слова. Албан не имел к ней сострадания.
— Это портрет отца мисс Эмили, — сказал он, — не того ли самого мистера Брауна представляет он, о котором вы думали, когда спросили меня, жив ли еще отец мисс Эмили?
Этот вопрос оживил экономку. Она тотчас подняла глаза и ответила громко и дерзко:
— Нет!
— Однако, — настаивая Албан, — вы перестали читать надпись; и мне показалось, этот портрет произвел на вас странное действие — чтобы не сказать более.
Она смотрела на него пристально, когда он говорил, и обернулась к Эмили, когда он умолк.
— Вы упомянули о жаркой погоде, мисс. Простите! Жар лишил меня сил, я скоро опять оправлюсь.
Наглый вздор этого извинения раздражил Эмили так, что она решилась ответить:
— Вы, может быть, оправитесь скорее, если мы не станем беспокоить вас вопросами и оставим вас одну.
Они оставили ее, не сказав более ни слова.
— Что нам теперь делать? О, мистер Моррис, вы должны были видеть разных людей в вашей жизни — и я не сомневаюсь, что вы знаете человеческую натуру. Помогите мне вашими советами!
Эмили забыла, что учитель был в нее влюблен, — забыла все, кроме действия, произведенного медальоном на миссис Рук. В жару беспокойства, она взяла за руку Албана так фамильярно, как будто он был ее брат. Он был кроток, внимателен и серьезно старался ее успокоить.
— Мы ничего не сможем сделать, — сказал он, — если прежде не подумаем спокойно. Извините меня, если я скажу, что вы бесполезно волнуетесь.
Для ее волнения была причина, о которой он ничего не знал. Ее воспоминание о ночном разговоре с мисс Джетро неизбежно усилило подозрение, внушаемое ей поведением миссис Рук. В одни сутки Эмили увидела двух женщин, дрожавших от тайных воспоминаний об ее отце.
— Что это значит? — вскрикнула она, смотря на сострадательное лицо Албана. — Что это значит?
— Сядьте, мисс Эмили. Мы постараемся, если можно, вместе доискаться, что это значит.
Они вернулись в тенистое уединение под деревьями. Далеко, перед домом, отдаленный стук экипажей возвещал о прибытии гостей мисс Лед, и о том, что скоро начнутся увеселения и церемонии дня.
— Мы должны помогать друг другу, — продолжал Албан. — Когда мы в первый раз заговорили о миссис Рук, вы упомянули, что мисс Сесилия Вайвиль, знает ее. Не можете ли вы сказать мне, что вы слышали тогда об экономке сэра Редвуда?
Эмили исполнила его просьбу.
Албан теперь узнал, как Эмили получила место секретаря у сэра Джервиса; узнал, что отец Сесилии прежде знал мистера и миссис Рук, содержавших гостиницу по соседству с его домом; и, наконец, выяснил, из-за чего они были принуждены поступить к сэру Джервису в услужение, — страшное убийство придало их гостинице дурную репутацию и прогнало обычных посетителей, от посещения которых зависело их благосостояние.
Албан молчал, когда рассказ Эмили был закончен.
— Разве вы ничего не скажете мне? — спросила она.
— Я думаю о том, что я сейчас слышал, — ответил он.
Эмили приметила некоторую формальность в его тоне и обращении, которая неприятно удивила ее. Он как будто ответил только из вежливости, между тем как думал о чем-то другом, интересном только для него самого.
— Не обманула ли я ваше ожидание в чем-нибудь? — спросила она.
— Напротив, вы заинтересовали меня. Я желаю удостовериться, что помню в точности все сказанное вами. Вы, кажется, упомянули, что ваша дружба с мисс Сесилией Вайвиль началась здесь, в школе?
— Да.
— И говоря об убийстве в деревенской гостинице, вы сказали мне, что преступление было сделано весьма давно?
