Марко встал, шатаясь, и потянулся за стаканом. Импортуна загородил ему дорогу. Младший брат зарыдал и судорожно схватился за него, чтобы не упасть.
— Что вы надеетесь выведать у него в таком состоянии? — спросил Импортуна инспектора.
— Этого никогда не знаешь заранее. Но я не могу ждать, пока он протрезвеет, — ответил инспектор.
— Ну что ему может быть известно о смерти ДжуЛИО:
— Этого я не могу вам сказать, мистер Импортуна. Я как раз и хотел узнать у него об этом.
Пока шел этот разговор, Эллери воспользовался возможностью и не спеша рассмотрел мужчину в тренировочном костюме. Если Нино был коренастым и мощным, а Джулио — высоким и рыхловатым, то средний брат был изнеженным, почти худосочным и хилым. Его оливкового цвета кожа выглядела бледной, будто Марко никогда нс бывал на солнце. Вокруг рта наметились глубокие складки— явно от переживаний, а сосудики в глазах кое-где лопнули.
Видимо, Марко Импортунато в жизни очень сильно зависел от своего старшего брата и был к тому же явным невротиком. Эллери смотрел на его бледное, искаженное страхом и горем лицо, думая, что этот человек сейчас напоминает испуганного ребенка, готового спрятать лицо на груди отца. Это, впрочем, было минутное впечатление, не больше, и отнестись к нему следовало со всей осмотрительностью. Он перевел взгляд на Нино, ожидая увидеть на его лице выражение легкого презрения. И не ошибся. Нино Импортуна, как видно, был не из тех людей, которые уважают слабость, к тому же — проявленную их родными. Ои явно был неприятно задет.
Импортуна сделал знак Эннису, и секретарь снова подскочил, чтобы усадить Марко на стул. Сам Нино тем временем зашел за стойку бара, вылил из бокала большую часть виски, а ту малость, которая осталась, протянул брату. Марко судорожно проглотил содержимое бокала. Импортуна прошептал ему что-то на ухо, и он ответил кивком.
— Теперь он может говорить, — сказал мультимиллионер и взял у брата бокал.
— Мистер Импортунато, — взял быка за рога инспектор Квин, — помните, вам сегодня утром показывали золотую пуговицу с монограммой «М.И.»?
— Какую пуговицу?
— Инспектор Макай из манхеттенской полиции показывал ее вам, мистер Импортунато, и вы признали ее своей. Вспоминаете?
— О, конечно. Ясное дело! Пуговица была от моей куртки, в которой я хожу на яхте. Я так ему и сказал. Милый старикан. Только отвратительный дух у него изо рта. Передайте его друзьям, пусть они деликатно посоветуют ему последить за собой.
— Марко… — укоризненно сказал старший брат.
— Знаете, где была найдена эта пуговица?
Марко покачал головой.
— На полу библиотеки вашего брата Джулио.
— Вы этого мне не говорили!
— Можете объяснить, как она оказалась там, мистер Импортунато? И когда?
Міарко Импортунато не отвечал. Только моргал.
Инспектор Квин подошел к подкидной доске, подвинул ее и сел. Затем фамильярно хлопнул рукой Марко по волосатому колену.
— Я, пожалуй, погрешу против правил, принятых у нас в полиции, Марко — можно, я буду звать вас просто Марко? — и расскажу вам, что нам удалось выяснить относительно вашей золотой пуговицы. Вы слушаете, Марко?
— Да.
— Сначала мы думали, что именно вы были тем человеком, у которого вышла ссора с Джулио. И что пуговица оторвалась во время драки.
— Н-нет, — Марко почти энергично замотал головой.
— Но при более детальном обследовании мы обнаружили, что пуговица была не оторвана, а скорее всего отрезана ножницами. Из этого мы сделали вывод, что кто-то пытается свалить на вас убийство вашего брата. Понимаете меня, Марко?
— Конечно, понимаю, — с достоинством ответил Марко. — И знаете, что я вам отвечу? Ваше предположение просто смехотворно!
— Что вы хотите этим сказать?
— Я могу вам сказать, кто отрезал пуговицу с моей куртки.
— Можете? Кто же?
— Я сам.
— Вы?
— Чик — и готово. Отрезал маникюрными ножницами. Она еле держалась, и я не хотел потерять ее. Все-таки золотая. Импортунато всегда были бережливой семьей. У нашей семьи просто не было иного выхода. Нельзя швыряться деньгами, если их у тебя нет, правда, Нино?
Марко поглядел на брата.
Импортуна никак не прореагировал на его улыбку.
— Когда это случилось, мистер Импортунато? — спросил Эллери. — Когда вы отрезали пуговицу?
— Не знаю. Какой сегодня день? Вчера. Точно. Так и не собрался сказать Тибальдо, чтобы он пришил ее обратно.
— Тибальдо?
— Это его слуга, — пояснил Импортуна.
— Куда вы дели пуговицу, мистер Импортунато?
— А что я должен был с ней делать? — обиженным тоном ответил Марко. — Естественно, положил в карман. Что же еще? Как вы сказали, кто вы?
— Моя фамилия — Квин. В какой карман вы ее положили? В карман куртки, от которой отрезали ее?
— Да, сэр. Так точно, мой капитан!
— Куртка у нас, отец? Кажется, эксперты из лаборатории взяли ее с собой.
— Да, она в лаборатории.
— Мне надо было додуматься и осмотреть ее. Можно позвонить от вас, мистер Импортуна?
— В спальне моего брата есть аппарат.
— Вы позволите, мистер Импортунато?
Марко радушно закивал.
— Звоните хоть в Токио. Или куда вам угодно.
Несколько минут спустя Эллери вернулся, озадаченно
теребя себя за нос.
— В этом деле действительно множество сюрпризов, отец. Мне только что сообщили, что в левом кармане куртки небольшая дырка, совсем незаметная, но вполне достаточная, чтобы через нее могла выпасть пуговица.
Оба Квина обменялись взглядами, полными красноречия.
— Ох уж этот тупица Тибальдо, — сокрушенно покачал головой Марко. — Лучше б ты горел огнем, а нс шел служить в мой дом. О, слышали? Я и нс знал, что я поэт.
— Скажите мне еще вот что, — проговорил инспектор Квин. — Знаком ли вам ботинок, который мы увезли сегодня? Тот, спортивный?
— Можете оставить его себе, — великодушно предложил Марко. — И второй возьмите, чтоб была пара. У меня обуви больше, чем в двух обувных магазинах.
— Вам известно, что через подошву ботин. ка проходит глубокий разрез?
— Что значит — «вам известно»? Разумеется! Это произошло — когда же? А? Впрочем, неважно. Несколько дней назад.
— Что? — озадаченно спросил инспектор. — Что произошло несколько дней назад?
— Я хотел взять в Ларчмонт одну подружку — специально, чтобы ходить под парусом. Там у меня одна из моих яхт. Подружка приехала откуда-то из провинции, и я ездил встречать ее на вокзал. И что же? Я наступил там на идиотскую жвачку, которую выплюнул какой-то пачкун. Она приклеилась и совершенно свела меня с ума. Ну, я спустился в туалет, снял ботинок и взял у тамошней служительницы ножик. Когда я выковыривал резинку из углубления в подошве, лезвие соскочило — и раз — получился такой славненький разрезик. Чистая хирургия. Впрочем, вы видели сами. Точно.
— Почему же вы раньше не сказали нам о том, что вы отрезали пуговицу от куртки и сделали разрез на подошве? — проворчал инспектор.
— А вы меня об этом не спрашивали, — парировал сердито Марко. — Никто меня не спросил. Нино, дай мне еще выпить! Эти глупые вопросы уже встали мне поперек горла!
— Нет, — отрезал брат.
Что-то в его голосе заставило Марко стушеваться. Он заморгал в смущении и решил обратить все в шутку.
— Вам следует знать, что Нино — не любитель острых ощущений. Он во всем знает меру. Так, чуть-чуть иногда, и не больше. Такой уж у меня брат. Никто и никогда нс видел его пьяным. Чересчур хитер. А, Нино?
— Думаю, — сказал Импортуна инспектору, — что мой брат ответил на ваши вопросы. Вы задали их достаточно.
— Я почти закончил, мистер Импортуна.
— Я не хотел бы препятствовать вашей работе, но если вы будете продолжать в том же духе, мне придется пригласить нашего адвоката. Мне следовало бы, собственно, сделать это с самого начала. Вы видите, в каком состоянии Марко, инспектор. Для всех нас это был тяжелый день…
— Что? — вскричал Марко. — В каком это я состоянии?
Он, пошатываясь, встал и начал боксировать, размахивая костлявыми руками.
— Попробуйте только сказать, что я пьяница! Я выдержу любой тест на трезвость.
Импортуна сделал знак, и Питер Эннис снова подскочил, чтобы помочь ему обуздать расходившегося брата. Пока они успокаивали его и насильно усаживали в кресло, Квины воспользовались случаем и посовещались.
— Если Марко отрезал пуговицу, — негромко сказал инспектор сыну, — и сам случайно сделал разрез на подошве, то наша теория о том, что из него пытаются сделать козла отпущения, рушится, как карточный домик. Пуговица случайно выпала через дырку в кармане, а отпечаток ноги на пепле — законная косвенная улика. Учитывая сделанные признания, можно предположить, что Марко действительно был в библиотеке.
— Позволь мне и после всех этих несуразиц, которые здесь на нас обрушили, сомневаться в этом.
