– Выходит, только мы одни ничего не знали о ней, – заключил он, – остальным уже было известно об этом… Или стало известно в последние дни, после исчезновения бедняги.
– Ничего удивительного. В таком маленьком городке, как Томельосо, невозможно скрыть от жителей, что доктор ухаживал за учительницей, даже если они встречались по ночам, – категорично заявил дон Лотарио.
– От жителей, разумеется, нет. А вот от начальника муниципальной гвардии и его друга дона Лотарио можно.
– Потому что, Мануэль, мы с тобой давно вышли из того возраста, когда интересуются чужими романами. Мы заняты более важными делами.
– …Само собой… Странно только, почему вся эта история всплыла наружу в последние дни, после исчезновения доктора.
– Итак, – вмешался в разговор Мансилья, поскребывая свои бакенбарды, – для нас остается тайной, что произошло с доном Антонио после того, как он вышел из казино и, распрощавшись с нотариусом, отправился к учительнице.
– Нет, – с довольным видом возразил Мануэль, стряхивая пепел с сигареты, – для нас остается тайной, что стало е доном Антонио после того, как, возвратившись домой от учительницы, он зашел в ванную комнату, умылся, почистил зубы и снова куда-то ушел… или его увели.
– Признаться, Мануэль, вы уложили меня на обе лопатки. Не тем, что он возвращался домой, а тем, что заходил в ванную комнату и прочими подробностями…
– Так, значит, Мансилья, вам тоже известно, что он возвращался домой?
– Да, вчера, уже к вечеру, ко мне в полицейский участок явился один субъект, который работает в Алькасаре, а живет здесь, и сообщил, что после трех ночи видел, как дон Антонио вместе с каким-то мужчиной выходил из автомобиля на улице Толедо.
– Так, так… – подхватил Плиний, – кое-что начинает проясняться… Дон Антонио уходит от своей невесты около половины третьего, возвращается к себе домой, и тут кто-то заезжает за ним на своей машине и увозит на улицу Толедо. Вот отсюда и начинается тайна.
– Но прежде чем вы продолжите свои рассуждения, Мануэль, объясните, откуда вам известны все эти подробности насчет ванной комнаты и прочее?
– Дело в том, Мансилья, что его сосед Алиага, который живет прямо под ним, страдает бессонницей и каждую ночь слышит, как дон Антонио в определенный час идет в ванную комнату и умывается перед сном.
– Не иначе, Мануэль, вам помогает само провидение, а всеми вашими поступками руководит пресвятая дева Магдалена, – полушутливо заявил Мансилья и при этом почесал шею под высоким воротом своего свитера.
– Что ж, вам виднее. Как бы там ни было, но, если не возражаете, мы можем поговорить с этим Алиагой. А кто видел доктора выходящим в ту ночь из машины?
– Бернардино Лопес, железнодорожный служащий.
– Пожалуй, его тоже можно вызвать, если вы ничего не имеете против.
– Делайте как считаете нужным, Мануэль.
– Не как я считаю, а как считаете нужным вы, вернее, «полицейские силы, призванные заниматься уголовными делами», как говорит губернатор.
– Не придавайте его словам слишком серьезного значения, Мануэль. Губернатор, да, впрочем, и все они – перелетные птицы, а вы останетесь и будете здесь жить всегда.
– Легко сказать! Во всяком случае, я не намерен с ним связываться… Уйдет он или не уйдет, еще неизвестно, а пока что он меня доконает.
– Не делайте из этого трагедии.
– Тут уж ничего не попишешь, сие от меня не зависит… Да, простите, я вспомнил одну немаловажную деталь.
– Какую?
– Улица Толедо, где Бернардино Лопес видел доктора выходящим с кем-то из машины, пересекает улицу Сервера, где живет учительница Сара.
– Скорее всего это случайное совпадение, – заявил Мансилья.
– Вполне возможно, ведь наш городок небольшой.
– Достаточно большой, дон Лотарио. Во всяком случае, не следует сбрасывать со счетов данное обстоятельство.
Спустя полчаса после того, как Малесу послали за Алиагой, соседом дона Антонио, он явился в кабинет Плиния.
Алиаге давно уже перевалило за семьдесят, и был он настолько худ, – впрочем, таким он был всю свою жизнь, – что одежда висела на нем как на вешалке, а когда он садился, брюки вздувались колоколом, обнажая ужасающе тощие лодыжки. Бледность его остроконечного, как клин, лица и непомерная худоба компенсировались живостью его характера, хотя говорил он всегда очень тихо и вид у него был довольно унылый.
Мансилья в отличие от Плиния и дона Лотарио, давно уже привыкших к худобе Алиаги, откровенно таращился на него, не скрывая своего изумления.
Ответив на предварительные вопросы Плиния, Алиага на свой лад объяснил, откуда ему известны привычки доктора.
– Я, как вам известно, всю жизнь сплю не больше трех-четырех часов. А потом отсыпаюсь по утрам. Ночью же я бодрствую, лежа в постели, и, разумеется, прислушиваюсь к звукам, которые доносятся до меня из соседних квартир… Дон Антонио живет прямо надо мной. Каждую ночь около трех часов он идет перед сном в ванную комнату и, судя по журчанию воды, умывается и чистит зубы. Затем укладывается спать, и до меня доносится стук падающих на пол ботинок, когда он разувается, и даже скрип кровати, когда он ворочается.
– Над вашей спальней находится его ванная комната или тоже спальня?
– Половина на половину, судя по звукам, которые до меня доносятся.
– Значит, в ту ночь все было как обычно: он пошел в ванную комнату, пустил воду из крана, умылся, почистил зубы и снял ботинки?
– Нет, сеньор, я этого не говорил. Я слышал только, как он пошел в ванную комнату, умылся, почистил зубы… Но я абсолютно уверен, что он не снимал с себя ботинок, если, конечно, не переобулся в домашние туфли раньше.
– Ясно. А вы не слышали приблизительно в это же время чьих-нибудь шагов на лестнице или как спускался или поднимался лифт?
– Нет, лестница находится довольно далеко от моей спальни. Я слышал только то, о чем сказал.
– А шум отъезжающей машины или что-нибудь похожее на это?
– Видите ли, – ответил он, поглаживая лысину, венчавшую его белое как мел чело, – я не обращаю внимания на уличные звуки.
– И пока вы не заснули, наверху не раздавались больше шаги?
– Нет.
– Как вы думаете, что могло случиться с доном Антонио?
– Представления не имею. Но вряд ли кто-то мог совершить насилие над таким человеком, как он.
Прощаясь, Алиага застегнул пиджак на все пуговицы, и его страшная худоба стала еще очевиднее.
– До чего же он тощ! – сказал Мансилья, когда тот вышел.
– Самый худой в нашем городе.
– И с женитьбой ему не повезло. Сразу же после свадьбы его жена заболела и спустя несколько дней умерла, – заметил дон Лотарио.
– Отчего?
– Наверное, увидела, какой он тощий, и не вынесла такого удара, – ответил Плиний.
– Ее можно понять, – согласился Мансилья.
Бернардино Лопес явился в кабинет Плиния только во второй половине дня.
– Прошу извинить меня за опоздание, но, когда за мной пришли, я был в кооперативе. Теперь я всецело в вашем распоряжении.
Бернардино всегда улыбался, во всяком случае, создавалось именно такое впечатление. В данный момент улыбка его была несколько натянутой и печальной. Обычно же он просто улыбался. А если был доволен, громко хохотал. Впрочем, мать его тоже отличалась веселым нравом.
– Итак, Бернардино, ты заявил в полицейском участке, что видел в ту ночь дона Антонио выходящим из машины.
– Да, приблизительно около половины четвертого.
– А что было потом?
– Ничего, кроме того, что я уже рассказал детективу. В ту ночь, хотя на следующее утро мне надо было чуть свет ехать в Алькасар, я возвращался домой очень поздно. Мы с дружками… Нет, нет, не подумайте ничего плохого, мы просто играли в карты. Так вот, я возвращался домой по правой стороне улицы Толедо, как вдруг меня обогнала машина и остановилась в пяти метрах от моего дома. Дальше она проехать не могла, потому что в том месте ведутся строительные работы. Вот тогда-то я и увидел, как доктор выходил из машины с каким-то незнакомым мне мужчиной и как они вместе направились вверх по улице.
– Ты не обратил внимания, кто из них сидел за рулем?
– Нет, сеньор.
– А в какой дом они вошли?
– Нет, не видел. Я вошел к себе в дом и сразу же лег спать, а они отправились своей дорогой.
– Ты не слышал, машина потом отъехала?
– Нет, я уснул как убитый, сеньор Мануэль. Я ведь не спал с семи утра.
– Ты был последний, кто видел дона Антонио.
– Если бы я знал, я бы его окликнул.
– Мансилья, у вас есть к нему какие-нибудь вопросы?
– Нет, Мануэль, спасибо.
Спокойно улыбаясь, Бернардино покинул кабинет, Плиний задумчиво уставился в пол.
– Хочешь я скажу, о чем ты сейчас думаешь, Мануэль? – спросил дон Лотарио, понаблюдав за ним несколько секунд.
– О чем?
– О том, что Антонио в ту ночь по разным делам появлялся в одном и том же квартале.
