Эхо былой вражды - Владимир Кузьмич Шитов

В последнюю неделю осени погода резко изменилась в худшую сторону. Наступившее похолодание сопровождалось шквальным ветром, дождем и снегом. Они навевали грустные мысли о слабости человека перед природой и неизбежности конца света.

Ветер, подорвав на крыше тюремной больницы несколько листов железа, со стоном и скрежетом хлопал ими по коробке здания, не давая возможности его обитателям ни думать, ни отдыхать.

В палате туберкулезного отделения, где из-за разыгравшейся стихии было довольно-таки прохладно, лежал длинный худой парень лет двадцати шести. Его когда-то синие глаза потускнели. Они бессмысленно взирали на побеленный известью потолок. Короткая стрижка темных волос делала его голову похожей на ежа. Высокий лоб, прямой нос, крутой подбородок… Плотно сжатые тонкие губы свидетельствовали о том, что парень не намерен ни с кем откровенничать и вступать в беседу.

Думал ли Юрий Иванович Серских, имевший кличку Бунтыл, что жизнь в юные годы лягнет его лошадиным копытом в голову? Конечно же, нет. Возглавив банду подростков, он около двух лет терроризировал жителей своего города, занимаясь бандитизмом и убийствами. Если бы это делали совершеннолетние преступники, то главарь банды не ушел бы от расстрела. Бунтылу же его «подвиги» обошлись в десять лет лишения свободы. Кореши получили такие же и меньшие сроки.

Оглядываясь назад, он понимал сейчас, как бессмысленно и жестоко они поступали со своими жертвами. Однажды, убив мужчину у туалета в городском парке, они обнаружили в кармане брюк своей жертвы всего лишь пять рублей. Беременной женщине палкой давили на живот с целью удовлетворения своего любопытства: хотели посмотреть, как из нее будет выходить ребенок.

Закон защитил его жизнь предельной мерой наказания в десять лет лишения свободы. Большего наказания несовершеннолетним за их преступления не полагалось, тогда как сам он считал, что за свою бесчеловечность и жестокость они с друзьями заслужили смертной казни.

Частые конфликты с себе подобными неуравновешенными подонками в зоне, драки, поножовщина, штрафные изоляторы подорвали когда-то богатырский, но еще не возмужавший и не окрепший организм Бунтыла. Сейчас, находясь в больнице с диагнозом «открытая форма туберкулеза», Бунтыл чувствовал, как его организм, тлея, сгорал, и уже видел на горизонте приближающуюся смерть. Сейчас он искренне сожалел, что в молодости по-глупому и по дешевке разбазарил свое здоровье, свое будущее. Он уже девять лет гнил в колонии. Безусловно, все в его жизни могло быть иначе, но понял он это слишком поздно.

Уже в колонии Бунтыл получил полное среднее образование, много читал художественной литературы, даже книги великих мыслителей, а также по философии, логике и все вообще, что только попадало ему в руки.

Впрочем, и без великих мыслителей он уже дал правильную оценку ошибкам своей молодости и из них сделал для себя надлежащие выводы. Теперь Бунтыл не пытался выяснять отношения с первым встречным, стал более сдержанным, рассудительным, осторожным при принятии того или иного решения.

Сказать, что он исправился или безоговорочно встал на путь исправления, было бы неправдой. Просто, находясь в НТК, он не видел цели и смысла для попрания закона. Его сейчас волновали более серьезные проблемы.

Ему хотелось бы вылечиться от туберкулеза. Но те уколы и лекарства, которые он терпеливо принимал, не давали надлежащего эффекта из-за низкой температуры воздуха в палате. Эта проблема для него сейчас была самой наболевшей. Из-за того, что он не мог решить ее, Бунтыл был зол и взвинчен. Его нервировали «больные», которые были завсегдатаями больницы, особенно на период холодов. Администрация ИТК и врачи шли на уступки авторитетам колонии, изъявившим желание отдохнуть в больничных палатах, чтобы не провоцировать их на организацию разных мелких диверсий, беспорядков, массового неповиновения зеков. Сейчас такие «больные» глушили наркотики, разный суррогат, чтобы не скучать в больнице и весело проводить время.

В другое время Бунтыл с охотой присоединился бы к ним и стал бы компаньоном их беззаботных оргий, но состояние его здоровья было настолько плохим, что подвергаться воздействию наркотиков или спиртного было бы самой настоящей глупостью: они окончательно свели бы на нет действие лекарственных препаратов.

Присутствие лежбольных в тубпалате Бунтыла вроде бы и не касалось. Но его удивляло, что здоровые люди, симулируя туберкулез, не понимают, что могут и в самом деле подхватить это заболевание. Тому уже был пример одного терапевта, который от своих пациентов заразился туберкулезом.

«Как можно вот так безразлично и наплевательски глупо относиться к своему здоровью?» — резонно думал он, уже забыв о том, что сам в юности глупо и необдуманно испортил себе жизнь.

Начальник ИТК подполковник внутренних дел Грибоедов и начальник отряда капитан Пашкун изучали личные дела заключенных, которых можно было рекомендовать судье и прокурору на условно-досрочное освобождение из ИТК. Постепенно очередь дошла и до Серских Юрия Ивановича.

— Что скажешь в отношении Бунтыла? — спросил у капитана Грибоедов.

— Серских за время содержания у нас в колонии попортил мне крови на целый пуд. Но последнее время остепенился, присмирел, — ответил Пашкун.

— Неужели исправился?

— Доконал его туберкулез. А жить, видать, хочет, вот и взялся за ум. Но устрица еще та, так и жди. что выкинет какой-нибудь фортель.

— Так, значит, на досрочное освобождение предлагать не будешь? — отодвигая от себя дело Серских, бесстрастно поинтересовался Грибоедов.

— Почему же? — возразил Пашкун. — Наоборот, хочу как можно быстрее избавиться от него, пускай подыхает на свободе, а не у нас.

Вновь взяв дело Серских, Грибоедов углубился в его изучение, а потом заметил:

— Ему париться у нас еще целый год.

— Мне такой работяга в отряде без надобности. План выработки спускается на всех зеков. На доходяг никакой скидки нет, поэтому мне такой балласт не нужен.

— А после освобождения не преподнесет ли он нам какого-либо шухера?

— В течение года он будет падать от тяжести своей тени, а как далее поведет себя на свободе, если не умрет от туберкулеза, прогнозировать не буду.

— Ну что ж, будем считать, что ты меня уговорил. Не можешь мне объяснить, почему у него такая чудная кликуха — Бунтыл?

— Расшифровывается она примерно так: Бунтующий против тебя и меня, то есть против нас.

— Такого бунтаря и освобождать жалко, тут бы и похоронили, пускай бы выступал против нас на кладбище, а мы его в люди собрались выпускать.

— С ним у