Жору я почти не знала. Так, сталкивались во дворе мимоходом, здасьте-здрасьте. Слушая его тираду, удивилась – до какой же степени бывает обманчива внешность. Ну кто бы разглядел за ширмой профессорских очков и интеллигентских залысин приверженца домостроя?
– Я заходила к вам, да не застала, – с подобающим истинной женщине смирением молвила я и жестом пригласила его войти.
– Да я на минутку, – отказался он, – ты, говорят, Иркой интересуешься?
– Угу, – неопределенно пожала я плечами.
– Правильно делаешь. Я и милиции так сказал – эта дамочка та еще. У меня к ней у самого интерес был. Не подумай плохого. Но сама посуди, я человек семейный, в квартире две девки малые, а за стеной форменный Содом и Гоморра.
– Разве? А Валентина говорит, что вроде все в порядке было.
– Слушай больше. Валентина сама одинокая, свечку не держал, но электрик к ней постоянно шастает. А проводку, между прочим, совсем недавно всему дому меняли. Чего бы ему шастать?
– К Ире шастал?
– К Ире.. К Вальке! А к Ире не шастали, сама небось знаешь, на каких машинах подкатывали. Ну да ты мне зубы не заговаривай, я ж про другое сказать хотел. Аккурат той самой ночью, ну когда ее… того… я бессонницей маялся. И чаю с молоком выпил, и таблетку валерианы, а не спится. И кобель воет и воет, как оглашенный. В общем, думаю, подышу воздухом. Открыл балкон, сел на ящик из под пива и сижу. Полнолуние, тишина. Недаром говорят, что в полнолуние нечисть всякая во власти. Веришь ты в это? А?
– Не знаю даже.
– Вот и я не знаю, но говорят. Стали бы понапрасну говорить, а? Минут пяти до двух, я так думаю, не доставало, послышался скрип. Легонько, будто кто тихо-тихо на соседнем балконе дверь открывает. Я сижу. Думаю, ну мало ли, что там какое. Мне то что? Может, Ирка покурить вышла или ветер. А самому, не поверишь, страшно сделалось. Я в детстве так бабая не боялся, как мне нехорошо стало.
– И что же дальше? – с недоверием спросила я Жору.
– Дальше шелест и словно сквозняк пронесся – птица от нее вылетела. Ворона эта ее белая.
– И что?
– Улетела!
– Ну и?
– Ой, ну точно бабы тупые. Да если птица улетела, значит ее кто-то выпустил! Она ж в клетке у нее была.
– Может, Ира сама выпустила?
– Два часа ночи было! Ты слушаешь? Нет? Мертвая она в это время была.
– Но… Может, она заранее ее отпустила?
– С какой же стати? У нее там кругом мебеля белые да ковры. А ворона гадит. С какой же стати она ее выпустила? – Жора зловеще покрутил глазами, и уже выходя за порог, бросил – если только она заранее не знала, что жить ей осталось всего ничего. Бабы, они как кошки, чуют.
Уф. Очень странный свидетель. Отчего то я ни секунды не поверила в то, что Жора маялся бессонницей. Такие не маются. Шпионил за соседкой? Следил? С какой это радости пришел ко мне сам? Захотелось поделиться увиденным? Или запутать следы?
Лариса – удивительная женщина. В нашем безумной мире, в этом сумасшедшем городе, где каждый третий явных псих, а каждый второй скрытый, она похожа на цветущий остров спокойствия. Так невозмутимы и терпимы бывают по настоящему благополучные люди. И финансы здесь не при чем, хотя и с ними у нее все было в порядке. Просто Лариса была довольна собой и окружающими. Ее все устраивало, все ей нравилось. Она легко прощала людям слабости и когда, например, ей хамили в магазине, она лишь недоуменно пожимала плечами и великодушно улыбалась. С ней было легко.
С Лешкой они дружили давно, с каких-то незапамятных студенческих времен. Потом вместе начинали работать, но и когда их профессиональные пути разошлись, не потеряли друг друга из вида. Часто перезванивались, делились случаями из врачебной практики. Порой встречались, чтобы поболтать за жизнь. В их отношениях не было и намека на флирт и Лешка охотно брал меня на рандеву с приятельницей. Но пару раз составив им компанию, я потеряла интерес к встречам на троих. Слушать несколько часов кряду о последних новинках в области фармакологии или способах купирования абстинентного синдрома было выше моих сил. Несколько раз Лариса заходила к нам домой. Как-то, не застав Лешку, осталась выпить кофе и мы разговорились на общечеловеческие темы. С той поры время от времени болтали по телефону, но особой близости между нами не было.
Мне кажется, она всегда посматривала на меня чуть свысока, но я прощала ей этот взгляд. Во-первых, она была старше, во-вторых, в этой снисходительности не было ровном счетом ничего обидного. Такое отношение к близким и далеким вообще свойственно врачам. По сравнению с простыми смертными, они немного Боги. Кто, кроме них, так близко стоит к жизни и смерти?
О ее личной ситуация я почти ничего не знаю. Да и Лешка, похоже, знает немного. К себе в гости она не приглашала, с мужем не знакомила. Мы знали про него лишь то, что он есть, что зовут его Гена и что у него и Ларисы все в полном ажуре. Правда, детей нет. Но какие ее годы, до 45 лет вполне можно стать мамой. А ей всего то сорок.
К встрече я подготовилась тщательно. Приоделась, навела относительный порядок на голове. Не хотелось ударить в грязь лицом перед ухоженной и даже холеной Лешкиной подругой. Тем более, она прилетела из далекой Канады, и это еще больше приподнимало ее в моих глазах. Лешкина стажировка, кстати, была целиком ее заслугой. С коллегами из Торонто она работает уже не первый раз. И вот решила вытащить моего милого. После того, как частная клиника, принадлежащая Алексею, рухнула, он пребывал в легкой меланхолии. Недостатка в клиентуре не было, но ему не хватало размаха, масштаба.
* * *
– Замечательно выглядишь! – Лариса легко коснулась губами моей щеки. Повеяло горьким ландышем, весенней свежестью.
Я без утайки рассказала ей все. Не знаю, посвятил ли ее в курс проблем Лешка, но будем надеяться, что он простит мою болтливость. Мне нужен был сейчас взвешенный анализ происходящего и лучшего помощника, чем Лариса, тут не найти.
– Странная история, что и говорить, – внимательно глядя на меня, прокомментировала женщина услышанное.
Пока я по второму кругу рассматривала десяток снимков, она медленно пила кофе и молчала.
Плохого качества фотографии были сделаны, скорее всего, скрытой камерой. Но женщина как две капли воды была похожа на меня. А мужчина, если мне не изменяет память, на Генриха. Хотя тут мне трудно было выступать в роли эксперта, я его толком и не видела никогда. На первый взгляд фотографии казались настоящими. Они запечатлели моменты откровенной любовной игры, смотреть на которые мне было мучительно стыдно.
– Ларис, я не делала этого. Веришь?
– Настенька, если бы я не знала тебя, я бы не поверила.
– Но ты же меня знаешь?
– В той степени, чтобы все-таки поверить.
Какое то время она смотрела на меня серьезно и немного печально, как смотрят на обреченного больного, но потом быстро взяла себя в руки, улыбнулась. Лариса была добрым, но очень сдержанным человеком. Ее эмоции почти никогда не становились достоянием окружающих, а чувства она, казалось, и вовсе хранила под тремя надежными замками и доставала только в приватной обстановке. Рядом с ней мне было всегда немного неловко проявлять себя слишком явно, приходилось шифроваться под светскую даму. Видимо, мы были продуктами разных культур, разного воспитания. Но это не мешало нам находить общие точки соприкосновения. Лешка говорил, что Лариса – тот человек, который всегда готов прийти на помощь, в любое время суток. Я искренне надеялось, что это распространяется не только на него.
– Насть, не переживай так. Думаю, во всем мы разберемся. Я, конечно, не одобрила поведение Алексея. Честно говоря, такого предательства с его стороны не ожидала, чтобы он вот так огульно обвинил тебя во всех грехах.
Лешка обо всем ей рассказал? Меня слегка корябнуло это. Но разве я сама только что не сделала это?
– Да ладно, чего уж там, – я пожала плечами. Ну отчего окружающие, даже такие тактичные и тонкие как Лариса, непременно норовят высветить фонариком беспристрастности все минусы твоего близкого человека? Можно подумать, я кого-то просила оценивать поведение Лешки. Я лишь просила помочь разобраться!
–Теперь он и сам уже в это не верит, – с вызовом глядя Ларисе в глаза, сказала я, – все-таки с сайтом совсем глупо вышло. Кому пришла в голову такая нелепость?
– Вот именно, что нелепость, – твердым голосом поддержала меня Лариса, – какой то топорный ход. Если это твой недоброжелатель старается, то он делает серьезные просчеты. Ты… ты уверена, что это не твой бывший любовник? Генрих его зовут, да?
– Уверена! Он, Ларис, мамой поклялся. Это святое.
– Хм… насчет мамы… Чем он клялся? Ее здоровьем? А ты не уточнила, она еще жива?
О е-мое! Если нет ума, то откуда ему взяться? Ну почему, почему я не подумала об этом? Старушке девяностно лет! Было года два тому назад.
* * *
Но выяснить, жива ли престарелая мама, в этот день так и не успела. После Гришкиного звонка личные проблемы отодвинулись.
