Ярчук видел, что Марина уклоняется в сторону от темы.
— Так, говорите, когда густо, а когда пусто. Как это у него получалось?
— Это уж я не знаю, в мужские дела никогда не встревала. Да и они меня не особенно допускали…
— Они?
Марина настороженно глянула на Ярчука.
— Ну, дружки его, приятели. Сотрудники, как говорится. Закроются в зале, — Клим вспомнил, что залой в этих краях называлась большая комната. — Курят, спорят себе за что-то там. Не нравилось мне это.
— Почему же?
— Допытливый какой! Не нравилось и все. Где дружки, там пьянка, кто ж этого не знает. Человек от семьи отстает…
Она явно заминала разговор, косясь на открытую в комнаты дверь.
— Ну что ж, спасибо за ваш приход, хоть и не стоило беспокойства. Если что там еще…
Клим понял, что больше ничего не выжмешь из этой престарелой наседки.
— Как бы мне поближе пройти к станции? А то, пока вас нашел, чуть не заблудился.
— До станции? — заторопилась толстуха. — Тут две минуты ходу, через грузовой двор. Там лаз есть такой в стене…
Она стала было объяснять, но тут из двери неслышно выступила темноволосая девушка лет восемнадцати, востроносенькая и сероглазая. Клим не зря предполагал, что в доме есть еще кто-то.
— Нина, ты чего… — начала досадливо Марина. Но девушка уже протянула руку Климу.
— На правах дальней родственницы, простите, что подслушала. — Нина искрилась смехом, это было веселое, лукавое существо. — Идемте со мной, я как раз в ту сторону.
И — матери:
— Отнесу конспект Лене Швыдченко.
— Дочка, ты ж недолго…
Марина смотрела им вслед. Очевидно, в ее жизни, богатой разочарованиями, дочь была единственной отдушиной. Да и визит Клима выбил ее из колеи.
Клим и девушка шли по песчаным безлюдным улицам. Нина искоса взглядывала на юношу.
— И куда же вы поступаете? — спросил он наконец.
— А вы догадливый! В радиотехникум. А мама думает — в торговый. Она ни про что другое и слышать не хотела.
Еще бы, подумал Ярчук, у человека с таким практичным складом…
— Но ведь она узнает когда-нибудь.
— Конечно. Только я ее подготовлю. Вообще, она мне все простит.
Клим в этом не сомневался. Они уже шли грузовым двором.
— А ничего, что я слушала ваш разговор?
— Ничего… постфактум.
— Как это?
— Ну, после дела.
Нина рассмеялась. Смутить ее было делом нелегким. И тут же перешла на серьезный тон.
— Мать вам не все сказала. Она Ярчука не совсем потому бросила, что он закладывать стал с дружками. Он пил не больше других прочих. А мама его, я так думаю, любила…
— Не может быть!
Эти слова вырвались у Клима непроизвольно. Девушка остановилась.
— А вот может! Вы думаете, она всегда такая была? Карточки видели, где она в молодости? Она хотела вернуться к Ярчуку, я знаю… когда мой отец уехал во Львов. А он ей не разрешил. Он ей сказал, знаете что?
— Нет, конечно.
— Он ей сказал: «Марина, не вяжись за мной, я должен сам за себя отвечать. За других не могу».
— Наверное, как раз тогда он мало зарабатывал.
— Мало зарабатывал? — Нина подняла тонкие брови. — Зарабатывал он всегда — дай бог каждому. И нам перепадало. Куда только деньги девал…
— Тогда в чем же дело?
— В том дело, что там был один такой тип… фамилию забыла, мать знает, а не скажет ни за что. Он ее запугал.
— Вспомни, Нина, это очень важно.
Клим незаметно для себя перешел на «ты».
— Что-то вроде Попов… Бобков… Нет, сейчас не вспомнить… Данков, что ли….
— Может, спросишь у мамы?
— Она не скажет. Она и так боится, что я вам все это скажу — я же видела. А мне Ярчук всегда нравился. И вы на него похожий.
Они подошли к краю платформы. Гигантская сортировочная станция погромыхивала составами, по виадуку под путями несся поток машин. В закатном небе дрожало марево над трубами ТЭЦ — будто многотрубный крейсер плыл за домами.
— Так что ж, не вспомнила?
— Нет. Это так не бывает: захотел — вспомнил. Завтра, послезавтра само выплывет. Тем более, память у меня девичья…
Нина опять смеялась. Из-за составов ходко выбежала электричка и, посвистывая изредка, приближалась к платформе.
— Так как же я узнаю об этом?
— Я напишу. Адрес Ярчука я с детства помню.
— Договорились, Нина.
— Ну, будьте здоровы. Привет от меня соседским двойняшкам.
— Передам.
Нина, прикрывшись ладошкой от закатного солнца, махнула Климу тетрадкой и сбежала со ступенек платформы.
Было уже почти темно, когда Ярчук сошел с электропоезда: жидкая цепочка попутчиков брезжила во мраке. Темень была вполне августовской, предосенней. Люди шли цепочкой вдоль колеи.
— Аж рясно от звезд, — сказал кто-то впереди. Клим начал уже привыкать к этому говору, образованному слиянием русского и украинского. На ходу он суммировал итоги. Выходило не густо.
Фарцовые имеют какую-то ниточку, надо бы не спугнуть. Марина, чувствуется, знает что-то важное, но не хочет говорить, одна надежда на дочь… Этот инвалид с машиной — может ли быть какая-нибудь связь? Во всяком случае, не мешало бы выяснить… А Губский! Интересная личность, этот Губский. И такой человек — отец Тони…
Зарево от близкого города стояло на дороге. Попутчики разошлись по своим улицам, в густых садах сквозь листву брезжили окна, слышно было, как телевизоры на всю округу рассказывали о делах в Китае. Ярчук, задумавшись, подходил к кленовой рощице, отделявшей шоссе от его квартала. От ствола отделилась фигура в светлом пиджаке или в рубахе навыпуск — трудно было понять впотьмах. «Ага, местный полусвет», — сообразил Клим.
— Закурить найдется? — традиционно начал «пиджак». Тут же из тьмы безмолвно выдвинулся еще один, пониже ростом. Свет от дальнего фонаря бил в глаза, мешал рассмотреть их как следует.
— Минутку…
Ярчук поднырнул под ветку и оказался на другой стороне дорожки. Теперь эти двое были освещены, а он ушел в тень. Правда, сзади, помнится, был забор, это блокировало отступление, в случае чего.
— Пардон, ребята, кончились сигареты. Нету.
— Вот так? Кончились? А ну иди сюда!
Светлый попытался схватить его за руку. Коренастый переместился на средину тропки.
— Спокойно, друзья, я вас не трогал.
— Зато мы тебя трогаем. Зачем шаришь в наших местах?
Клим на слух прикидывал, где у «пиджака» челюсть. Второй медленно и все так же безмолвно подтягивался ближе. От него несло сивухой.
— Тебе тут не понравится, — вдруг выдал он басовитым шепотом. — Тут новеньких не любят… с длинным шнобелем, им бывает плохо. Канать отсюда надо, мальчик.
По-видимому, это была наигранная комбинация: коренастый попытался захватить Климу локти сзади, а светлый сделал два резких свинга, целя Ярчуку в голову. Клим отшатнулся, прижав коренастого к забору, и правой ногой без замаха жестко ударил «пиджака» в лицо.
— Ах, сука, — «пиджак» отвалился, закрывшись.
Крепыш, между тем, сопя, ломал Ярчука, хватка у него и впрямь была бульдожья. Клим изловчился, высвободил правую и саданул локтем туда, где, по его расчетам, находилось солнечное сплетение. Хватка ослабла, но тут «пиджак», все еще бывший в гроги, уцепился Ярчуку в ворот. Особого вреда он теперь причинить не мог, но сковывал, и Клим ударил его ребром ладони по уху, тем временем второй (у него, таки, были повадки удава) снова попытался облапить его сзади. Наконец Клим вывернулся, но получил страшный удар по ребрам, и второй скользящий, по скуле. Отпрыгнул на дорожку. Светлый стоял на карачках, глухо матерясь, а коротыш подбирался к нему темной массой.
«Пока без ножей», — мелькнуло у Ярчука. Снова будто ожило его темное отрочество на Щепихе. Коренастый рванулся вперед, и лишь только он раскрылся, Клим пустил в ход свой правый снизу. Тренер команды ГОКа остался бы доволен своим средневесом; коротыш, обхватив ствол клена, медленно сполз на землю. Тяжело дыша, Клим заправил порванную у ворота рубаху.
— А теперь дай на твою морду взглянуть.
Тусклый огонек зажигалки осветил испитое лицо «пиджака», из уголка рта сбегала слюнявая красная дорожка, и даже при этом тусклом свете видны были крупные веснушки, усеявшие щеки. Он, раскорячившись, сидел на траве и отплевывался. Второй уже встал и, пошатываясь, все так же молча сопел возле клена. Когда Клим осветил его чернявую, цыганского типа физиономию, коротыш попытался выбить зажигалку.
— Реакция у тебя плохая, приятель. Бормотухой злоупотребляешь?
— Пошел ты…
— Не груби, а то мы опять поссоримся. Так что там говорилось о ваших местах?
Оба налетчика угрюмо молчали.
— Могу дать вам совет, аматоры. Надо вам метить ваши места, как кобели это делают. Поднимай ногу и каждый кустик меть. Тогда псы, вроде вас, сразу поймут, где чье. А с людьми я вам связываться не советую. Вы до них не доросли.
