Глава 4
Утром позвонил в Москву. Через справочную нашел телефон института имени Ганнушкина. Опасения Ирины не подтвердились. Мария Васильевна продолжала заведовать отделением. Лену она тут же вспомнила и, хотя среди своих пациентов столь тяжелых больных не держала, сразу согласилась принять. Отделение профессора Пучковой занималось подготовкой выздоравливающих к выписке и адаптацией их к предстоящей жизни среди здоровых людей.
В девять утра они везли Лену в Москву в санитарной машине. Женщина не узнавала ни Олега, ни дочку. Она сидела на лежанке и всю дорогу тихо раскачивалась из стороны в сторону. Ира на маму старалась не смотреть. Она отвернулась к окну, чтобы Голенев и санитары не заметили ее слез.
В три часа дня прибыли на место. Теперь в психиатрическом институте имелось коммерческое отделение, и Голенев щедро оплатил лечение Лены и уход за ней. Пришло время расставаться. Ира со слезами на глазах пронаблюдала, как два санитара увели маму за железную дверь приемного покоя:
— Олег, ну за что мамочку так Бог наказывает?
— Все будет хорошо, дочка. — Обняв за плечи, попытался успокоить ее Голенев. Но результат получил обратный. Ира оттолкнула его и зло воскликнула:
— Какая я тебе дочка?! Ты же прекрасно знаешь, что мой настоящий отец погиб.
— Прости, Ира, я совсем не хотел тебя обидеть. — Растерялся Олег.
— Больше никогда не называй меня дочкой. Обещаешь?
— Обещаю, если ты просишь.
— Да, я прошу. Пойдем отсюда. Здесь тошно.
— Пошли.
Она взяла Олега за руку и решительно вывела на улицу. Шагая рядом с ним, вытерла слезы, и вдруг улыбнулась:
— Я знаю, мама скоро поправится. А этого мне совсем не жалко. Он баба.
— Ты о ком? — Не понял Олег.
— О Трофиме, о ком же еще?
Голенев возразил:
— Я очень мало знал твоего отчима, но мне показалось, пока он не пил, был вполне приличный парень. А я много разных мужиков повидал.
— Он трус. Он Маку боялся. Ты ее любишь? — Олег не знал, что ответить и достал расческу. — Ладно, не отвечай. Я тебя хочу попросить об одной вещи.
Он собирался сказать «проси, дочка», но вовремя спохватился:
— Слушаю.
— Обращайся со мной как с взрослой девушкой. Мне двадцать два года, я уже не ребенок. — Потребовала Ира и снова насупилась: — Я что, совсем не красивая?
Олег возмутился:
— С чего ты взяла? Я тебе еще вчера сказал, что ты очень красивая.
Она тут же повеселела:
— Тогда изволь за мной ухаживать.
— Пожалуйста, но как?
— Не знаю. Можешь пригласить меня обедать. Я есть хочу. Я сутки не ела.
— А почему вчера дома не поужинала?
— Не хотела.
— Хорошо, где ты хочешь обедать? Ты же у нас москвичка, а я житель провинциальный. Ничего у вас в столицах не знаю.
Ира вышла на проезжую часть и остановила машину. Они уселись на заднее сидение.
— Везите нас на Арбатскую площадь. — Бросила она водителю, и когда машина тронулась, положила голову Олегу на плечо: — Если б ты знал, как я по тебе соскучилась.
— Я тоже соскучился, моя девочка.
— Ты не так. — Она тяжело вздохнула. Они выехали на Садовое кольцо, и он почувствовал, как она дрожит:
— Что с тобой, Ирочка?
— Маму жалко. Помнишь, когда ты привел ее к бабе Вере с дедой Павлом, она мне родинку на плече показывала? А я, дура детдомовская, не могла поверить, что родную мать вижу. — Ира горько расплакалась. Олег достал платок, вытер ей глаза, нос и щеки:
— А говоришь, взрослая. Не плачь, эта тетка маму вылечит.
— Да, профессорша хорошая. Мама мне про нее много рассказывала. Когда она первый раз из больницы выходила, профессорша ей даже денег дала. Представляешь, какая баба!
— Нормальный человек. — Ответил Голенев. Он в поступке доктора ничего удивительного для себя не видел.
— Ты сам маленький. У тебя все люди хорошие, а они в основном гады. Когда хорошего человека встретишь, это праздник. Вот ты — мой праздник. — Она неожиданно сжала ладонями его голову, повернула к себе и долго поцеловала. Олег замер. Оттолкнуть девочку он не мог и не хотел, и пришел в совершенное замешательство. Она прервала поцелуй и отвернулась к окну:
— Теперь ты знаешь, что я тебя люблю. Понял, папочка?
— Ты сама не понимаешь, что творишь?
— Я все прекрасно понимаю. Сколько можно играть в ребенка и взрослого дядю? Я про тебя ночи напролет мечтаю. Не дождусь когда увижу, а ты «дочка»… — И она рассмеялась: — Может, ты дурак?
Машина остановилась. Ира посмотрела в окно и увидела ресторан «Прага»:
— Приехали, папочка. Выходи. — Она взяла его под руку и повела по Старому Арбату. Олег шагал, пытаясь осмыслить, что происходит и вспомнил Тоню. Только рядом с ней он чувствовал нечто похожее. Но он тогда был молод, и все было закономерно и естественно. А это еще совсем девочка, целует его, признается в любви. Кошмар какой-то. Но этот кошмар ему нравился, только поверить и осознать происходящего он не решался. Уж слишком все произошло неожиданно. Но с другой стороны, он еще в прошлом году, когда Ира приехала в Англию, ощутил необычайный внутренний подъем. Казалось, что его дом стал светлее и наполнился праздником. И как он тосковал, когда она уехала. Вполне возможно, что он сам уже несколько лет испытывал к девушке вовсе не отцовские чувства, только не мог понять этого или не хотел признаться в этом даже самому себе.
Они шли сквозь строй художников, предлагающих прохожим свои услуги. Она узнала полного лысоватого шаржиста и потащила Олега к нему:
— Нарисуй мне этого мужика, да посмешнее. — Приказала она творцу и поставила перед ним Голенева, предварительно повернув к свету.
— Что ты задумала?
— Сейчас поймешь, — и звонко рассмеялась.
Художник старательно штриховал шарж на бывшего афганца, но ничего особо смешного не получилось. Только когда он пририсовал к голове натурщика маленькие кривые ноги, Ира наконец улыбнулась.
— Халтурите? Я тут однажды видела, как вы умеете по-настоящему. — Пристыдила она мастера.
— Девушка, все зависит от натуры. Ваш кавалер не дает повода. В нем все как-то слишком правильно. Ну, нечего утрировать. Так что не обижайтесь. Не нравится, можете не платить.
Ира полезла в сумку:
— Сколько?
— Пятьсот. Но я еще раз говорю…
Она не стала слушать, бросила деньги в его чемоданчик и потянула Голенева дальше.
— Девушка, а рисунок?
— Оставь себе.
Олег только через двадцать метров сообразил, что произошло, и остановился:
— Почему ты за меня платишь?
— Не приставай, я плачу за свои удовольствия. Нам сюда. — И она потянула его в подвальный ресторанчик. Они уселись за тот же столик, за которым она сидела с Владимиром: — Знаешь, почему я тебя сюда привела? — Он, естественно, не знал. — Потому что я здесь одному ухажеру призналась, что люблю тебя. Мужик был приличный, даже красивый. И всего на пару лет тебя старше. Он меня и научил заказывать тут шашлыки по-карски. Мы сейчас их будем есть. Ты посиди, официант появится, скажешь ему, чтобы принес две порции шашлыков, зелень и сыр. И жди меня.
— А ты куда?
— Я в туалет. Хоть глаза подкрашу. А то сижу дурочка зареванная.
Олег кивнул, как китайский болванчик, и продолжал пребывать с лицом человека, который проглотил живую змею или выпил стакан скипидара.
— Выбрали? — Спросил официант, приготовив блокнот и ручку.
— Что? — Не понял Олег.
— Заказывать будете, или спутницу подождете?
— Принеси бутылку коньяка.
— А закуску?
— Потом.
Официант подозрительно оглядел странного клиента, удалился, но бутылку принес быстро. Голенев налил четверть стакана и залпом выпил. Ира вернулась, напудрив щеки и подкрасив ресницы:
— Заказал?
— Еще нет.
— А почему бутылка на столе?
— Бутылку заказал.
— И уже выпил?
— Немного.
— Вот что, папочка, или это последняя рюмка в твоей жизни, или я тебя убью собственными руками. Выбирай?
— Кажется, я хочу жить. — Ответил Голенев и вдруг расхохотался.
— Чего смеешься, папочка?
— Никогда не думал, что мной будут так мило командовать. И долго ты собираешься папочку дрессировать?
— Всю жизнь, — не задумываясь, ответила Ира: — А тебе не нравится?
— Нравится, как ни странно. Только несправедливо. Ты меня папочкой называешь, а мне тебя дочкой нельзя.
— Женщине все можно. А вы, мужики, как дети, вас надо всю жизнь воспитывать.
— Хорошо излагаешь. Заказывай свои шашлыки, я тоже есть хочу.
* * *
Они вышли из ресторана и, взявшись за руки, побрели в потоке туристов и московских гуляк. Перед ними вели верблюда, на котором восседал мальчик в ковбойской шляпе. Верблюд презрительно поглядывал на толпы вокруг и аккуратно переставлял ноги.
— Я полечу с тобой в Англию. — Сказала Ира. Она сказала это таким тоном, что возражать ей было совершенно бесполезно.
