— И в качестве такового его иногда приглашали на яхту?
— Я думаю, господин комиссар, что на яхте побывали все жители острова.
— Даже господин Эмиль?
— Нет, он не был.
— Почему?
— Не знаю. Кажется, нам ни разу не приходилось с ним разговаривать. Он, видимо, любит одиночество.
— И не пьет?
— Нет, не пьет.
— А на яхте пьют много, не так ли?
— Бывает. Я полагаю, это разрешается?
— Марселен сидел за вашим столом, когда он заговорил обо мне?
— Вероятно. Точно не помню. Он, по своему обыкновению, рассказывал разные истории; миссис Уилкокс любила его слушать. Он рассказывал о том, как был на каторге.
— Он никогда не был на каторге.
— В таком случае, он выдумывал.
— Чтобы позабавить миссис Уилкокс? Так, значит, он говорил о каторге. И я тоже фигурировал в этой истории? Он был пьян?
— Он никогда не бывал совсем трезв, особенно по вечерам. Подождите-ка… Он сказал, что был осужден из-за женщины.
— Из-за Жинетты?
— Возможно. Я как будто припоминаю это имя. Вот тут-то, кажется, он и сказал, что вы позаботились о ней. Кто-то пробормотал: «Мегрэ такой же шпик, как и все». Прошу прощения.
— Не за что. Продолжайте.
— Вот и все. Тут он начал расхваливать вас, утверждая, что вы были его другом, а для него друг — это дело святое. Если не ошибаюсь, Шарло стал дразнить его, и он еще больше разгорячился.
— Можете вы сказать точно, чем все это кончилось?
— Это трудно сказать. Было уже поздно.
— Кто ушел первым?
— Не знаю. Поль закрыл ставни. Он сидел за нашим столом. Мы выпили последнюю бутылку. Кажется, мы вышли вместе.
— Кто?
— Майор распрощался с нами на площади и пошел к себе на виллу. Шарло ночует в «Ковчеге», он остался. Мы с миссис Уилкокс направились к причалу, где оставили лодку.
— С вами был кто-нибудь из матросов?
— Нет. Обычно мы их оставляем на яхте. Дул сильный мистраль, и море было бурное. Марселен предложил проводить нас.
— Так, значит, он был с вами, когда вы сели в лодку?
— Да. Он остался на берегу. Должно быть, пошел в свою лачугу.
— В общем, миссис Уилкокс и вы — последние, кто видел его живым?
— Кроме убийцы.
— Вам трудно было добраться до яхты?
— Откуда вы знаете?
— Вы сказали, что море было бурное.
— Мы промокли до костей, и в шлюпке набралось на двадцать сантиметров воды.
— Вы сразу же легли спать?
— Я приготовил грог, чтобы согреться, а потом мы еще сыграли партию в джин-рамми.
— Простите, не понял.
— Это карточная игра.
— Который был час?
— Около двух. Мы никогда не ложимся рано.
— Вы не видели и не слышали ничего особенного?
— Из-за мистраля ничего не было слышно.
— Сегодня вечером вы придете в «Ковчег»?
— Возможно.
— Благодарю вас.
На минуту Мегрэ и м-р Пайк остались одни, и комиссар посмотрел на коллегу своими большими сонными глазами. У него было такое ощущение, что все это несерьезно, что надо было совсем иначе браться за дело.
Например, он охотно потолкался бы на площади, на ярком солнце, покурил бы трубку, глядя на игроков в шары, которые начали долгую партию; он охотно побродил бы по гавани, посмотрел бы, как рыбаки чинят сети, познакомился бы со всеми Галли и Моренами, о которых упоминал Леша.
— Я полагаю, мистер Пайк, что у вас следствие ведется по всем правилам, не так ли?
— Бывает по-разному. Например, из-за преступления, которое было совершено два года назад возле Брайтона, один мой коллега больше двух месяцев жил в деревенской гостинице, проводя целые дни на рыбной ловле, и каждый вечер пил пиво с местными жителями.
Об этом-то как раз и мечтал Мегрэ, и отказался он от этого именно из-за м-ра Пайка!
Когда вошел Леша, видно было, что он не в духе.
— Майор не захотел прийти, — объявил инспектор. — Он бездельничает у себя в саду. Я сказал, что вы просите его зайти сюда. Майор ответил, что если вы хотите его видеть, то можете сами зайти к нему распить бутылку вина.
— Это его право.
— Кого вы теперь думаете допросить?
— Никого. Я хотел бы, чтобы вы позвонили в Йер. Наверное, в «Ковчеге» есть телефон? Вызовите Жинетту из отеля «Пальмы». Передайте ей от моего имени, что я был бы рад, если бы она приехала поболтать со мной.
— А где я вас найду?
— Не знаю, право. Наверное, в гавани.
Мегрэ с Пайком медленно пересекли площадь; люди провожали их взглядами. Можно было подумать, что они глядят на комиссара с недоверием; на самом же деле они просто не знали, как подойти к знаменитому Мегрэ. А он, со своей стороны, чувствовал себя «чужаком», как здесь принято говорить. Но он понимал, что нужно совсем немного, чтобы у каждого из них развязался язык, может быть, даже слишком развязался.
— У вас не сложилось впечатления, мистер Пайк, что мы находимся где-то очень далеко? Смотрите! Там видна Франция, до нее двадцать минут на лодке, а обстановка здесь для меня такая непривычная, словно я попал в сердце Африки или Южной Америки.
Ребятишки бросали свои игры, чтобы поглазеть на них. Они дошли до «Гранд-отеля», откуда видна была гавань, и Леша уже догонял их.
— Я не смог дозвониться до Жинетты, — доложил инспектор. — Она уехала.
— Вернулась в Ниццу?
— Вероятно, нет, поскольку она сказала хозяину отеля, что приедет завтра утром и успеет на похороны.
Мол, шлюпки всех цветов, большая яхта «Северная звезда», загромождавшая гавань у острого выступа скал…
Люди глядели на приближавшийся к берегу катер.
— Это «Баклан», — проговорил Леша. — Значит, скоро пять часов.
Мальчишка, на фуражке которого было написано золотыми буквами «Гранд-отель», ожидал возможных клиентов, стоя возле тачки, предназначенной для багажа. Белое суденышко приближалось, рассекая воду, и Мегрэ скоро различил на носу ее женский силуэт.
— Наверное, Жинетта спешит встретиться с вами, — сказал инспектор. — Все в Йере уже, должно быть, знают, что вы здесь.
Любопытно было смотреть, как люди в лодке постепенно увеличивались, а контуры их прояснялись, словно на фотопленке. Особенно странно было узнать Жинетту в этой толстой, исполненной собственного достоинства женщине, одетой в шелка и размалеванной.
Но в конце концов, разве сам Мегрэ не был стройнее, когда познакомился с ней в пивной на площади Терн, и не испытывала ли она сейчас такое же разочарование, глядя на него с палубы «Баклана»?
Ей помогли сойти на берег. Кроме нее и Батиста, капитана, в лодке были только немой матрос и почтальон. Мальчишка в фуражке с галуном хотел взять ее багаж, но она сказала:
— В «Ноев ковчег»!
Жинетта направилась к Мегрэ и вдруг смутилась, возможно, из-за м-ра Пайка, с которым была не знакома.
— Мне сообщили, что вы здесь. Я подумала, может, вы захотите поговорить со мной. Бедный Марсель!..
Она не называла его Марселеном, как другие. Не разыгрывала глубокого горя. Это была теперь зрелая женщина, упитанная и спокойная, с чуть заметной, немного разочарованной улыбкой.
— Вы тоже остановились в «Ковчеге»?
Леша взял ее чемодан. Она, по-видимому, знала остров и шла уверенно, неторопливо, как женщина, страдающая одышкой или не привыкшая к свежему воздуху.
— Если верить газетам, он был убит потому, что говорил о вас. Вы этому верите?
Время от времени она с любопытством и тревогой поглядывала на м-ра Пайка.
— Можете говорить при нем. Это мой приятель, коллега из Англии, он приехал провести со мной несколько дней.
Она с очень светским видом слегка поклонилась человеку из Скотленд-Ярда и вздохнула, взглянув на пополневшую талию комиссара:
— А я изменилась, не правда ли?
Забавно было видеть, как она вдруг застыдилась и оправила юбку, потому что лестница была крутая, а Мегрэ поднимался вслед за ней.
Она вошла в «Ковчег», как к себе домой, и спросила самым естественным тоном:
— Найдется для меня комната, Поль?
— Придется тебе занять маленькую, возле ванной.
Потом она повернулась к Мегрэ:
— Вы не хотите подняться на минутку, господин комиссар?
Эти слова прозвучали бы двусмысленно в том доме, которым она управляла в Ницце, но здесь в них не было ничего особенного. Однако она неправильно поняла колебания Мегрэ, который из-за какого-то кокетства продолжал вести дознание, ничего не скрывая от м-ра Пайка. На мгновение на губах ее появилась почти профессиональная улыбка.
— Я ведь не опасна, вы знаете.
Странная вещь! Инспектор Скотленд-Ярда заговорил по-английски, может быть, из деликатности. Он сказал французскому коллеге только одно слово:
— Please[5].
Первой по лестнице поднималась Жожо с чемоданом.
Юбка у нее была коротенькая, и из-под нее выглядывали розовые трусики, обтягивавшие маленький зад. Видимо, это и побудило Жинетту снова оправить платье.
